Ники внимательно посмотрела на Арча:
— Будет бойня и, может статься, сегодня ночью.
Арч, хоть и не сразу, но ответил ей столь же пристальным взглядом.
— Ты редко ошибаешься, Ники, — с расстановкой проговорил он, — и я готов согласиться с тобой. Войска пойдут в ход, как пить дать.
— Джимми говорит, днем на площади было спокойно. С тех пор ничего не изменилось? — спросила она.
— Не совсем, — ответил Арч. — Сейчас, я бы сказал, там более празднично. И тем не менее ходит много слухов о передвижении войск, солдат снова видели в различных районах Пекина. В вестибюле гостиницы я только что столкнулся с парнем из Си-эн-эн, он говорит, что слышал то же самое.
Весьма встревоженный, Арч сел за письменный стол и взглянул на Ники и Джимми.
— Мы должны подготовиться к бурному завершению недели. По меньшей мере, к напряженному.
— Это уж точно, — согласилась Ники.
Джимми промолчал. Вместо ответа он с крайне озабоченным видом принялся ходить по комнате из угла в угол. Наконец он произнес:
— Раз мы не можем вести прямой репортаж с площади, я сниму Ник в любой другой части города, как мы уже делали в начале недели.
— Не думаю, что снова стоит рисковать, — сказал Арч.
— Город кишит полицией, с камерой мы шагу не успеем ступить, как попадем в переделку.
— Может, стоит попробовать где-нибудь на окраине, подальше от Тяньаньмэнь? — продолжал настаивать Джимми. — Там наверняка спокойнее.
Арч снова покачал головой.
— Нет. Это небезопасно. Нельзя рисковать понапрасну. Нет, нет и еще раз нет...
— Не валяй дурака, Арч! — вскинулась Ники. — Не забывай, я военный корреспондент. И не один год проработала в опасных районах. Я думаю, мы должны послушаться Джимми...
— А я думаю, нет! — отрезал Арч непривычно резко. — Говорю тебе, что не собираюсь подвергать тебя опасности. Здесь, в Китае, я никого из группы не собираюсь подвергать опасности!
— Послушай, мне надоели телефонные репортажи с площади по сотовой связи! — воскликнула Ники. — Да и в Нью-Йорке, я убеждена, тоже устали показывать мое фото, сопровождаемое голосом за кадром. Пожалуйста, давай попробуем сегодня ночью снять репортаж на пленку живьем, неважно где. Я понимаю, что невозможно передать его в Нью-Йорк по спутнику, но мы сделаем это как-нибудь по-другому. Все равно компания получит материал вовремя и сможет показать его в воскресенье или в понедельник.
Повернувшись к оператору, она спросила:
— Можно вывезти пленку с курьером в Токио или Гонконг, как ты считаешь?
— Курьеры пока работают по-прежнему, — заверил ее Джимми. — Полагаю, мы могли бы заснять тебя в твоем номере, даже если ты будешь просто сидеть напротив камеры.
Джимми умолк и поспешил к окну. Он вышел на балкон, затем отступил на шаг и на мгновение замер, рассматривая балкон из комнаты. Потом обернулся к Арчу:
— Вот отсюда, я думаю, мы и заснимем Ники на фоне Чанань и Тяньаньмэнь. Это будет непросто, но попытаться стоит.
Арч, казалось, повеселел.
— Что ж, мы уже обсуждали это раньше, но всегда отказывались. Теперь у нас нет выбора. Снимая на балконе, удастся, по крайней мере, создать эффект присутствия, что нам в конечном счете и нужно.
— Я начну готовиться, — сказал Джимми.
Ники подошла к раскрытому окну, чтобы осмотреть балкон, затем, повернувшись на каблуках, обратилась к Джимми:
— Уверена, что это сгодится. Я целиком „за".
— Послушай, Ник, — сказал Арч, — боюсь, тебе придется заранее записать на пленку свое сообщение для ночного выпуска новостей, по-другому не получится. Мы сначала сделаем это, а потом снимем тебя на балконе, чтобы не позже понедельника Америка могла увидеть тебя во всей красе, живой и невредимой.
— Идет, — согласилась Ники. — А пока, если я вам не нужна, я схожу ненадолго на площадь. — Взглянув на Арча, она добавила: — А где Люк? У Памятника погибшим?
— Он был там вместе с Кли, когда мы расстались.
