Письмо Мэри открыло ему возможность хотя бы попытаться вернуться к своим прежним стремлениям — быть независимым человеком, но таким, какого он сам мог бы уважать. Он ехал Домой, чтобы начать все сначала. Не важно, как получится, впервые после Йеля он чувствовал, что поступает правильно, что он делает верный шаг.

Он скомкал письмо в плотный шарик и бросил его в темнеющую воду.

Проследив глазами за крохотным клочком бумаги, покачивавшимся в мутной реке, и затем исчезнувшим из виду, он глубоко вдохнул чистый, влажный воздух и тихонько усмехнулся, потому что первое судно, на которое он смог купить билет в Джорджию, было шхуной «Мэри».

ГЛАВА XXIV

«Сара» было новое судно на знакомом маршруте от Дэриена до Сент-Саймонса. Во всяком случае, для Хорейса оно было новым — чистый, невысокий белый пароход, лучше ухоженный, чем «Южная Каролина» или «Магнолия». Пока садилось солнце, он стоял на маленькой палубе для пассажиров и смотрел, как большой шар тускнел, переходя из ярко золотистого в оранжевый, потом в красный цвет, и опустился к болотам; на небе с множеством тонких, узких облачков остались розоватые полосы с бледно-зеленым отблеском по краям. Воздух стал темно-золотистым, он был теплый, мягкий, ласковый. Родные места.

Он нервничал. Было бы нечестно отрицать это, а он твердо решил быть честным с собой и, по возможности, быть честным по отношению к другим. В такую погоду менее чем через час капитан Стивенс приведет свой красивый маленький пароходик к пристани в Джорджии. Когда они вошли в Олтамаху, он вспомнил кипарисы, маячившие как привидения в ту дождливую мятежную ночь много лет тому назад. Впервые за всю свою зрелую жизнь он был убежден, что избрал правильный путь. Что бы ни ожидало его впереди, он будет помнить об этом.

Хорейс был единственным пассажиром у капитана Стивенса, и он подумал, что было бы хорошо подняться в рубку, чтобы познакомиться с этим румяным датчанином, приехавшим на Сент-Саймонс во время его отсутствия. Приобрести нового друга будет очень кстати, — ведь, он окажется в окружении стольких старых друзей, которые потеряли с ним всякую связь.

Поднявшись на лесенку к рубке, он на минуту остановился, чтобы составить мнение о капитане, который сидел, потихоньку напевая, свободно наклонив свои тяжелые, широкие плечи над деревянным рулевым колесом, послушным его мускулистым рукам. «Он примерно моего возраста», — подумал Хорейс, и, улыбаясь, отметил различие в их внешности.

Капитан Стивенс был великаном, он был весь массивен и фигурой, и конечностями. Он понравился Хорейсу с первого знакомства в Дэриене. Это был открытый, прямой человек.

— Славное суденышко, капитан, — сказал он, перекрывая шум машины.

Великан повернулся с улыбкой.

— А вы подойдите сюда и возьмите руль, Гульд. Не соблазняйтесь только его красотой. — Он говорил с сильным датским акцентом, по голосу чувствовалось, что он легко смеется.

Хорейс взял гладкое, полированное колесо и сел на капитанское место.

— Вам придется помогать мне, капитан. Я привык к реке, но я, безусловно, не рулевой.

Наклонясь под низким потолком, Чарльз Стивенс стоял позади него и примерно на расстоянии мили давал Хорейсу точные указания. Он знал воды вокруг Сент-Саймонса так, как будто он вырос там, а не в далекой Дании. Поворачивая рулевое колесо «Сары» согласно указаниям Чарльза Стивенса, Хорейс думал о том, было ли этому уверенному человеку когда-нибудь нужно, чтобы его успокаивали по какому-нибудь поводу. Испытывал ли он когда-нибудь страх перед кем-нибудь или чем-нибудь? Они входили в пролив Баттермильк и капитан Чарльз взял руль.

— Лучше здесь я возьму, Гульд. Вы любуйтесь пейзажами. Вы совсем скоро окажетесь, наконец, дома.

Хорейс нахмурился.

— Откуда вы знаете, что я еду домой?

— Вы забыли, что я уже больше года живу на вашем острове. Этого достаточно, чтобы знать о вас все, друг мой. На Сент-Саймонсе все знают о вас.

Хорейс почувствовал, что у него внутри все сжалось.

— Надеюсь, они дадут мне возможность начать жизнь заново.

Капитан Стивенс провел свое судно в пролив и, откинувшись назад на стуле, взглянул на Хорейса.

— Начать заново всегда сложно, Гульд. Не думайте, что вам будет легко. Сент-Саймонс — очень маленький мирок.

— Как вам удается, капитан, — вам, человеку откровенному, — находиться среди южан с их сладкими речами?

Чарльз усмехнулся.

— Когда я только что приехал сюда, — думаю: они действительно искренне говорят эти прекрасные слова? или они говорят просто для того, чтобы это красиво звучало, как музыка? Ха! Я вас обижаю, Гульд?

— Уж только не меня, — засмеялся Хорейс.

— Я имел дело с северянами, южанами, людьми с запада, креолами, европейцами, городскими ловкачами, деревенскими неотесанными парнями, — может быть, мне будет нелегко понимать мою семью. Жители прибрежной Джорджии говорят на своем особом языке. Вы говорите как жители Сент-Саймонса, но без — как бы это сказать — без патоки.

— Спасибо. Это мне довольно приятно.

— А, не правда ли, Стивенс, это удивительные места?

— Вам здесь больше всего нравится?

— Больше, чем где бы то ни было, из тех мест, где я был.

— Вы рады, что возвращаетесь домой, Гульд?

Хорейс ответил не сразу.

— Мне хотелось бы никого не видеть, кроме моей семьи, несколько недель. Но — да, я рад, что я уже почти там.

— Я тоже рад, что уже почти там, потому что я влюблен.

— Поздравляю! Кто эта барышня?

— Мисс Сара Дороти Хей. Видите? — Он указал толстым пальцем на имя «Сара», выведенное и внутри и снаружи рубки пилота. — Я назвал ее именем первое, мое собственное судно. А-а, она первая красавица острова. Она самая красивая женщина, какую Господь вообще создавал когда-либо.

— Сара Дороти Хей? Я помню ее, когда она только приехала сюда из Англии, она была тогда маленькой девочкой, приехала с тетей и дядей — Фрюинами.

— Ну, теперь она не маленькая девочка, поверьте мне. Ей девятнадцать лет и она прелестная женщина. Так что держитесь на расстоянии, Гульд! — Он согнул свои мощные бицепсы. — Предупреждаю. Близко не подходите.

Хорейс засмеялся.

— Даю честное слово. Совершенно не думаю о женитьбе.

— Я тоже совсем не думал о женитьбе, но Сара Дороти Хей совершенно перевернула мои планы.

Они были уже в виду Сент-Саймонса, и Хорейс сказал:

— Наверное, милые дамы на острове сплетничают по поводу гульдовского блудного сына, который уехал из родного дома ради того, чтобы вести безнравственную жизнь на реке.