Вернулся Потемкин, вызвал Платова:

– Как там мое Войско?

Платов стал жаловаться, но с усмешками, перемежая жалобы рассказами о возлияниях и амурных похождениях лихих своих казачков.

– У тебя в полку в бегах много числится?

– Девятнадцать.

– Ого! У тебя и офицеров столько нет… – Потемкин задумался и повелел: – Придумай, как переформировать, чтоб полнокровные полки были и чтоб не стыдно показать. Деньги есть…

В июне из чугуевских казаков Павла Иловайского создали особый Конвойный полк при князе Потемкине, и Иловайский остался им командовать. Бугский полк не тронули, а из екатеринославских сколотил Платов особый полк, назвал его Чугуевским и сам возглавил.

Военные действия долго не начинались. Копили силы, ждали союзников-австрийцев. После взятия Очакова и истребления неприятеля в его окрестностях турецких войск перед потемкинской армией не было – собирались они за Дунаем и готовились напасть на армию Румянцева и союзных России австрийцев. Чтобы не было разнобоя в командовании, Румянцева от командования отрешили, обе армии подчинили Потемкину. Он выслал на место Румянцева князя Репнина, а сам медлил, вел переговоры, через тайных своих агентов склонял султаншу Валиду и капитан-пашу на свою сторону, чтоб нашептали они молодому султану Селиму на Великого Визиря, явного врага России. Визиря потом и вправду умертвили, но пока турецкое войско в Браилове не стало ждать и рванулось меж русскими и австрийцами, отсекая их друг от друга. Отважную сию диверсию Суворов, оказавшийся, по счастью, в репнинских войсках, пресек и разгромил турок под Фокшанами. Но, делать нечего, пришлось начинать кампанию.

Новая кампания начиналась с новыми людьми. Ушел, получив в командование полк, на Кубань верный Иван Кошкин. На смену ему пришел не менее отважный подполковник Иван Бузин. Брат Степан Платов, премьер-майор, пришел со своим полком.

В окружении Потемкина сменились люди. Произведенный за Очаков в капитаны князь Багратион с радостью удалился в бессменные ординарцы к графу Салтыкову. Говорили злые языки, что Салтыков Багратиону ближайший родственник, ближе некуда – а настоящий князь Иван Багратион явился в Россию из Грузии на недолгое время, продал подороже имя и обратно к себе в Грузию умотал.

Прибыл в армию угрюмый и неприступный генерал Гудович. Вернулся отлежавшийся, но окривевший на один глаз Мишенька Кутузов, впрочем, теперь был он не Мишенька, а давно уже Михайло Илларионович. Потемкин поручил ему весь передовой корпус.

С передовым корпусом потемкинской армии под командованием генерал-майора Кутузова пошел на турок отлежавшийся и переболевший Адриан Денисов, дали ему все же в командование полк и даже полк Орлова временно поручили; но пока он болел, три товарища обошли его чинами, и теперь искал Денисов правды у командующего корпусом генерал-майора Кутузова, который его меланхолично утешал.

Армия шла к Днестру. Навстречу тянулись пленные, взятые Суворовым у Фокшан и Дерфельденом[67] у Галаца и на Дунае.

За Днестром тянулись молдавские степи, бедные деревушки вдали от дорог поражали убогостью, торчали редкие мечети. Непросвещение и бедность виделись наблюдательному глазу.

За Днестром же была крепость Бендеры, которую Потемкин считал ключом всей провинции и желал «взять на шпагу».

В августе вспыхнули и погасли бои у Бендер. Турки заперлись в крепости и ждали, что их придут спасать. Передовые отряды Потемкина и Репнина встретились на реке Прут и двинулись дальше, к Дунаю, прикрыть осажденные Бендеры от возможного турецкого подкрепления.

В начале сентября лазутчики донесли, а перебежчики подтвердили, что стоит на реке Салче Сераскир Гассан-паша, который по должности капитан-паша. Сам Репнин выехал на рекогносцировку, была перестрелка, и казаки Репнина прикрывали.