— Тогда давайте там и встретимся. Мне нужно немного пройтись, чтобы присмотреться к происходящему, узнать, нет ли чего нового. Поговорю с Йойо и еще с кем-нибудь из студентов.
— Мы присоединимся к тебе примерно через час, — ответил Арч. — Я только свяжусь с редакцией.
— Тогда до встречи.
Ники ловко и не без изящества закинула сумку за плечо и быстрым шагом вышла из комнаты.
После ее ухода Арч еще несколько минут сидел в кресле, глядя на закрытую дверь. Он думал о Николь Уэллс.
Всякий раз, когда в очередной горячей точке планеты она вот так уходила на работу, ему хотелось предостеречь ее, напомнить об осторожности, но он приучился владеть собой. Арч усвоил это правило давным-давно, еще на заре их дружбы, после того, как не раз и не два попадался на ее острый язычок. Ему хотелось избавиться от желания заботиться о ней, но ничего из этого не получалось. Чувства оказывались ему неподвластны. Так или иначе, но он был не одинок: Джимми и Люк делили с ним эту ношу, беспокоясь за Ники ничуть не меньше. А она то и дело пугала их до смерти своими рискованными вылазками.
Не было никакого сомнения в ее отваге. Она была бесстрашна, не обращала внимания на опасность, плевать на нее хотела. Казалось, опасность даже доставляла ей удовольствие. Ему не раз приходило в голову, что эта девочка ведет себя так, словно не ставит свою жизнь ни в грош. Но он знал, что это не так. На самом деле Ники любила жизнь, даже если иногда и пренебрегала собственной безопасностью.
Арч вытащил из кармана пачку сигарет, вынул одну и закурил. Конечно, главное — это информация, ради нее работают все они, ради нее работает и она. Поиск информации — основа основ, и Арч понимал почему. Ники Уэллс была такой же, как и другие военные корреспонденты; она хотела находиться в центре событий, там, где можно получить самые сильные впечатления.
„Что поделаешь, та же порода. Кремень", — размышлял он, затягиваясь сигаретой. Он вспомнил ее отца. Эндрю Уэллс, сейчас весьма уважаемый обозреватель „Нью-Йорк таймс", в годы молодости тоже был широко известным военным корреспондентом. А чего стоит ее мать, Элиза Эллиот Уэллс, обладатель Пулитцеровской премии, видный корреспондент-международник, автор серьезных исторических трудов!
Арч частенько размышлял о том, каково приходилось Ники с такими необыкновенными родителями, которые таскали ее по белу свету в поисках броских заголовков для своих респектабельных газет и которые в то же время обожали свое единственное дитя. А в том, что они обожали ее, Арч не сомневался.
Однажды Ники по секрету поведала ему, что отец звал ее Ник потому, что хотел сына. Это многое объяснило Арчу, многое раскрыло в ее характере, в ее привычке в минуту опасности полагаться на Бога и черта. Она хотела быть храбрым „сыном", во всем желающим превзойти отца и всегда стремящимся заслужить его одобрение.
„Какая же тяжкая ноша досталась этому ребенку", — подумал Арч, гася сигарету. Он никогда не желал, чтобы Рахиль, его дочь, была похожей на мальчишку. Он любит ее такой, какая она есть, и не хочет, чтобы она хоть на йоту изменилась. Дочь была не только его гордостью и радостью. Когда он развелся с ее матерью, она стала ему великой опорой.
Ну, а Ники... Она, конечно же, была не такой, как все, несомненно, из-за того, что через многое прошла еще в детстве, а не потому, что произошла на свет от столь выдающихся родителей. К тому же она много путешествовала, была хорошо образована, умна, хладнокровна, решительна и весьма честолюбива. Пугающее сочетание в молодой женщине — давно уже решил про себя Арч.
Как ни печально, личная жизнь ее не удалась, так ему казалось. Сейчас у нее не было друга. По крайней мере, он не слышал, чтобы она кого-либо выделяла с тех пор, как ее последний роман оборвался столь несчастливо. „Настоящая трагедия, — думал он. — На какое-то время она сломила Ники. Неужели она все еще мучается, неужели страдает из-за того, что все кончилось так ужасно?" — удивлялся он. Ему было трудно судить о ее чувствах, она никогда ни с кем не обсуждала свои личные неурядицы и всегда старалась держаться молодцом. Сам же он не хотел вмешиваться. Ники неистово охраняла свою личную жизнь. „И правильно, — решил он. — Не мое дело, чем она занимается вне работы. И так уж я слишком пекусь о ее благополучии".
