Сашка заглянул в сестринскую и, обнаружив там Галю, решительно направился внутрь. Та история для них обоих прошла гладко. Никто особо не заморачивался подробными показаниями. Седой, оказавшийся каким-то серьезным начальникам в кадрах округа, с превеликим удовольствием изложил свою версию, и ему оставалось только подтвердить ее прокурорскому следаку. Того конкретика тоже мало волновала. Дело чистое, а лишние допросы и выяснения ничуть не интересны.

Сашка с честными глазами подтвердил случайность происшествия и свое глубокое негодование по поводу употребления наркотических средств, толкающих на преступление. Все было просто: шел отдать ключ, а тут на него и набросился злобный обкуренный враг сознательной армейской дисциплины и советского порядка. Жалости он к придурку не испытывал. Ходить на дело под дурью – реально палиться.

Анаша на той стороне была в ходу. Иной раз расслабиться совсем не лишнее. Гуляли и вещи посерьезнее. Баче, местному пацану, мигнешь – в момент доставит. Опиум, гашиш, героин. Все что угодно. Им постоянно вкручивали о происках американской разведки, стремящейся столь нехитрым способом разложить советские части. Никто в эти глупости не верил. В Афгане торговали всем, а покуривали здешние и сами за милую душу. Многие советские солдаты, забив на уставы и инструкции, пробовали. Ничего ужасного, если не злоупотреблять. Вот попадаться не рекомендуется. Ротный просто ребра пересчитает, а нарвешься на замполита – недолго и в штрафники загреметь.

И уж лезть на бабу без взаимности – совсем беспредел. Насилья над женщинами Сашка вообще не понимал и не одобрял. Что за радость без взаимности. Все равно как с куклой. А этот… Нашел место и время. Не он, так кто другой вперся бы обязательно.

Галя вообще осталась не при делах. Сашка про нее промолчал, и она вроде как потом появилась. Уже в разгар драки. Спросил бы прокурорский прямо – ответил бы. А на нет и суда нет. Молчание – золото. Зачем женщине портить жизнь? Непременно разговоры пойдут под шепоток «дыма без огня не бывает», и чего не было раззвонят. Приятного мало, когда пальцами показывают.

Он не пытался заговорить на эту тему, старательно делал морду кирпичом, она тем более, но общаться они начали достаточно свободно. По-приятельски, а не как прапорщик с сержантом или больной с медсестрой. Без посторонних на «ты». Не такая уж и большая разница у них в возрасте, он выяснил, а если посчитать Афган, так вообще неизвестно кто старше. Так что смущения он не испытывал, а всерьез воспринимать старшей по званию – смешно.

Вблизи он обнаружил, что изучаемые Галей напечатанные страницы – вовсе не очередная инструкция по правильному иглоукалыванию. Мысленно скривился. Не для того Титаренко дал, чтобы он всем подряд вручал.

– И не надо строить кислую физиономию, – подняв голову, сказала Галя.

– Так заметно?

– Сейчас да. Обычно ты так явно не показываешь. Задело, что без разрешения? Так ведь не запретил. Дальше не пойдет, не волнуйся. А мне любопытно. Это ведь Степной?

– Да. И как?

– В смысле текста – очень даже. Не могу сказать – понравилось, нечему тут нравиться. Слишком натуралистично, и при этом всерьез цепляет. Сумел людей показать. Две-три фразы – и образ. Характер. Не хотелось бы обнаружить себя в подобном виде. Уж очень, – она поколебалась, подыскивая слова, – иногда шаржированно выпячиваются некоторые стороны.

– Я обязательно попрошу не порочить славных медсестер, – с готовностью согласился Сашка. – А имя называть нельзя. Тогда обязательно вставит в текст. Нельзя наводить на думы о белой обезьяне.

Она покачала головой с удивлением.

– Где ты читал про Ходжу Насреддина? Соловьева лет сорок не издавали.

– Это не та тема, – строго попенял Сашка. Сознаваться в очередной дырке в памяти не хотелось. Он и обложку помнил с азиатом на ишаке, но, хоть стреляй, бесполезно выяснять, где и когда держал в руках. А уж делиться неизвестно откуда взявшимся знанием, что писатель отмотал срок в зоне, не собирался. – Там на чужой взгляд ничего такого?

