Январь выдался жутко холодный, другого такого Шарлотта даже не могла припомнить. К середине месяца Темза уже замерзла, и на льду, готовясь к предстоящей ярмарке, установили палатки. Из Лондона было невозможно выехать, поскольку все дороги занесло снегом, торговля замерла, однако люди не унывали — ведь уже был близок конец войны с Наполеоном.

Регент простудился, и у него разыгрался ревматизм. Он был очень раздражен, и доктора не отходили от его постели; Шарлотта тоже чувствовала себя довольно плохо; стоило ей высунуть нос за порог, как она тут же съеживалась и напоминала выжатый лимон.

Однако к концу месяца наступила оттепель, и все приободрились.

В свой день рождения Шарлотта поехала навестить мать. Она была обижена тем, что отец не приехал ее поздравить. Правда, он не забыл про ее день рождения, но заранее предупредил, что не сможет с ней повидаться, поскольку пообещал присутствовать на крещении. Однако Шарлотта говорила себе, что если бы отец действительно хотел побыть с ней, он бы отклонил все другие предложения. Сказав о том, что они не смогут встретиться, отец подарил Шарлотте роскошный бриллиантовый браслет; он был великолепный и очень ценный; с тех пор Шарлотта все время носила его — даже в неподходящих ситуациях — однако не осмеливалась сказать отцу, что его присутствие будет значить для нее больше, чем сверкающая безделушка.

Но хотя бы она смогла повидаться с матерью — и то хорошо. Каролина бурно выражала свои восторги и любовь. Если бы ее крошка не приехала к мамочке, мамочка велела бы Броугхему и Уитбреду предпринять какие-нибудь решительные шаги! Она не позволит, чтобы ее держали вдали от дочери. Ну, а теперь Шарлотта должна осмотреть библиотеку, которая только что доделана. Каролина заявила, что Коннот-хаус ей безумно нравится. Здесь гораздо лучше, чем в затхлом, старом Кенсингтонском дворце.

Шарлотта полюбовалась библиотекой, которая была украшена чрезвычайно пышно. Шесть больших книжных шкафов сделали по эскизам самой принцессы Уэльской. Каролина обратила внимание Шарлотты на статуи, украшавшие книжные шкафы: каждая держала в руке лампу. Вообще, в комнате было много статуй, а картин повесили столько, что на стене практически не осталось свободного места.

— Ну! — воскликнула Каролина. — Какого ты мнения о моей библиотеке?

— Она великолепна, мама.

— Я именно этого и добивалась. Почему бы мне не окружить себя великолепием... и забавными, умными людьми, а? Его презрение еще не означает презрения всего остального мира. О нет!

— Конечно нет, мама.

— Моя крошка Шарлотта меня не презирает, правда? Она любит свою старенькую мамочку, и я верю, что она при первой же возможности поселится со мной под одной крышей. Разве не так?

— Если это будет возможно, — нерешительно откликнулась Шарлотта.

— Но когда-нибудь это ведь случится! С тобой не смогут вечно обращаться, как с ребенком.

— Когда я выйду замуж...

— Выйдешь замуж... Ох, уж эти мне сплетни! Шарлотта поняла, что матери неизвестно о помолвке; и действительно, о ней официально не объявляли, но принцесса полагала, что матери все равно сообщили.

— Так что же? — вскричала Каролина. — Выходит, это правда?

— Видите ли, мама, между мной и принцем Оранским существует взаимопонимание.

— Принц Оранский? Тощий заморыш без подбородка и — до недавнего времени — без королевства?

— Мой отец очень хочет этого брака.

— Старый мошенник! Но почему? Почему мою драгоценную дочь нужно отдавать этому юнцу? Это чудовищно! А регент хочет! Но ты-то сама не можешь хотеть, Шарлотта. Ты не можешь хотеть выйти за него замуж. Он тебя недостоин.

— Я... я не считаю его омерзительным.

— Не считаешь его омерзительным! Бог ты мой, да разве так говорят о будущем муже? А привлекательным ты его считаешь? Ну, конечно, нет. Я знаю, чего добивается этот старый хрыч! Он хочет убрать тебя со своего пути. Он завидует тебе, Шарлотта. Ему известно, что тебя люди обожают, а его ненавидят. Поэтому он хочет упечь тебя подальше... чтобы о тебе позабыли.

— Я не желаю уезжать в Голландию.

