Пока он говорил, мне показалось, будто моя покойная мать пришла и встала позади него. Я так зримо увидела радость в ее глазах, текущие по щекам слезы.

- Ну же, Минелла? - мягко спросил Джоэл.

- Возможно, - сказала я. - Слишком поздно.

- Что вы имеете в виду… слишком поздно?

- Я хочу сказать, что теперь все обстоит по-другому.

- Вы хотите сказать, если бы я сделал вам предложение перед отъездом… все было бы иначе?

- Жизнь не стоит на месте, не так ли? Я переросла Деррингем. Несколько дней назад я даже не предполагала, что когда-нибудь вновь увижу вас. И вот вы возвращаетесь и предлагаете выйти за вас замуж. Вы просите меня за несколько минут принять решение, которое изменит всю мою жизнь.

- Понимаю, - сказал он. - Мне следовало бы подождать, дать вам возможность привыкнуть к тому, что вы снова видите меня. Хорошо, Минелла, мы подождем. Подождем несколько дней. Подумаем о смысле всего происходящего. Вспомним наши прогулки верхом и пешком и все то, о чем мы говорили. Вы вспоминали об этом?

- Да, это было хорошее время.

- Дорогая, впереди нас ждет много хорошего. Мы вернемся туда, где мы свои. Мы будем вместе. Будем наблюдать за сменой времен года и постоянно сближаться друг с другом. Помните, как мы с самого начала нашли общий язык? Наши мысли всегда совпадали, не так ли? Никто не оказывал на меня такого сильного воздействия, как вы. Минелла, именно этому обрадовалась бы ваша матушка больше всего на свете.

Этими словами я была глубоко тронута. Джоэл прав. Мама, всегда желавшая для меня самого лучшего, отчаянно хотела именно этого. Я представила, как она залезает в ларец с приданым, чтобы купить мне наряды, и буквально услышала ее радостный шепот: «В конце концов оказалось, что все это не напрасно».

Ради мамы я должна была задуматься над всем этим.

Увидев, что я колеблюсь, Джоэл торжествующе воскликнул:

- Да, Минелла, нам нужно время, чтобы обо всем подумать. Но, дорогая моя, у нас его мало. Здесь мы находимся у края вулкана. Я почувствую себя в безопасности только на борту шхуны, несущейся к английскому берегу.

Я испытала облегчение - от меня не требовалось немедленного принятия решения. Мне хотелось подумать одной.

Я не любила Джоэла. Он нравился мне, я его уважала, верила ему, понимала его и ясно видела жизнь, которая ждет меня вместе с ним. Джоэл был в высшей степени достойной партией, именно такого человека выбрала бы мне мама.

А граф? Люблю ли я его? Этого я не знала. Я лишь сознавала, что он волнует меня так, как никто прежде. Верю ли я ему, уважаю ли его? Как я могу верить тому, кого подозреваю в убийстве собственной жены? Понимаю ли я его? Как я могу узнать, что происходит в этом изощренном мозгу? А жизнь, которая ждет меня с ним? Я вспомнила слова его жены. У него ко мне страстное влечение, но как долго оно продлится? Я подумала о его любовнице, похожей на паука, поджидающего муху. И фон всей жизни - эта истерзанная страна, где в любой миг может разразиться катастрофа. А что в таком случае произойдет с графом и его семьей?

Я подумала о мирных зеленых лужайках Англии, лесах, в начале лета окутанных голубой дымкой колокольчиков. Подумала о зарослях первоцвета и фиалок, об осеннем сборе лесного ореха, и меня захлестнула волна ностальгии. Я представила себе, как мы собираем краснотал и наполняем им вазы, как я вывожу учеников на прогулку в лес, чтобы позаниматься на природе ботаникой.

Эти воспоминания вернул мне Джоэл, и мне показалось, что моя мама как никогда близка ко мне.

Джоэл сжал мою руку.

- Дорогая Минелла, подумайте об этом. Подумайте о том, что это может значить для нас обоих.

Взглянув на него, я увидела, какое у него доброе лицо, и подумала, как же он похож на своего отца. Я знала: если Джоэл привезет меня домой в качестве своей жены, сэр Джон и леди Деррингем радушно примут меня, пусть даже я - не та невеста, которую они выбрали бы для сына. Я знала, что в моей власти завоевать их любовь и я смогу без особого труда преодолеть все препятствия, отделяющие меня от счастливой жизни, которую желала мне моя мать.

