- А когда? Может, я больше никогда не приеду, и так и не смогу поговорить об этом. Я

чувствую свою ответственность перед ней, она бы хотела этого...

- Стоп, объясните, перед кем, Вероника, ты чувствуешь ответственность? И с кем ты

должна поговорить?

- Перед Лейлой, вашей дочкой. А поговорить я должна с вами...

Воцарилось тяжелое молчание. Лицо тети Эли помрачнело, а в глазах заплескалась еще не

утраченная боль от недавней потери. В конце концов она произнесла:

- Ну что ж, говори то, что хочешь сказать, я тебя выслушаю.

Вероника начала сначала, с тех пор, как Лейла приснилась ей в первый раз. Сначала робко,

но, видя, что ее никто не перебивает, все решительнее продолжала свой рассказ. Мать

слушала , опустив голову, было видно, что возвращение к этой теме дается ей с трудом.

Когда Вероника закончила, опять воцарилось молчание, которое, не выдержав, она сама

прервала.

- Вы мне верите? Ну скажите же хоть что нибудь?

- Сама не знаю, верить тебе или нет... Материнское сердце хочет верить в то, что где-то

там, в другом мире, который не так уж и далеко, моя девочка существует. Разум же

подсказывает мне, что нетрудно обмануть того, кто хочет верить... Но какой смысл тебе

нас обманывать, проехать для этого столько километров, да еще в твоем положении... Что

тебе сказать... Ты говоришь, что моя девочка страдает оттого, что страдаю я... Не знаю, как

с этим быть... Забыть о ней я, конечно, не могу, а моя боль тянет меня к ней на могилу

каждый день... Но если ей будет так легче... Я постараюсь... Правда, постараюсь жить не

только своим горем... Если у меня получится... ради нее... – и она заплакала, горько-горько

и безутешно. Эмир подошел к ней и обнял за плечи, положив свою голову на ее.

- Тетя, хотите, я помогать вам буду. Ну, хотите, будем возить ваших хрюшек в центр

продавать, я свой «Жигуль» на прицеп поменяю...

Тетя Эля всхлипнула:

- Спасибо, Эмирчик, ты всегда был таким заботливым... Спасибо... Но мы должны

справиться с этим сами... И если уж наша Лейлочка так страдает, мы должны ей помочь...

Даже если в этом рассказе есть хоть немного правды, мы должны... – и она опять

расплакалась...

Вероника покидала дом с двояким чувством. Ее не оставляло чувство вины, что она так

сильно расстроила такую радушную и гостеприимную женщину, разбередив лишний раз

ее рану. С другой стороны ее переполняло радостное чувство исполненного перед Лейлой

долга, и что она все сделала правильно. А еще чувство гордости за себя, что она не

побоялась это сделать. И вообще, какая она умница, что все-таки поехала, решилась...

Здесь она себя чувствовала даже героем. Но перед тем, что ее ждало дома, ей было все же

немного не по себе. Нет, она уже решила, что будет делать. И все равно боялась, как перед

экзаменом...

На прощание тетя Эля вынесла им в дорогу пакет со своими чудесными булочками и

бутылку со свежим молоком. Прощаясь, она сказала:

- Наверное, я должна сказать тебе спасибо. Прости, я еще не совсем осознала и тем более

приняла все, что ты мне рассказала. Но если все то, что ты мне говоришь, правда, то я

очень рада за свою дочь. Она , хоть даже и после смерти, нашла то, что искала все

последнее время своей недолгой жизни – настоящую подругу. Ее мечта сбылась. И как бы

то ни было, дай бог тебе счастья и здоровья – тебе и твоему малышу.

Она расцеловала Веронику в обе щеки, и, наказав племяннику везти девушку осторожно,

долго смотрела вслед уезжающей машине, удерживая собаку, которая рвалась побежать

вдогонку.

Москва встретила Веронику слякотно.Обратная дорога из села до аэропорта заняла, как ей

показалось, в два раза меньше времени. Но так всегда бывает, дорога домой кажется

короче. В самолете Вероника заснула, и ей снился улыбающийся Эмир, он что-то говорил

ей и махал издали рукой. Она тоже улыбалась ему в ответ, как в аэропорту, куда легко и

безопасно он ее доставил, не взяв ни копейки денег.

