Вероники, как бы давая понять, что заводить с кем-либо из них разговоры бесполезно, и
это сразу же отбивало всякую охоту даже пытаться.
Но Веронике было все равно. Даже внезапно оживший город особенно не впечатлил ее.
Она бежала на встречу с Лейлой, ей нужно было увидеть ее, чтобы расспросить о многом.
Ведь Лейла другая, особенная. Она должна была что-то знать, ей доступно то, что
неведомо простым смертным, и она ей это скажет, обязательно скажет...
В этот раз Лейлу пришлось поискать. Ее не было на обычном солнечном пятачке
невдалеке от входа, не было ее и в тихой, заросшей травой той части кладбища, где
находилась надгробная плита с ее именем. Вероника металась в поисках, окликая ее по
имени, и уже даже решилась войти на ту, другую, темную сторону, когда услышала шорох
и чьи-то шаги. В глубине потустороннего клубящегося мрака обозначились сначала две
тени, а потом оттуда вынырнули сначала Дарсик, тут же кинувшийся навстречу Веронике,
а потом и Лейла. Девочка выглядела необычно уставшей и бледной. Увидев Веронику, она
как обычно не кинулась ей радостно навстречу, а устало махнула рукой, предлагая
подальше отойти от этого мрачного места. Они расположились рядом с ее плитой. Пахло
свежей, пробивающейся зеленью и землей, приглушенно пересвистывались птицы, как бы
уважая покой этого места. Вероника внимательно оглядела девочку. Она выглядела
осунувшейся и встревоженной чем-то, под ее большими печальными глазами пролегли
темные круги.
- Что-то случилось? Ты выглядишь не особо...
- Надо сказать, ты тоже, - отпарировала та, мельком взглянув на встревоженную,
растрепанную Веронику.
- Ты же говорила, что никогда туда не ходишь, - Вероника качнула головой в сорону
темной половины. - Вроде бы ты раньше боялась... Зачем сейчас тебя туда понесло?
- Так, кое-что узнать надо было. Ладно, давай об этом не сейчас. Ты-то как? Давно не
виделись.
- Плохо... Лежу в больнице, доктора ничего не говорят... Послушай, может, ты знаешь, что
со мной? У тебя же необычные возможности, я знаю.
Лейла устало покачала головой.
- Не требуй от меня невозможного. Даже если бы я о чем-то догадывалась, что-то знала...
Во-первых, это всего-навсего мои предчувствия, даже если они часто и сбываются.
Жизненные сплетения очень изменчивы, и я могу ошибаться. Во-вторых, моей большой
ошибкой стало даже то, что тогда, в самый первый раз, я с тобой заговорила. Нам нельзя
общаться с живыми, а тем более хоть как-то вмешиваться в их жизнь, а значит, и в
божественный замысел. Мы за это можем крупно поплатиться.
- Чем? Что может быть хуже, чем скитаться одинокой, заброшенной душой среди
могил,ожидая неизвестно чего?!!
- Не говори о том, чего не знаешь, - резко оборвала ее Лейла. - Хуже может быть мрак. А
здесь у меня есть главное - надежда.
- Надежда на что?!!
- Надежда на то, что когда-нибудь все это изменится...
Вероника молчала. Где-то в глубине души она понимала, что девочка права, у нее есть
свои причины, и она не имеет права давить на нее, прося о помощи. Но с другой стороны,
ей было горько и обидно, что та не захотела ей помочь, или не могла... Да какая разница.
Главное, что пытка неизвестностью продолжается, и каждую ее минута можно было
приравнять к десятилетию.
Вероника проснулась с еще более тяжелым сердцем. Голова болела. Эти головные боли
преследовали ее с самого детства, она к ним даже привыкла. Но в последнее время они
стали чаще и сильнее, а сегодня с утра мозги просто раскалывались. Застонав, Вероника
перевернулась лицом к тумбочке и посмотрела на светящийся циферблат часов. Еще
оставалось время немного поспать, до того момента, когда громко распахнется дверь в
палату и сестра прикажет громким голосом просыпаться для сдачи очередных анализов.
Пожалуй, этот голос она запомнит навсегда как одно из самых неприятных ощущений
своей жизни.