— Да, ты не должна уезжать. Тебе следует твердо стоять на своем, моя кошечка. Боже, только подумать, что мне не сказали о помолвке моей собственной дочери!

— Я откажусь покидать Англию.

— И правильно. Откажись! И от него тоже откажись. Ты же губишь себя, Шарлотта... а зачем, с какой стати? Ты должна сама выбрать себе мужа... кого-нибудь вроде коротышки Гессе. — Каролина игриво ткнула дочь локтем в бок. — О, этот капитан тебе очень нравился, да? И меня это не удивляет, он ведь маленький чаровник.

Шарлотта вспомнила про то, что капитан так и не вернул ее письма, и отодвинулась от матери — ведь именно она покровительствовала этой дружбе.

— А Фицкларенс? Я слышала, что и бастард Суссекса положил на тебя глаз.

Шарлотта рассмеялась.

— О, д'Эсте! — сказала она. — Да, он написал мне безумно страстное письмо.

— Юный шалопай! На что он надеется, а?

— Ни на что, но пишет прелестно.

— А я тебе ручаюсь, что он лелеет надежды и мнит себя твоим кузеном... хотя кузен он весьма сомнительный... сколько бы эта женщина ни твердила, что они с Суссексом женаты, на самом деле она не может считаться его законной супругой, и тебе не позволят выйти замуж за юного д'Эсте, хотя он считает себя твоим двоюродным братом.

— Да я все равно помолвлена с принцем Оранским.

— И очень страдаешь. Я же вижу. Ну, расскажи все своей мамочке!

Шарлотта принялась рассказывать о своих переживаниях, а Каролина слушала, сочувственно кивая. Шарлотта неожиданно обнаружила, что матери очень легко открывать душу.

— Ну, что ж, любовь моя, — сказала наконец принцесса Уэльская, — если бы у меня было право голоса — которое я как мать, должна была бы иметь, — я бы никогда не разрешила им выдавать тебя замуж за человека, который тебе не мил. Мне слишком хорошо известно, что такое несчастный брак. И я думала, твоему отцу тоже. Не понимаю, почему он тебя заставляет... ведь это иначе как принуждением не назовешь.

— Мне не кажется, что он считает это принуждением. Я увидела Оранского и сказала, что он мне нравится... совсем немножко.

Вот опять она начинает выгораживать одного родителя, беседуя с другим. Однако, на самом деле слова матери действовали на нее успокаивающе.

— Моя дорогая, — сказала Каролина, — ты не должна соглашаться на то, что тебе отвратительно. Ты должна приехать ко мне, и мы найдем какой-нибудь выход.

— У меня есть добрые друзья. Мисс Найт и мисс Элфинстоун — спокойные, трезвомыслящие женщины, они всегда пекутся о моем благе. Они говорят, что нужно подождать и посмотреть, как все получится. О помолвке еще даже не объявили во всеуслышание.

— Ах, какие добрые люди! — вскричала Каролина. — Я рада, что у тебя есть друзья. Но не забывай, что у тебя есть еще и мать.

— Я не забываю, мама. Я знаю, что всегда найду вас здесь и вы всегда меня поддержите... если сможете.

— Я всем сердцем буду тебе помогать, моя драгоценная. Подумать только: тебя заставляют выйти замуж за человека, который тебе не по душе! Этого не должно случиться. Вот, посмотри на свою маму... Я вышла замуж... не скажу, чтобы совсем против моей воли. Мне сказали, что у меня будет лучший жених во всей Европе. О Боже, сколько небылиц я про него слышала! А портрет, который мне прислали! Он был вставлен в бриллиантовую оправу, но сделан лет за двадцать до того. О, какое же потом меня ждало горькое разочарование! Мне не сказали, какой он жирный, не предупредили о его манерах. Едва взглянув на меня, он потребовал бренди — чтобы не пасть духом. Вот вам и Первый Джентльмен Европы! Я недавно обращалась к гадалке. Она и тебе могла бы погадать по руке. Знаешь, что она мне сказала? — Что я избавлюсь от него, если отправлюсь путешествовать. Я всегда хотела попутешествовать, Шарлотта. Это было одно из самых моих заветных желаний. Я мечтала путешествовать и иметь много детей... моих собственных малюток, которых я могла бы холить и лелеять. «Да, мадам, — сказала гадалка, — вы увидите мир, и у вас будет новый муж... который вас будет любить». Вот видишь!