отстранившись от нее, опустил голову и молчал. В комнате повисла тишина...

- Еще один мент родился, - наконец выговорил Станислав Васильевич и медленно поднял

голову. - Я, конечно, совсем не так предполагал это объяснение, да и не думал пока

офишировать наши с Татьяной отношения, но, раз уж так получилось, разговора не

избежать. К тому же, если она так решила... Мы, действительно, любим друг друга, хотя

до этого момента я в любви ей не признавался. Понимаю, что разница в возрасте может

быть для нас большим препятствием, но самое основное препятствие - это людское

мнение. Я сожалею, дочь, что я полюбил не кого-то другого, а именно твою подругу, но, с

другой стороны, я рад, что это твоя подруга, ты ее знаешь и понимаешь, не полюбить ее

просто нельзя. К тому же, я очень надеюсь на твою поддержку, Вероника, она сейчас нам с

Таней очень нужна. Возможно, я решусь и сделаю ей предложение. Ты же знаешь, я всю

жизнь прожил бобылем, и, кроме твоей мамы, у меня не было по-настоящему в жизни

других женщин, только работа. Теперь, возможно, и у меня появится шанс стать

счастливым. Если, конечно, Татьяна согласится. Ну вот, я и сказал...

Станислав Васильевич посмотрел долгим взглядом в глаза Танечке, как бы пытаясь найти

в них ответ на мучившие его вопросы, а потом опять опустил голову. Казалась, сама

Танечка была ошарашена словами Станислава Васильевича и смотрела на него широко

открытыми глазами.

- Тасик, это что, предложение? - еле выдавила она из себя.

- Как, как ты теперь отца называешь? Пупсик?.. Стасик?.. - наконец, пришла в себя и даже

попробовала сыронизировать Вероника.

- Стасики - это так тараканов называют, а я его зову «Тасик», от Станислава, мне кажется,

так очень по-домашнему, - медленно ответила Танечка, не сводя удивленных глаз со

Станислава Васильевича. - Ну, можно еще – «киса».

- «Киса»?!!! - задохнулась Вероника. Истерический смех прорвал всю компанию, как

прорывает полноводная весенняя река плотину на своем пути. И как вода смывает со

своего пути всю грязь, накопившуюся за зиму, так и слезы смеха смыли все накопившееся

напряжение, а также страхи и неловкости этого вечера.

Когда у людей все хорошо, то время летит на удивление быстро. Наступила весна, оставив

позади счастливые новогодне-рождественские праздники. Вероника, сдав зимнюю сессию,

отпросилась в отпуск по случаю вынашивания ребенка, дочки, как определил врач на УЗИ.

Данил готовился к сдаче кандидатской, он был человеком увлеченным, и частенько по

вечерам его молодой жене и еще неродившейся малышке приходилось выслушивать

разные удивительные случаи и легенды из истории архитектуры, им это нравилось. А еще

им нравилось мечтать о будущем, они даже спроектировали модель дома, в котором они

хотели бы жить. Здесь было все - просторный зал с большими хрустальными люстрами и

огромными старинными зеркалами, где они бы смогли принимать много гостей, столовая,

теплая и уютная, шикарные спальни в различных стилях, конечно же, детская, и не одна,

будет когда-нибудь у их малыша братик или сестричка, и многое другое, что непременно

понадобилось бы им в будущей счастливой жизни. Кстати, Варфоломей совершенно

обнаглел и разжирел до неприличия. Поначалу Даниил хотел его оставить у Санчи, так как

боялся, что для здоровья Вероники он может оказаться не самым лучшим приобретением,

но она сама настояла на возвращении кота, и теперь наглый предатель Варфоломей

практически «плевал» на бывшего хозяина, предпочитая ласки новой хозяйки. Что ж, у

котов все просто: кто кормит – тот и главный. Часто наведывались и Станислав

Васильевич с Танюшкой. «Тасик» выглядел счастливым и помолодевшим настолько, что

даже в студенческой компании не чувствовал себя чужеродным элементом, и ребята

абсолютно его не стеснялись. Таня же наоборот стала серьезней, в ней вдруг проявилась

невиданная доселе горделивая осанка, уверенность состоявшейся женщины и спокойная

рассудительность, делавшая ее старше, что Веронику немало забавляло. Она слегка

подтрунивала над теперь ставшими длинными и немного занудливыми, претендовавшими

на мудрость жизни речами подруги, но та на нее не обижалась, потому что знала, что

Вероника была одной из тех, кто действительно искренне радовался за нее и любил.