– На гражданский? – усмехнулась. – Так это не совсем по адресу. Я служу. Хоть и не там. По грани ходят, чуть жестче – и будет клевета на армию, с антисоветским душком, но придраться вроде и не к чему. Если все совсем пресно, с чем тогда бороться? Цензура должна оправдывать затраченные на нее денежки. Нет, это как раз вполне нормальный ход.

– Я не верю, что он думал так.

– А стоило бы подумать. Судя по тексту, мозги имеются. Молодец. Откуда и взялось. Ты про родителей его знаешь?

– Нет. Он не рассказывал.

– Тогда и не надо. Захочет – сам поделится.

Семейка у Степного еще та. Оба родителя алкаши. На телеграммы про состояние сына даже не отреагировали. Неизвестно, в курсе ли они, куда он вообще делся. Не волнует, с гарантией. Даже на приход из военкомата, в ответ на ее просьбу, не обратили внимания. Из пятерых детей двое зону топчут, одного опять же по пьяни зарезали. А Игорь вот такое выдал. Талант у парня.

– А по поводу остального… Ну нельзя же так… В одном слове две ошибки. Про запятые я вообще молчу. Где требуется – отсутствуют, где нет – понатыканы. Я тоже не вчера школу закончила, но глаза режет местами. В соседних фразах повторение одинаковых слов. Лучше синоним употребить. Объясни ему – прежде чем показывать, необходимо внимательно перечитать. Может, и не один раз.

– Грамматика – это легко, – согласился Сашка. – В Информатории есть программа по проверке орфографии. Не знаю, насколько хорошая. Раньше не интересовался. В обычной стандартной присутствует разве поиск опечаток и случайное удвоение букв. Все равно – сколько ни проверяй, что-нибудь будет. Абсолютно грамотных на свете не бывает. А вот насчет показывать… Для него это выход. Пусть лучше на бумаге излагает, чем в потолок пялится. Они там делают протезы со скоростью умирающей улитки. Тоска.

– Общалку ветеранскую знаешь? Пусть туда отправит. Хотя проверить надо. От нас фильтр срабатывает на несанкционированные контакты. Некоторые адреса под запретом.

Сашка саркастически хмыкнул. Тоже сложность. Не ходи по определенным местам в рабочее время – и никого не заинтересуешь. Главное – не злоупотреблять, часами зависая по личным делам, тогда внимание редко обращают, а обходить запрет на доступ – любимая забава программистов. Два-три канала в любом учреждении имеются. Сбросить текст – как два пальца, при желании. А если использовать чужой пароль… Не стоит нарываться. Ничего серьезного, и легко договориться и без этого с секретаршей. В госпитале с доступом к сцеплению вполне свободно. Не секретный объект.

– Да кто же ему даст в сцеплении сидеть? Одна ЭВМ на всю их реабилитационную контору. Еле упросил переслать.

– Зарегистрируйся от его имени и отправь. Прямо на контролера выходи. В худшем случае не пропустят в общий доступ, но ведь шанс. Балашов так начинал. Инженер с какого-то завода. Вылез со своим творчеством в локалку, а потом и дальше пошло. Сейчас вся страна знает. Только не отправляй обрывки. Большой кусок, чтобы людям захотелось продолжения.

– А это мысль, – согласился Сашка. – Занимательная.

– Что хоть привез соратник? – спросила Галя. – Часы вижу. Серьезная вещь.

– Я как раз попросить хотел, – сознался Сашка и выложил на стол сверток. – Подержи у себя, а?

– Это что? – не беря в руки, спросила она.

– Деньги, – честно сознался. – Много.

– Караваны бывают не только с оружием?

– Что-то вроде. На машину хватит. Всегда мечтал сесть и поехать. Без всякого смысла и цели. Просто посмотреть на страну. Без экскурсовода и путевки. В Прагу закатиться и в пивном баре посидеть. На Черном море без пансионата пожить.

– Тогда ты по адресу попал. Есть у меня кое-что подходящее на колесах…

Дверь открылась, и Галя одним движением убрала сверток в карман халата.

– На хрена вызывали, – гневно сказал появившийся Титаренко. – Извини, Галчонок, остатки общения с Бондаревым. Совсем мужик сбрендил в попытке обнаружить очередного закосившего зольдатена. Типичное воспаление легких. Какой идиот решил направить в хирургию? Нет, мы и в дальнейшем станем сладко спать. Нам чужие больные без надобности.