Разумеется, остается еще граф.

Если бы я никогда не встречала его, не было бы никаких колебаний. Но после нашего знакомства моя жизнь изменилась.

Следующие два дня я провела в обществе Джоэла. Он не говорил о браке и вел себя очень тактично. Мы много гуляли вместе, беседовали на близкие ему темы: о болезни короля Англии; необузданности его сына, принца Уэльского; о недовольстве народа королевским семейством; о различиях в проявлении народного недовольства здесь, во Франции.

- У нас разный темперамент, - говорил Джоэл. - Не думаю, что в Англии дело дойдет до революции. Существует различие между богатыми и бедными, зреет возмущение, порой доходит до бунтов… но атмосфера совершенно иная. А здесь грядет революция, Минелла. Она уже нависла… прямо над нами… готовая вот-вот разразиться.

Он очень хорошо разбирался в сложившемся положении, и, по иронии судьбы, от него я узнала больше, чем от кого бы то ни было. Джоэл был зрителем, следившим за представлением с наилучшей точки. Кроме того, он был умен, проницателен и хорошо разбирался в политике.

- Людовик для своего времени худший король, - говорил Джоэл. - Печально, потому что человек он неплохой. Но он слаб. Он хочет быть хорошим. Он сочувствует народу, но он слишком вял. Верит, что все люди, как и он сам, действуют исключительно из наилучших побуждений. Бедная Франция! А королева, бедная Мария-Антуанетта! Она была слишком молода для того, чтобы на нее взваливали такое бремя. О, она виновна в чрезмерной роскоши. Но она была ребенком. Только представьте, она вырвалась из-под опеки своей суровой упрямой матери и стала избалованной любимицей развращенного французского двора. Разумеется, это вскружило ей голову, а она была слишком легкомысленна, чтобы понять, какой вред она причиняет своими действиями. Грядущее неизбежно, и Франции это не принесет добра. Толпа получит головы всех аристократов, какие только попадут к ней в руки, - независимо от того, являются ли они ее врагами. Существующая несправедливость должна быть устранена, но самое сильное чувство в мире - это зависть, и скоро сброд в отрепьях пойдет на дворянина в замке.

Слушать это было неприятно, и я постоянно думала о графе.

Джоэл любил гулять со мной после наступления сумерек, чтобы иметь возможность показывать мне звездное небо - ослепительный Арктур, мерцающие Плеяды; а когда он показал Марс, краснеющий на горизонте, тот показался мне зловещим.

Я вновь ощущала радость от общения с ним. С Джоэлом никогда не бывало скучно. Мы постоянно что-то обсуждали и по-дружески спорили.

Это произошло днем, сразу после полуденной трапезы. В это время дом всегда засыпал. Почти все отправились на послеобеденный отдых - эту привычку я так и не смогла перенять.

Я находилась в своей спальне. Вдруг раздался стук в дверь и, отворив ее, я увидела конюха Армана.

- Мадемуазель, - сказал он, - я получил распоряжение от своего хозяина.

Своего хозяина? Разумеется, от графа. Разве не прибыл Арман вместе с нами из замка?

- Да, Арман?

- Господин граф хочет, чтобы вы встретились с ним, и я должен проводить вас к нему.

- Когда?

- Сейчас, мадемуазель. Он хочет, чтобы мы ушли как можно незаметнее. Чтобы никто не знал, что он находится поблизости.

- Он в Грассвиле?

- Неподалеку от городка, мадемуазель. Он ждет вас. Я оседлал вашу кобылу, она в конюшне.

- Дайте мне минутку, и я переоденусь для верховой езды.

- Да, мадемуазель, но я прошу вас поторопиться, и не говорите никому о том, куда вы направляетесь. Это приказ графа.

- Можете положиться на меня, - сказала я, чувствуя, как во мне нарастает радостное волнение.

Арман ушел. Заперев дверь, я поспешно переоделась. Мне повезло, и по дороге в конюшню я никого не встретила. Увидев меня, Арман с облегчением вздохнул.