- Мы же теперь друзья, - объяснил он. – А с друзей денег не берут, тем более с девушек...

Особенно с таких красивых, - добавил он и при этом умудрился покраснеть. Потом они

обменялись телефонами, и парень попросил звонить ему в любое время суток, если

понадобится помощь, и вообще ее теперь здесь всегда ждут. На душе было тепло и уютно,

даже когда Вероника сходила по трапу в неуютную столичную погоду. Моросил мелкий

противный дождик. Вероника взяла такси и поехала домой – вернее не совсем домой, а к

бабушке, слава богу, ключи от ее квартиры всегда были у нее в связке. В свою квартиру

возвращаться не хотелось, чтобы не ворошить едва затянувшиеся легкой пленкой раны. Да

и гостей к Буле вряд ли можно было бы ждать.

Квартира дышала тишиной и спокойствием. Казалось, что здесь до сих пор пахло

Булиными булочками, вот, сейчас она сама выйдет из кухни и улыбнется. Никак не

верилось, что этого уже никогда не произойдет. Вероника подошла к буфету и взяла в

руки фотокарточку в деревянной рамке. Молодые мама, папа и бабушка, тоже еще

казавшаяся такой молодой на этой фотографии. Все смеются чему-то. А на коленях у Були

сидит совсем еще крошечная Вероника и , подняв глазенки и открыв ротик, вглядывается в

лицо бабушки: «что это она там говорит?». Счастливое, беззаботное время. Все

изменилось с тех пор. Нет ни мамы, ни бабушки, двух самых родных для нее людей.

Отец... Интересно, он хоть заметил ее исчезновение? Надо бы ему позвонить. Вероника

подошла к старому телефону, в доме давно никто не убирал, и пыль покрывала его тонким

легким слоем. Вероника дунула на него, отчего в воздух поднялись легкие пылинки,

подняла трубку, и набрала номер.

- Алло, - сказал в трубке такой знакомый голос. Вероника попыталась сказать что-то, но

вдруг поняла, что не может говорить. Горло сдавил комок, и из него не вылетело ни

единого звука.

- Алло, алло, Никочка, это ты? - доносилось тревожно из трубки.

Надо поздороваться, сказать что-нибудь, - уговаривала себя Вероника, однако, что

сказать? Вот этого она не знала. Просто сказать привет и продолжать разговор, как ни в

чем не бывало? Поинтересоваться здоровьем, жизнью, спросить, как Танечка? Отвечать,

что у нее тоже все хорошо. И врать, врать... Нет, она не сможет. Вероника положила

трубку. Лучше уж спрятаться и в одиночестве и продолжать зализывать свои раны.

Вставать утром, готовить себе завтрак, ходить в магазин, на прогулку в парк, убирать

квартиру, смотреть телевизор, читать... Вобщем вести обычный, человеческий образ

жизни. И ждать того, самого главного события, каждый день прислушиваясь к новым

движениям жизни. Впрочем, не так уж плохо. Главное, она не одна, ей есть кого любить,

кто нуджается в ней больше всего на свете. А остальное все – ерунда. Можно и потом

разобраться. С этими мыслями Вероника легла на диван, укрылась толстым клетчатым

пледом и уснула.

Ее разбудил настойчивый звонок в дверь. Вероника, стараясь не шуметь, подошла к двери

и заглянула в глазок. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу там стоял отец. Вероника

затаилась. В дверь опять позвонили и постучали.

- Открывай – открывай, нечего прятаться, я знаю, что ты там, - сказал отец. – Я не уйду

пока ты не откроешь.

Пришлось отпереть дверь. Отец вошел и вгляделся в ее лицо:

- С тобой все в порядке?!! Где ты была?!! Я уже весь город обыскал, всех на ноги поднял.

Как ты себя чувствуешь?

- Много вопросов сразу. Ну, во-первых, здравствуй, папа. Во- вторых, проходи. Что у тебя

за пакет в руках?

- А... это... ну так, немного продуктов для тебя, в холодильнике же совсем ничего нет, вот,

захватил кое-что из дома...

Игорь Петрович прошел и сел на диван, подвинув плед. Жестом он пригласил дочку сесть