Все это было слишком хорошо, чтобы длиться вечно. И беда, конечно же, пришла. Причем

внезапно, откуда ее ждали меньше всего. Однажды Вероника пошла в магазин, у нее

закружилась голова, она потеряла сознание и упала. У нее и раньше было чувство, что с

ней творится что-то неладное: до тошноты кружилась голова, иногда резко падало зрение,

но все это списывалось на счет токсикоза. Когда она пришла в себя, увидела озабоченные

лица окруживших людей. Сама она номер набрать не смогла, руки тряслись, ей помогли.

Тут же приехал отец и отвез в больницу. Там доктор, побеседовав с ней и проделав

обычные процедуры, уговорил ее остаться еще денька на два-три для дальнейшего

наблюдения и анализов. Принеслись встревоженные Данил с Таней, привезли

необходимые вещи, еду и документы. Конечно же, Станислав Васильевич поместил ее в

платную, самую шикарную одноместную палату с удобной широкой кроватью,

телевизором, холодильником и даже микроволново печкой. Однако, доктора даже ему

пока не говорили, в чем дело, а только просили подождать результатов полного

обследования. Потекли мрачные, однообразные сутки. Каждый день начинался с

рутинных процедур сдачи анализов, ее водили по всяким кабинетам, обслушивали,

осматривали с помощью различных современных аппаратов. Когда Вероника спрашивала

что-нибудь, ей монотонно отвечали - «так надо». Ее душили мрачные предчувствия.

Прибегала Танюшка, каждый день, но как всегда мимоходом, на лету чмокнув Веронику в

макушку. Заверив, что все будет окей, сто процентов, бросала очередной пакетик с

яркооранжевыми шарами апельсинов и исчезала как призрак, оставив за собой только

тонкий шлейф дорогих духов и ощущение того, что где-то там за стенами больницы кипит

жизнь, отчего на душе у Вероники становилось еще тоскливее, и она чувствовала себя как

на дне глубокого колодца. Ее давила неизвестность, она хотела знать, что происходит с

ней, а, самое главное, с ее ребенком, ее девочкой. Где-то там далеко были солнце, воздух,

жизнь, но дотянуться туда было практически невозможно.

Данил бывал у нее каждый день. Он старался выглядеть веселым, но беседа почему-то не

клеилась и часто прерывалась неловкими паузами. Тогда он, поцеловав ее на прощание в

щеку, старался побыстрее уйти, чтобы не продлить это странное ощущение неловкости

между, казалось бы, уже ставшими близкими людьми.

Еще приходила буля, старалась успокоить как могла. Или просто сидела рядом, взяв ее за

руку. После ее визитов Веронике на душе действительно становилось немного легче. Но

что такое слова утешения, когда чувствуешь себя несущейся в бешеном поезде, конечная

остановка которого неизвестна.

Лейлу она не видела уже давно. В последнее время она спала почти без снов. Но сегодня

она снова шла по этим знакомым живым-неживым улицам, только все здесь почему-то

переменилось. Теперь она стала замечать людей из города. Она видела их лица, с мрачным

интересом наблюдающие за ней из окон, она видела малышей, со смехом катающихся на

веревочных качелях, подвешенных к дереву, мужчин, играющих в домино за длинным

деревянным столом, чувствовала спиной взгляд старушек, сидящих на лавочке и

перешептывающихся о чем-то. От них не исходило ни доброжелательности, ни

враждебности, только странный холодный интерес и отчужденность, а еще какая-то

предупредительность, с которой все они отводили глаза, чтобы не встретиться с глазами