Мы вышли на улицу. Разыгравшаяся днём вьюга совсем угомонилась. Стояла тихая зимняя погода. Под ногами похрустывал свежевыпавший снег, а над головой висел чёрный, полный звёзд небосвод. По центральному проспекту прохаживались парочки.
Он взял меня под руку.
— Теперь куда?
Вот именно! Куда?.. Не успела я ответить, как Трофим Иларионович, откинув голову назад, задал ещё один вопрос:
— А вы? Где вы, Галочка, ночевать-то собираетесь?
Я ждала этого вопроса и обрадовалась ему.
— У Екатерины Васильевны. Я о ней рассказывала. Её муж Николай Грибаченко секретарь райкома комсомола. Симпатичная пара! Давайте пойдём к ним, хотите? Близко, минут пять ходьбы.
— Удобно ли?
— Ерунда. Свои люди.
Шальной вихрь кружил перед моими глазами весь мир. Трофим Иларионович взял меня под руку! Я испытывала торжествующую радость и одновременно какое-то новое чувство, чувство необъяснимой тоски…
На Ломоносова, 7 мы остановились. Почти во всех окнах этою небольшою дома горел свет, и оттого снег был исчерчен золотыми полосами.
Посмотрела наверх. На втором этаже, в знакомой мне квартире, светилось лишь одно окно. «Катенька, очевидно, ещё не вернулась из больницы, — подумала я, — а «шеф-повар» возится на кухне».
— Здесь, Трофим Иларионович, живёт человек, творя-ший чудеса.
— Вы имеете в виду Екатерину Васильевну?
— Ну да, именно её.
Мы вошли в парадное, поднялись на второй этаж.
— Сейчас. Минутку…
Я ошиблась: на кухне хозяйничала Екатерина Васильевна. Она разделывала большую рыбину и вся была в серебристых чешуйках.
— Руки вам подать, Трофим Иларионович, не могу. Разве что локоть…
Есенин как-то заметил: «Казаться улыбчивым и простым — самое высшее в мире искусство». Нет, Катенька не рисуется. Она и есть такая, такая у неё душа. Своей простотой, шутками и улыбкой она быстро располагает к себе людей. Почему же в первый раз я так ошиблась? Настроение…
Екатерина Васильевна жалуется на мужа:
— Притащил кашалота, оставил записку: «Уезжаю в Малиновку» — и был таков. Трофим Иларионович, пожалуйста, к телевизору, а мы тут с Галиной Платоновной что-нибудь сообразим.
— Могу составить компанию, — предлагает свои услуги гость.
Затаиваю дыхание: уж больно хочется посмотреть, как профессор, проректор института, возится на кухне.
Хозяйка делает строгое, почти суровое лицо. Одни глаза её выдают — в них смешинки.
— Ни в коем случае! — восклицает она. — Я по вполне понятным причинам за возвращение к матриархату, но гость есть гость. Посуду после еды помыть, возможно, разрешим.
У неё всё горит под руками. Накрошила лук, поставила на плиту рыбу и уже подаёт мне из холодильника масло, холодец, сыр, колбасу. Не успеваю всё это расставить на столе — она уже хлеб нарезала тоненькими ломтиками. Проворная!
— Галя, а ведь он вас любит, — шепчет Катенька, высыпая из кулька на тарелочку печенье.
Чувствую жар в щеках, однако притворяюсь очень удивлённой.
— Катенька, что за шутки…
— А я всерьёз, — отзывается она весело, кивая в сторону комнаты. — Представительный, умный…
Хочется слушать её ещё и ещё, поэтому молчу и только пожимаю плечами.
— Не стойте же, как растерявшаяся невеста, — шутливо покрикивает на меня Катенька. — Несите поднос к столу!
Лишь на пятый день Екатерина Васильевна разрешила нам посетить Руслана.
Мальчик встречает нас, сидя в постели. Ведёт себя как взрослый: свою радость он скрывает шутками. Глаза его светятся от счастья.
— Жалобы на Галину Платоновну есть? — спрашивает перед уходом Трофим Иларионович.
— Пока нет, но будут, — отвечает Руслан в тон.
— Тебе трудно говорить, сын?
— Да нет, — взмахивает мальчик рукой.
— Жалобы, значит, будут? — напоминает ему Трофим Иларионович.
— Да, если Галка меня отсюда быстро не заберёт, то опять сяду на двойки, а она провалится на сессии.
Мы с Трофимом Иларионовичем переглядываемся: Руслан беспокоится об отметках!
— Ничего, не подкачаем, — заверяю мальчика. — Ка-ак, нажмём, сразу нагоним.
— Твои опасения, Руслан, мне понятны, меры будут приняты, — весело отзывается отец. — Ну, а какие у тебя желания, просьбы, что тебе ещё купить и передать?
— Мне ничего не надо.
Прощаемся, стоим уже у дверей, вдруг слышим:
— Забыл! Есть у меня желание, папа, — произносит Руслан. — А выполнишь?
— Если выполнимо, обязательно, — твёрдо заверяет Трофим Иларионович.
— Почаще приезжай к нам. А сможешь — насовсем.