Мир рухнул через полторы недели пребывания в больнице. Веронику с отцом вызвал на
собеседование заведующий отделением - тучный мужчина в белом халате, едва
застегивающимся на пузе и белой шапочке, прилепленной на затылке крупной, кучерявой
головы на манер тюбетейки. Стараясь быть очень тактичным, он объяснил, что в мозгу у
Вероники найдена небольшая опухоль, которая, вероятнее всего, существовала уже давно,
не причиняя ей особых неудобств. Однако беременность дала толчок к ее росту, и сейчас
опухоль развивается быстрыми темпами. Требуется срочная операция. В клинике работает
один из лучших специалистов по таким операциям в Москве, он уже дал свое согласие и
уверен в успешном исходе. Но есть одно «но». Ребенок длительного глубокого наркоза не
перенесет. К тому же рожать с подобным диагнозом вообще опасно.
Выслушав мягкую, вкрадчивую речь доктора, Вероника медленно сползла со стула, отец
едва успел подхватить ее.
- Я не позволю убить ребенка, - упрямо склонив голову и прижимая руками к себе
располневший животик, Вероника повторяла одну и ту же фразу в ответ на все уговоры
близких. Отец, буля и Данил сидели рядом с ее кроватью и не знали, какие еще доводы ей
нужны, чтобы понять - есть один реальный шанс выжить, и это - операция, и как можно
быстрее. Врачи дали на подготовку всего неделю, втечение которой ей проводили
дополнительную терапию, но это вряд ли могло что-то изменить. До операции оставались
считанные сутки, а согласия пациентки так еще и не было получено. Теперь головные
боли мучали ее ежедневно, но от чего точно, она не знала - то ли от растущей у нее в
голове опухоли, то ли от постоянных нервов и слез.
- Послушай, - опять начал Данил, - я обещаю, мы постараемся, ты вылечишься, и у нас еще
будут дети, много детей, если захочешь.
- Возможно, мне нельзя будет вообще больше иметь детей...
- Это только возможно. Но так остается надежда. А без операции шансов выжить
практически нет ни у тебя, ни у ребенка. Ты еще родишь другого.
- Я хочу этого! Он уже живет во мне, бьется! Как я могу убить его, подписав какую-то
глупую бумажку. И если есть хоть один шанс из ста, я его использую!
- Как я жалею, что ты уже совершеннолетняя! - не выдержав, взорвался Станислав
Васильевич. - Я бы сам подписал бумажку за тебя, сам все решил! А теперь вот сиди и
смотри, как собственный ребенок обрекает себя на медленную, мучительную смерть. И
ему наплевать, как это переживут его родные! - он выскочил из палаты, хлопнув за собой
дверью.
Вероника упрямо повторила: «Я не дам убить своего ребенка!», - из ее глаз медленно
покатились крупные слезы.
- Вероника, успокойся. Никто ничего насильно с тобой не сделает. - Данил взял ее за руку.
- Но ты уже большая девочка и должна все взвесить. Подумай, как будет нам всем, если с
тобой что-то случится.
Не дождавшись ответа, он встал.
- Ладно, дорогая, до завтра. Надеюсь все же на твое благоразумие. С утра буду у тебя, а
сейчас пойду, постараюсь успокоить Тасика.
Бабушка сидела молча. Когда звуки шагов в коридоре умолкли, внучка спросила:
- Буль, а ты почему не идешь домой, ты ведь, наверное, здорово устала?
- Я останусь с тобой до утра. Смотри, здесь есть вторая кровать, мне будет удобно. Вот
посижу, пока ты заснешь, и сама прилягу.
- Зачем? Не надо! Это уже тяжело в твоем-то возрасте!
- Спасибо, конечно, за напоминание о моем возрасте, я о нем не забываю. Но вот что я
хочу тебе сказать. В моем возрасте гораздо тяжелее другое - впрочем, как и в любом. Это -
терять близких. Родители мои умерли, когда я была совсем маленькой. Они были людьми
зажиточными, и их расстреляли коммунисты во время революции, а меня, дочь врагов
народа, рискуя собственной жизнью, чудом спасли и воспитали соседи. Много лет назад я
