- Повесить его! - крикнул чей-то голос.
- Повесить? Это слишком великодушно.
Толпа двинулась на графа. Я увидела, как он упал… и Леон был там.
Из крика Леона я не разобрала ни слова, но ясно было, что он командовал толпой.
Графа уволокли. Я видела, как он пытался отбиваться, но даже он не мог справиться с таким множеством людей. От страха и ужаса мне сделалось дурно. Я затряслась от отчаяния.
О Боже, подумала я. Он прав. Уже слишком поздно.
II
Сзади ко мне подошел Периго.
- Мадемуазель, мы должны идти… быстрее.
- Нет, - сказала я, - я никуда не пойду.
- Ничего нельзя сделать.
- Что с ним будет?
- Мадемуазель, по всей стране убивают таких, как он. Он хотел, чтобы вы немедленно отправились в Англию. Здесь вам не место.
Я покачала головой.
- Я не уеду до тех пор, пока не узнаю, что с ним случилось.
- Мадемуазель, - печально произнес Периго, - сейчас мы уже ничего не сможем сделать. Надо выполнить его волю.
- Я останусь здесь до тех пор, пока не узнаю, что с ним стало, - твердо повторила я.
Я вернулась в свою комнату в замке. Обессилев, присела на кровать, не переставая думать о графе. Что с ним сделают? Какому наказанию подвергнут за то, что называют веками несправедливости? Его преступление состояло в том, что он принадлежал к угнетателям. Теперь настал черед других угнетать.
Граф изо всех сил старался спасти меня. В это страшное время все мысли были только обо мне. Если бы он не вернулся в замок вместе со мной, теперь был бы в Париже. Конечно, в городе сейчас небезопасно, но он был бы вместе со своими собратьями, при дворе, и, разумеется, они смогли бы оказать бунтовщикам достойное сопротивление.
Что я могу сейчас предпринять? Что мне делать? Остается только ждать.
Куда его увели? Где он теперь?
Я боялась об этом думать.
Леон оказался предателем. А он мне очень нравился. Трудно поверить, что именно он вел толпу против графа. Почти всю жизнь он воспитывался в замке - его кормили, одевали, учили. И все это время он таил такую ненависть, что при первой же возможности восстал против своего благодетеля. Да, его брат-близнец погиб по вине графа, а такое не забывается никогда.
Но ведь граф пытался расплатиться за свой нечаянный поступок. Он ввел Леона в свой дом. Леон получил возможность помогать своей семье. Урсула также помогала им. Но они не простили. Должно быть, все эти годы они ждали отмщения, и Леон так тщательно скрывал свои истинные чувства, что всех обманул.
Именно Леона я увидела в вечер бала. Это должно было насторожить меня. Но в то время я не смогла в это поверить и убедила себя, что ошиблась.
Однако какой прок размышлять об этом сейчас? Теперь только одно имеет значение - что будет с человеком, которого я люблю.
Я стояла у окна, всматриваясь в темноту. Вдалеке увидела мерцающий огонек. Я вгляделась. Там ли он сейчас? Его предадут смерти. Я прочла это в глазах толпы… ненависть к тем, кто родился в богатстве и обладал тем, чему она завидовала.
Мне показалось, что в это мгновение у меня внутри что-то оборвалось. Моя жизнь больше не будет такой, как прежде. Она предоставила мне возможность - любить, жить полноценно, возможно, в опасности, - но я прошла мимо. Мое пуританское воспитание не позволило мне принять то, что предложила жизнь. Я хотела убедиться наверняка… и упустила свой шанс.
Это должно было произойти. Это было неизбежно. Но, по крайней мере, мы смогли бы насладиться нашей любовью.
Кто- то вошел ко мне в комнату. Я стремительно обернулась и увидела Ну-Ну.
- Итак, они схватили его, - сказала она. - Они схватили графа.
Я кивнула.
- Помоги ему Господь. Они не в настроении нежничать.
- Эти безумцы! - с чувством произнесла я. - Они похожи на дикарей. И ведь это его люди… люди, которые жили в его поместье, видели от него благодеяния.
- Такие разговоры могут быть опасны, - заметила Ну-Ну.
- Пусть! - воскликнула я. - Ну-Ну, что с ним сделают?
- Всего вероятнее, повесят, - бесстрастно сказала она.
- Нет!
