— Ну конечно же! — воскликнула Ники. — Как я сразу не сообразила. Именно трубадуры. Теперь-то я припоминаю. Мама писала о Ле-Бо в книге об Элеоноре Аквитанской. Элеонора покровительствовала Бернару де Вентадуру, одному из самых известных бродячих певцов. Именно в Ле-Бо зародилось уважение к этой знатной особе и обряд почитания ее красоты. Первые трубадуры стали сочинять песни, петь и играть на лютнях именно там.

— Точно, — ответил Кли. — В свои лучшие времена, в дни расцвета крепость Ле-Бо называли Двор Любви — так прославилась она рыцарским отношением к женщине.

— Тогда я рада, что мы едем туда. Маме будет интересно послушать рассказ о Ле-Бо.

— Но я не собирался сегодня показывать тебе крепость и развалины, — торопливо проговорил Кли, скосив на Ники глаза. — Это не так-то просто, не говоря уж об изнурительной дороге в гору. На каблуках тебе туда не добраться.

Ники рассмеялась.

— Ладно. Я не очень-то настроена осматривать достопримечательности и лазать по горам нынешним вечером.

Вскоре Кли уже подъезжал к „Л'Юсто де Боманьер", примостившемуся у подножия белесых скал на окраине городка.

Поставив машину на стоянку, он провел Ники в знаменитый ресторан, где их приветствовал метрдотель, очевидно, хорошо знавший Кли. Для начала он предложил им аперитив на открытой террасе.

Десять минут спустя Кли поднял высокий бокал с шампанским и, чокаясь с Ники, сказал:

— Ник, дружок, пьем за тебя.

— И за тебя, Кли. — Поднеся бокал к губам, Ники улыбнулась и, отведав холодного искрящегося вина, попросила: — А теперь выкладывай, что еще мы сегодня отмечаем, кроме книги.

Он потянулся к ее руке на столе и накрыл ее ладонью.

— Мы празднуем то, что до сих пор живы, что мы вместе, что прожили свои жизни так, как хотели — во всяком случае, пока. И самое главное, мы празднуем то, что мы не только друзья, но и возлюбленные.

— Кли, ты замечательно сказал. Вот это действительно стоит отпраздновать. А кроме того, мы удачливы, правда? Большинство людей лишены того, что имеем мы, разве нет?

— К сожалению, да.

— Спасибо за то, что привез меня сюда. — Ники оглядела террасу, полыхавшую цветами. Растительность вокруг была роскошной, у подножия белых скал цвели деревья. — Тут так красиво... — Откинувшись на спинку стула, Ники бросила осторожный взгляд на Кли. — Думая о далеком прошлом этого городка, трубадурах, их песнях о любви, я начинаю подозревать, что ты в глубине души романтик, хотя тщательно скрываешь это.

— Я не собираюсь ничего скрывать, по крайней мере от тебя. Ты права, я немного романтик, — признался Кли с улыбкой, но сразу посерьезнел и задумчиво посмотрел на свой бокал.

Перемена в нем была едва уловимой, но Ники почувствовала ее и, наклонившись вперед, спросила:

— Что-нибудь не так?

— Нет-нет, конечно, нет, — ответил Кли, покачав головой, и посмотрел на нее долгим взглядом. — Я сказал тебе сегодня кое-что в порыве страсти, и ты, должно быть, подумала, что это сгоряча, не всерьез. Но дело-то в том, что я сказал это совершенно серьезно и готов повторить теперь, даже если ты этого слышать не желаешь... — Он помолчал. — Я люблю тебя, Ники.

Она, не отрываясь, смотрела на него. Ее огромные глаза сверкали. У нее не было и тени сомнения в том, что Кли говорит правду, что он искренен, — другим она его и не знала.

— Кли, — начала было она, но тут же замолкла.

— Тебе нет нужды уверять, что ты любишь меня, Ник. Может быть, любишь, а может, нет. У нас с тобой уйма времени, чтобы разобраться, что к чему. Однажды ты скажешь, что на самом деле чувствуешь по отношению ко мне, — когда будешь знать наверняка. Пока же я просто хочу сказать тебе — здесь, сейчас, когда мы не в постели, — что я люблю тебя. Люблю давно, сам того не подозревая.

Ее губы приоткрылись.

Кли покачал головой.

— Ни слова, Ники, только не сейчас. Не надо, — остановил он ее с нежной, любящей улыбкой.

