— Алиса Гульд, — повторила Мэри так властно, как могла, — Джим не может достать доктора. Если Рина не поможет тебе, и ты, и ребенок, оба можете умереть. Я не позволю тебе так поступить с моим братом.
Мэри следила за тем, как испуганными глазами Алиса обвела комнату, задержав взгляд немного дольше на Рине, спокойно покачивавшейся на стуле около каминной доски. Рина встретила ее взгляд уверенно, кивнула, подняла руку как бы в знак приветствия и вежливо улыбнулась. Мэри почувствовала, что напряжение ее невестки ослабло. Когда она наконец сняла руку, Алиса закрыла глаза и по щекам ее скатились крупные слезы. Это было выражением покорности.
— Не ради Джима, — прошептала она так тихо, так что ее слышала только Мэри. — Не ради Джима. Ради ребенка.
Мэри выпрямилась.
— Она теперь позволит тебе помочь ей, Рина, — сказала она.
Рина кивнула.
— Слышала, она не любит негров.
— Ну, — запинаясь, говорила Мэри, — она, понимаешь ли, это ее первый ребенок, и... она боится.
Прежде чем ответить, Рина пожевала своим беззубым ртом, как будто у нее был кусок, который надо разжевать и проглотить.
— Никогда ребенка не упустила.
— Ни одного? — спросила Каролина изумленно.
— Ни одного, — ответила Рина. — Некоторые потом умирают, не моя вина.
Мэри заметила слабую улыбку тети, поняла, что Каролина и Рина отлично справятся, и, всей душой жалея Джима, вышла. Никто не должен знать о том, что сказала Алиса, но Мэри никогда этого не забудет.
Она нашла брата в переднем дворе, он обкладывал ее розы соломой.
— Алиса позволит Рине помочь ей, Джим.
Он вздохнул, и впервые со времен его детства Мэри увидела в его темных глазах слезы.
— Что же это ты такое сказала ей, сестра?
— Я закрыла ей рот и так держала, пока она не овладела собой, вот и все.
— Вот и все! Это чудо. А ребенок?..
— Нет, еще нет. Рина спокойно ждала в кресле-качалке, когда я уходила. Тетя Каролина там. Алиса спокойна. Я сочла мое присутствие ненужным. Я думаю, я тебе нужна больше, чем я нужна ей.
Джим вяло улыбнулся.
— Думаю, что ты права. Ты мне нужна.
Мэри протиснулась за кусты роз и они продолжали вместе работать.
— Я думаю, все будет хорошо, Джим. Может быть, раз Рина ей сейчас поможет, это будет полезно для Алисы — и в других отношениях.
Он передал Мэри пригоршню сосновых иголок.
— Возможно, будет полезно. — Он сел на корточки. — Как она выглядит, Мэри? Ты думаешь, — она выдержит это?
— Ты ее очень любишь, Джим?
— Очень ли? Так, что, если бы я ее потерял, у меня не осталось бы смысла просыпаться по утрам.
— Так сильно? Она это знает?
У Джима напряглись мышцы лица.
— Да, она это знает. И она знает, что то, что мы живем здесь, не имеет никакого отношения к тому, как я ее люблю. Мы женаты три года, и меня все еще волнует, когда Алиса входит в комнату. Если она умрет, я все брошу.
— А ребенок?
— Ты слышала, что я сказал. Если Алиса умрет, я все брошу. — Он встал, внезапно озабоченный. — Почему ты спросила, Мэри? Ты думаешь...
— Нет, Джим! Ничего подобного. Просто почему-то сегодня мне вдруг понадобилось знать, сильно ли ты любишь ее. Это все. Клянусь.
Оба они повернулись и смотрели, как по аллее, ведущей к дому, скакал верховой.
— Это черный, — сказала Мэри. — Очевидно, с сообщением от кого-нибудь из соседей.
Они подошли к воротам в частоколе. Молодой негр весело махнул им рукой, это означало, что ничего плохого не случилось.
— Это слуга Кингов, Роберт, — сказал Джим.
— Здравствуйте, мисс Мэри, масса Джим, — крикнул Роберт, сдерживая резвую лошадь.
— Доброе утро, Роберт. У тебя сегодня счастливый вид, — приветствовала его Мэри.
— Да, мэм. Да, мэм. День красивый. Так ярко и красно-золотое. — Роберт сошел с лошади, снял соломенную шляпу и стоял, глядя на алые и желтые деревья, ветви которых колыхались от дуновения ветра с океана.
— Мы знаем, что ты приехал с каким-то важным поручением, — улыбнулась Мэри. — Когда что-нибудь важное, Кинги всегда посылают тебя. Ты нам скажешь, в чем дело?
— Да, мэм, день очень прекрасный. — Он не торопился и, хотя было очень тепло, он был в куртке, застегнутой на все пуговицы. Теперь он медленно расстегнул ее. — Да, мэм, и да, сэр, привез очень важное сообщение от массы и мадам Кинг, — заявил он, церемонно вынимая записку из куртки. Джим начал молча просматривать ее.
— Я думаю, Роберт хотел бы, чтобы ты прочел вслух, брат. Мне, во всяком случае, этого хочется.
Слуга Кингов стоял с сияющим лицом, слушая, как Джим читал:
«Моим друзьям и добрым соседям на острове Сент-Саймонс. Мне крайне приятно просить вас почтить нас своим присутствием в Убежище Кингов, в четверг, семнадцатого ноября; будем жарить мясо на воздухе; а цель этого — представить вам, нашим друзьям, нашего нового сына, Лорда Пейдж Кинг, родившегося двадцать пятого апреля. Милостью Божьей ребенок окреп, так что теперь он здоров и, как и его родители, хочет вас всех увидеть. Джентльмены смогут, по этому приятному случаю, обсудить кое-какие важные вопросы политики. Миссис Кинг и я надеемся еще раз приветствовать вас у нас. Пожалуйста, постарайтесь дать согласие. Томас Батлер Кинг, эсквайр».
— Ну, что же, — улыбнулась Мэри, это — приятные новости. Ты можешь сказать Кингам, что мы всячески постараемся быть у них. Приема гостей в Убежище всегда ожидаешь с удовольствием.
— Да, мэм. Правда. Все так говорят.
— Если моя жена будет здорова, мы тоже приедем, Роберт, — сказал Джим.
— Да, сэр, масса Джим.
Алиса закричала, и Джим повернулся и побежал в дом.
— У нас тоже ребенок родится, Роберт. — Тон Мэри дал ему понять, что ему не надо задерживаться.
Сидя на лошади, Роберт посмотрел на окно, откуда все громче слышался крик.
— Это, наверное, ужас, когда женщина так кричит. Наверное. Бедный масса Джим. Вы лучше поскорее идите туда, мисс Мэри.
Мэри направилась к дому, и в этот момент крики прекратились, как будто их отрезали. Она остановилась, слушая, и сразу, тяжелая тишина была нарушена первым сильным детским криком. Мэри махнула рукой Роберту: