рядом, и она повиновалась. Он обнял ее одной рукой, она положила ему голову на плечо,
совсем как в детстве, а он ее гладил по светлым, шелковистым волосам. Так они и застыли
молча, думая о том, что давно уже вот так не сидели, просто как отец и дочь.
- Ну так что, - встрепенулся вдруг он, - рассказывай, как жить-то мы дальше будем?
- Что ты имеешь ввиду?
- Ладно, не притворяйся, что не знаешь, о чем я. Татьяна мне все рассказала. Я, конечно
же, был в шоке. Нет, не от ее измены, в принципе, я не дурак, не первый год живу, знал,
что это может случиться... Я к тому же все-таки старый для нее. Но, конечно, я и
предположить не мог, что она... и твой Данил... мерзко... Я очень за тебя испугался. Такое
пережить, да еще и в твоем положении, после того, как мы столько пережили... Тут у
любого здорового крыша поедет... Не знал, куда бежать, не спал ночь...
- Как же ты меня обнаружил?
- Я сразу почувствовал, что это ты. И не забывай про определитель номера. Ну кто еще мог
звонить из бабушкиной пустой квартиры и дышать в трубку?
Они опять замолчали, каждый придавленный своим, и в то же самое время общим
несчастьем.
- Не ожидала, что она тебе скажет, - вдруг сказала Вероника. – Думала, промолчит, или
врать будет.
- Она позвонила мне на работу и попросила, чтобы я срочно приехал, есть очень важный
разговор. А когда приехал, все выложила. Говорила, что это была ошибка, каялась.
Клялась, что любит только меня...
- Ты ее простил, папа?
- Нет, не могу даже видеть ее. Слишком больно. И не только из-за себя. Как она могла так
поступить с тобой! Ты ей была как сестра!
- Ты все еще любишь ее?
Отец опустил голову и вздохнул.
- Люблю, наверное...
- Тогда... прости ее...
- А ты сможешь простить?
- Пока не знаю. Возможно, смогу со временем. Ради тебя... И ради себя тоже... Ее... А его –
вряд ли. Скорее всего никогда. Слишком сильно я любила его, и как жестоко он отомстил
мне за эту любовь. Идело не в измене. Ты знаешь, он мне такие слова сказал... Я поняла
вдруг, что он никогда, слышишь, папа, никогда меня не любил. И даже просто не понимал.
Я вдруг осознала, что мы с ним остались друг другу совершенно чужими людьми. Знаешь,
я ездила в одно место, к друзьям... Я там много думала... А, может, я тоже его не любила?
Вернее, любила, но не его, а выдуманного принца, мечту? Знаешь, как в песне: «Я его
слепила из того, что было, а потом, что было, то и полюбила». Думаю, время поможет мне
разобраться с этим окончательно... Но пока я поживу здесь... Съезди, пожалуйста, на мою
квартиру, забери вещи.
- Хорошо. Завтра же. Конечно, если тебе так проще, поживи пока здесь. Хотя, слишком ты
добрая. Я бы с удовольствием выкинул бы этого подлеца из твоей квартиры вместе со
всеми пожитками. Скатертью дорога! Он мне, кстати, особо никогда и не нравился... Но
все же расскажи, куда же ты так надолго пропала, где была, у каких друзей? Я их знаю?
- Пап, это слишком долгая история. Одно могу сказать – они помогли мне понять, что на
свете бывают разные судьбы, и каждый человек должен нести то, что ему дано. Как
говорится, Бог дает только то, что по силам. Не бывает только черной полосы, когда-
нибудь наступает и светлая. И еще они не дали мне разочароваться в хороших людях и
настоящей дружбе. Я поняла, что она существует, несмотря на все мои разочарования.
Теперь я чувствую себя спокойно, уверенно, и даже мудро и точно знаю, что все выдержу.
И буду радоваться каждому дню своей жизни.
- Ну как она? – вбежав в приемный покой, спросила запыхавшаяся Танюшка у Станислава
Васильевича, нервно стучавшего ногой по до блеска выдраенному полу родильного дома.
- Пока ничего не говорят кроме того, что роды трудные.
Она села рядом, взяла его руку, и, заглянув в глаза, спросила:
- Как ты думаешь, она когда – нибудь сможет меня простить?
- Думаю, уже простила. Разве ты плохо знаешь свою подругу? Она очень добрая, даже
слишком...
- Вся в тебя?
- О, нет, я не такой добрый, - засмеялся Станислав Васильевич. – Хотя...
- Хотя – что? – с надеждой спросила Танюшка.
Из-за двери показалась медсестра.
- Ну что там, - Станислав Васильевич.
«Папаша, ждите. Пока ничего сказать не могу», - и белый халат растворился в глубине
коридора.
- Интересно, в каком смысле, папаша? Ну, конечно, я - папаша. Но, по-моему, она приняла
меня за молодого, будущего папашу.
- Ну конечно, ты еще ого-го. Да и кто сказал, что ты не можешь оказаться здесь в этой
роли?
- На что ты намекаешь?
- Пока ни на что, но, вобщем-то я была бы не против... Если бы ты, наконец, простил
меня... Сколько можно уже ходить за тобой, доказывать, как сильно я люблю тебя. Если
бы это было бы не так, я давно бы уже устала просить прощения. И ведь ты меня тоже
любишь, я знаю.
- Знаешь что, мне сейчас не до этих разговоров. Может, в эту минуту у меня внук
рождается или внучка. Я очень волнуюсь, врачи говорят, что-то там идет не так... Кстати, а
этот засранец Данил даже не пришел узнать...
- Нет его сейчас здесь. Он в экспедицию уехал в Среднюю Азию, на какие-то там
раскопки. Пытался Веронике позвонить, несколько раз, но она с ним даже говорить не
стала. А он гордый слишком, собрался и уехал.
- Дело не в гордости, просто не любит. Не может мужчина бросить любимую женщину в
такой ситуации. Даже если она его отвергает, ведь сам же напакостил! Смелость надо
иметь, чтобы за свои поступки отвечать! А он трус, сбежал. Верочка, конечно, когда-
нибудь его простит, но вряд ли поверит и пустит назад.
- А ты?
- Что я?
- Простишь меня когда-нибудь?
-Я же сказал, не хочу сейчас об этом...
- Ну хорошо, а потом поговорим?
- Потом поговорим.
- Обещаешь?
- Обещаю.
- Я тебя люблю.
- Я тебя то... Тьфу ты, Тань, ты кого хочешь заморочишь!
- Вот видишь, видишь, я же знала, любимый мой, родной!
- Все, сиди тихо. А не то нас выгонят отсюда.
- Ты не беспокойся так. Все хорошо будет, вот увидишь. Особенно теперь!
- Будем ждать...
- Будем...
Счастливо улыбаясь, Танюша положила голову Станиславу Васильевичу на плечо.
Вероника летела в черном тоннеле, было холодно и страшно. Вдруг впереди показалось
яркое, сияющее пятно, которое росло, росло, и, наконец, взорвалось ослепительно белым
светом, и она увидела себя, стоящей посреди ярко-зеленого поля. Странно, но на небе не
было солнца, свет приходил как будто бы ниоткуда. Вокруг не было ни деревьев, ни
строений, только безбрежное поле с травой, как будто выращенной специально – сочной,
ровной, - кое-где виднелись яркие маленькие разноцветные цветочки, как на подбор
красивые.
«Чем-то напоминает картинку рая», - подумала она.
Через все поле пролегала ровная как стрела тропинка. За неимением другого, что можно
было бы здесь делать, Вероника неспешным шагом пошла по ней. Сколько так шагала, она
не заметила, когда вдруг в конце тропинки она увидела три фигурки. Она зашагала
быстрее, им навстречу, и вскоре стало возможным различить некоторые детали, которые
вдруг показались ей до боли родными. Она ускорила шаг, и почти побежала навстречу
трем женщинам. Посередине шла высокая, стройная, с длинными светлыми волосами
женщина. Спина ее была ровной, походка легкой, как ветерок - так всегда ходила мама...
Рядом с ней шла другая пониже, и чуть постарше. Но она торопилась, так торопилась, что
было сразу понятно, как она хочет быстрей ее обнять, так любила ее только одна женщина
на свете – ее Буля... А с другой стороны шла невысокая, худощавая девочка, она махала ей
рукой, и даже издалека было видно, как лучезарно она улыбается, так улыбалась ей в ее