- Именно так они и поступают. Вешают знать на фонарных столбах. Я слышала об этом. Толпа взяла Бастилию. Это начало. Начало Царства Ужаса. У графа и ему подобных нет никаких шансов. Я рада, что моя Урсула умерла. Это было бы ужасно. Знайте, они не щадят и женщин.
Я не могла смотреть на нее. Она была совершенно спокойна, но говорила со злорадством.
- О да, - продолжала Ну-Ну, - очень хорошо, что она умерла раньше. Она бы не пережила этого.
Я не хотела ни видеть, ни слышать Ну-Ну. Самым моим сильным желанием было остаться наедине со своей печалью.
Но старая нянька села рядом со мной и дотронулась до меня холодной рукой.
- Теперь ты никогда не будешь вместе с ним, да? - сказала она. - Ты никогда не ляжешь с ним рядом и не предашься тому, чего так боялась Урсула. Ее мать была такой же. Подобные женщины встречаются. Им нельзя выходить замуж, это несправедливо по отношению к ним. Но их держат в неведении… до определенного момента… а затем внезапно все открывают, и они находят жизнь невыносимой. Такой была моя малышка Урсула. Она была счастливым ребенком… играла в куклы. Она любила своих кукол. Ее называли Маленькой мамой. А затем… ее выдали замуж за него. Любой на его месте был бы лучше. Она была так похожа на свою мать… во всех отношениях… да, во всех отношениях.
Мне хотелось, чтобы она ушла. Я не могла ни о чем думать, кроме как о графе. Что с ним сделали? Я знала, что от унижения он будет страдать больше, чем от физической боли. Я постоянно вспоминала о том, что, когда впервые увидела его, окрестила его Дьяволом на коне. Такой гордый, такой грозный, неуязвимый.
- Теперь я могу сказать правду, - говорила Ну-Ну. - На мне словно висел тяжелый груз. Мне всегда хотелось рассказать правду. Много раз я готова была сделать это. Вы ведь подозревали его, да? Все подозревали его - и вас тоже. Да, кое-кто считал, что вы тоже приложили к этому руку. У него ведь был мотив, не так ли? Он был связан с нею… она не могла дать ему сына, и вот появилась молодая здоровая девушка… вы, мадемуазель. Легко понять, что он чувствовал по отношению к вам. Ведь все сгорали от нетерпения, не так ли? Я смеялась, думая о Габриэлле Легран. Каким это было для нее ударом… хотя она должна была понимать, что не ее он возьмет в жены, даже если станет свободным. Но ведь они надеялись, не так ли? Уж такого они высокого мнения о себе. А ведь Габриэлла давно уже стала для него всего лишь необременительной привычкой.
- Пожалуйста, Ну-Ну, - попросила я. - Я очень устала.
- Да, вы устали, а его схватили, ведь так? Ему не будет пощады. Но и сам-то он не проявлял особенного великодушия, не правда ли? Сейчас он уже раскачивается на фонарном столбе. Возможно, его повесят прямо в собственном замке.
- Прекратите, Ну-Ну.
- Я ненавидела его, - яростно сказала она. - Я ненавидела его за то, что он сделал с моей Урсулой. Она в ужасе ждала его приходов.
- Вы же признали, что так было бы с любым мужчиной.
- Возможно, некоторые проявили бы больше сочувствия.
- Ну-Ну, пожалуйста, оставьте меня одну.
- Только после того, как все вам расскажу. Вы обязаны выслушать меня. Будет лучше, если вы узнаете правду. Теперь она вам не поможет. Возможно, именно поэтому я все и говорю вам. Я хорошо знала ее мать. Она была добра по отношению ко мне. Взяла меня к себе, когда у меня случилась беда… я лишилась мужа и ребенка. Она положила мне на руки Урсулу и сказала: «Теперь это твой ребенок, Ну-Ну». И у меня появилось то, ради чего стоило жить. Она стала моим дитятком. Моей любимой девочкой. И я перестала горевать о собственном ребенке. Ее мать болела. Она была похожа на Урсулу… безвольная… не хотела ничего делать, отказывалась от еды… затем начались боли. Они усиливались. Она ужасно страдала. Просто сходила с ума от боли и однажды покончила с собой, будучи не в силах больше терпеть. То же самое должно было случиться и с Урсулой. Она была похожа на свою мать. Я это знала, не так ли? Кто мог знать это лучше меня? У нее начались боли… сначала легкие, как у ее матери, и я пригласила врачей. Они сказали, что Урсула страдает той же болезнью, которая сгубила ее мать. Я поняла, что будет дальше…