— Но я хочу тебе кое-что сказать. — Ники замялась, а потом пробормотала: — Я столько всего чувствую, Кли. — Ей хотелось сказать, что она влюблена в него, но вместо этого проговорила: — Я люблю тебя как самого дорогого друга... — Конец фразы повис в воздухе.

— Знаю. — Он сжал ее руку. — Не стоит так волноваться.

Ники рассмеялась.

— Мне казалось, я совсем не волнуюсь. — Она вздохнула. — Последние дни были великолепны, Кли, у меня просто нет слов. — Тень грусти легла на ее лицо. — Как жаль, что скоро конец.

— Но это не так. Ты будешь со мной в Париже завтра вечером, а потом еще в пятницу и субботу. Ты только в воскресенье улетишь в Штаты. — Он нежно гладил ее руку, проводя пальцами маленькие линии. — Целых три дня и три ночи, не считая сегодняшнего вечера. — Наклонившись к ней, он поцеловал ее в кончик носа. — И все это время я буду любить тебя — где только возможно.

16

Внутри ресторан поражал взор так же, как и снаружи.

Интерьер был выполнен в средневековом стиле: сводчатый потолок, каменные стены и полы, стулья с высокими спинками, обитые сине-золотистой парчой, старинная провансальская мебель темного дерева и светильники под потолком в виде старинных фонарей. На каждом столе, покрытом цветастой скатертью, стояли тройной серебряный подсвечник и ваза с цветами; огромные букеты были также расставлены по всему залу.

Кли заказал ужин, еще когда они пили шампанское на террасе, так что первое блюдо им подали без промедления. Ники — дыню, а Кли — одно из фирменных блюд: равьоли с трюфелями и луком-пореем, которое он ей настоятельно советовал отведать.

— Ну хоть кусочек, — умолял он, — это же изумительно. Во рту тает. — Подцепив квадратик равьоли вилкой, он передал его Ники и стал наблюдать, как она ест.

— И в самом деле замечательно, — согласилась она и погрузила ложку в сладкую, сочную кавайонскую дыню, лучше которой, по утверждению Амелии, во всей Франции не сыскать. А ведь она права, решила Ники.

В ожидании основного блюда Кли говорил о книге и о том, в каком порядке следует расположить фотографии.

— Что скажешь? — откинувшись на спинку стула, сказал он.

— На словах все обстоит чудесно. Да и кому, как не тебе, лучше знать, что годится, а что нет. Ты уже издавал такие книги, а я в этом деле новичок. К тому же не забывай — я только пишу предисловие.

— Что значит „только"? Слово так же важно, как и зрительный образ.

— Не совсем. Хотя это приятно слышать.

— Я думал посвятить книгу Йойо и Май. Ты не против?

— Прекрасная мысль. Кстати, я все собиралась сказать тебе, что вот уже несколько дней я совершенно спокойна за Йойо. Уверена, что ему удастся выбраться.

— Будем надеяться.

У столика появился официант и стал наполнять бокалы белым вином, которое им принесли в начале ужина.

— Превосходное вино, мсье Донован, не так ли? — осведомился он.

— Великолепное. „Пулиньи Монтраше" — мне уже доводилось пробовать этот сорт. Если помните, именно вы его мне посоветовали, когда я был здесь в прошлый раз.

— Смею надеяться, что это так, — ответил официант с почтительной улыбкой.

— Ники, тебе понравилось вино? — спросил Кли. — Я выбрал его потому, что оно обладает замечательным свойством сохранять вкус, несмотря на крепкие приправы в еде. В рыбном блюде до-рада, которое мы с тобой заказали, терпкий апельсиновый соус. Да и сама рыба сдобрена специями на славу. Во всяком случае, это шардоннское вино подходит как нельзя лучше. — Устроившись поудобнее, Кли повернул бутылку и рассмотрел этикетку. — Отличное марочное вино, сделанное в Шардоннэ, деревне на Золотом берегу, единственном месте на земле, где выращивают этот сорт винограда.

Ники в изумлении смотрела на Кли, пораженная его неожиданно обширными познаниями по части виноделия.

— Я и не подозревала, что ты такой знаток вин, — сказала наконец она.

— Упаси Господи, какой я знаток! — Кли усмехнулся. — Просто люблю хорошие вина и раз уж живу во Франции, то решил узнать хоть немного о лучших здешних виноградниках. Не могу же я пить только домашнюю бурду, которую мы гоним на ферме. — Он нахмурился. — Что такое, Ник? У тебя такое странное выражение лица...