7 сентября репнинская армия пошла в наступление. Пехота – в каре, казаки, ушедшие вперед версты на две, раскинули лаву. Командовал лавой Василий Орлов, а для Адриана Денисова, достававшего и Платова, и Кутузова, и самого Потемкина в поисках справедливости, это было первое настоящее сражение. Вспоминал потом Денисов, что вывалили на казаков две толпы турок на добрых лошадях и в хорошем убранстве, был крик и наездничество[68], подскакали они вплотную и стреляли. Денисов свой полк в это время убеждал ударить крепко, указывал на распущенные знамена, и казаки отвечали, что не подведут. Пошла лава вперед и погнала турок, сам Денисов убил одного турка пикой, ударил второго, но промазал, пика застряла в одежде. Турок, разгоряченный боем, остановил лошадь и «крепко» кричал «Алла!». Денисов шарил, но не мог найти саблю, а турок хватался за кинжал. Какой-то казак ударил этого турка в бок своей пикой и пытался свалить с седла. Турок забыл про Денисова, оборотился к поразившему его казаку и «кричал сильным, но умирающим голосом». Денисов бросил пику, отъехал в сторону и воззвал к Господу:

– Владыко великий! Спаси меня и всех христиан от войн!

Казаки подали ему новую пику, он вновь бросился вперед и убил еще двоих, причем один был в сильных конвульсиях и долго боролся со смертью. После этого Денисов возненавидел пику и никогда больше не брал этого оружия в сражения…

Впрочем, у Адриана Денисова все еще впереди, он еще покажет себя!

Таким образом турецкая конница и казаки трижды опрокидывали друг друга и ночью разошлись. На заре разведка донесла, что турецкий лагерь пуст. Казаки устремились в погоню, захватили много обозных повозок, волов отдали армейским начальникам, а вещи, кто был посмелее, все расхватали. Кроме того, в брошенном лагере было найдено три пушки и девять знамен, но об этом Денисов не вспоминает.

Преследуя турок, репнинская армия вышла к Измаилу, устроила перестрелку, от удачного артиллерийского огня загорелось предместье, затем сам город: наконец была пробита брешь в стене. Войска ждали штурма, но Потемкин боялся, что Репнин получит за Измаил фельдмаршальский жезл, и велел отступить на двадцать верст. Дело ограничилось перестрелкой. Денисов вспоминал, что турецкая конница выходила из крепости, но у Денисова и Орлова не было приказа, и они бездействовали, а на левом фланге, где стоял корпус Кутузова, казаки Платова «весьма наездничали». Платов приучал новых казаков.

Отогнав турок к Измаилу, армия стала как бы «зачищать местность» вокруг Бендер. Часть войск была послана во главе с Гудовичем на Хаджибей (будущая Одесса), а полковник Платов получил приказание от генерал-майора Кутузова идти на селение Каушаны.

Уже тронулись, догнал их эскадрон Изюмцев, подскакал командир-немчик, представился:

– Изюмского легкоконного полка секунд-майор Беркли. Прибыл в распоряжение господина полковника Платова.

К Каушанам шли войска по обоим берегам стенной речки, сушь, пыль. Матвей поручил свой полк Ивану Родионову, а сам с братом Петром, Степаном Грековым, Иваном Бузиным, Данилой Ареховым и немчиком, взяв сотню надежных казаков, поскакал в разведку.

Турок не боялись, после удачных боев гоняли их, где только можно.

К Каушанским укреплениям, прикрываясь высоким берегом речки, подошли вплотную. Высунулись. Простым глазом видно было, как турки роют окопы. Летела земля, густая пыль лениво плыла под прохладным ветерком.

– Вот здесь и подойти впритык…

Немчик спешился, полез на берег, встал в открытую, рассматривая турок из-под белой перчатки.

– Эй, слазь! – Данила Арохов подергал его за полу синего кафтана. – Нечего раньше времени открываться.

– Надо немедленно сообщить генерал-майору Кутузову, чтоб поторопился, – заговорил, не обращая внимания на Данилу, немчик. – Их окоп не готов.

Говоря, он не по-русски повышал и понижал голос на каждом слоге. – Узнавал? Кто таков? – не оборачивая головы, спросил Матвей у брата.

Жизнь в потемкинском штабе учила его знать все о каждом.

– Чухонец, а деды, изюмцы говорят, из какой-то Скотландии, – так же чуть в нос ответил Петро.