Матвей попытался подняться навстречу посыльному, но она одним легким движением всего тела оказалась у него на коленях и радостно, словно обманула кого-то, рассмеялась.

– Давай, – протянул Матвей руку за пакетом, встречая казака сидящим и с женой на коленях.

Казак, не меняясь в лице, молча протянул искусно сложенную бумагу.

Матвей знал, что это ордер ему формировать полк для выступления на службу. Свои ребята в Войсковой канцелярии держали его в курсе всех подобных дел.

– И что же там нам пишут? – прижималась Наденька, заглядывая в бумагу.

Доставляя ей удовольствие, Матвей разборчиво прочитал ордер, задумался. Жена тоже притихла.

– Надо к атаману сходить, – решил Матвей, перехватил Наденьку одной рукой под колени, поднялся, держа ее на весу, опустил на освободившееся после себя место и крикнул. – Эй! Кто там?.. Одеваться!

Иловайский был добр и ласков. Обделывал он как раз одно дельце, сосватывал Степана Ефремова-младшего и дочь свою Екатерину, и потому угождал всей ефремовской родне и зятю, Матвею Платову в том числе. Поговорил, поулыбался, напоказ полюбовался высоким красивым полковничком. Сказал, что в апреле собираться, а в мае выступать, и отпустил.

На другой день к вечеру заявился к Матвею батюшка, Иван Федорович:

– Куда ж тебя?..

– На Кавказскую Линию.

– Кого ж сменяете?

– Каршина… Еще кого-то…

Видно было, что батюшка и сам все прекрасно знает, а пришел со своеобразным экзаменом. Упустил он время, не проводил сына в первый раз на службу, тот сам к нему заявился, теперь вот наверстывал. В разговоре намекнул, что это он упросил Дмитрия Иловайского, ходившего на Кавказскую линию походным атаманом во главе трех донских полков, взять Матвея полковником.

– Твой полк, самого Иловайского и Василия Орлова. Подходящая компания, казаки надежные…

– Ладно уж. Как-нибудь…

– Не «как-нибудь»! Ты гляди, Матвей, тебе раз повезло, другой раз так не повезет. Тут служить надо будет. Тебя и так молодостью попрекают…

– Хорошая молодость! Вон Степан Кутейников с полком на Кагальник идет, а ему сколько? Восемнадцать лет! А мне, слава Богу, уж под тридцать.

– Так то Кутейников. Ты не равняй… Там он всю черкасню с собой собирает, Луковкина, сопляка… Других…

Понятно. Каждый метит на самый верх и загодя собирает команду, с малых лет будет тащить верных ребят, представлять к чинам, чтоб сплотились они вокруг него, зависимые и благодарные, чтоб поддержали в нужную минуту.

– Ты-то кого берешь? Список есть? Или не подобрал еще чиновников?

– Вот он.

– Данила Арехов… Это хорошо, – вчитывался батюшка. – А что Кошкина не взял?

– Его сам Иловайский хорунжим берет.

– А-а… Ну, Иловайский знает дело… А это кто? Мержанов? Он сроду на службе не был, а ты его зауряд-есаулом берешь? Ни сноровки, ни опыта…

– Зато деньги большие есть, – ухмыльнулся Матвей.

Алексей Мержанов, сын грека, служившего на таможне, в формируемом полку Матвея Платова был самым грамотным, знал три языка – русский, греческий, французский, – русскую грамоту, а кроме нее арифметику и географию. Двадцать один год, на службе ни разу не был, но Матвей брал его на вакансию есаула, рассчитывая на мержановские неправедные деньги в трудную для хозяйственной жизни полка минуту[62].

– Кто там еще? Еким Карпов… Васька Герцов… Оболтусы, им лет по семнадцать-восемнадцать. Их тоже в есаулы хочешь? Ежов… Этот постарше…

– Всё в наших руках, – усмехался Матвей. – Давай Петьку ко мне в полк запишем, я его тоже в есаулы выведу.

Петька, младший из братьев, подрос уже, надо было его пристраивать.

– Я его в полк к Ивану Янову сотником записал, – не отрывая глаз от списка, ответил Иван Федорович.

– Вот видишь, ты четырнадцатилетнего сотником записал, а мои, Карпов и Герцов, старше, – усмехался младший Платов. – А что не ко мне? Что Янов – на Кубань, что я – на Кавказ…

– С Яновым надежнее, – поднял глаза Иван Фёдорович и своей усмешкой сбил усмешку Матвея. – Ты вот что… Ты запиши к себе хотя бы хорунжим моего Сашку Чудина. Он со мной везде был, все знает, вроде твоего Арехова. Это не твои… чжигиты…

В мае 1782 года полк Матвея Платова вместе с другими донскими полками наконец-то выступил на Кавказскую линию. Вновь началась служба.

Об очередной службе Матвея Платова на Кавказе известно крайне мало. В. А. Потто, собравший в своей многотомной «Кавказской войне» данные о всех мало-мальски известных людях, участвовавших в тех событиях, и детально описавший бой при речке Калалах, больше Платова на Кавказе не упоминает, более того – пишет: «Дальнейшая служба Платова не принадлежит Кавказу».

Однако послужные списки «чиновников» платовского полка говорят нам иное. Стоял полк на Кавказской линии, на речке Лабе, дрался с черкесами и чеченцами. Платов двигал вверх взятых с собой юных дружков. 4 января 1783 года был произведен в есаулы восемнадцатилетний Аким Карпов, брат жены платовского шурина Данилы Ефремова. Есаулом был утвержден Алексей Мержанов, «греческий сын», чей папа подвизался на Темерницкой таможне. Из послужного списка Мержанова видно, что боев было немного. В феврале 1783 года – перестрелка с «закубанцами», а в сентябре того же года – четырехдневное сражение с чеченцами. Речь, видимо, идет об известной экспедиции генерал-поручика графа Павла Сергеевича Потемкина, двоюродного брата светлейшего князя Таврического, который в это время командовал Кавказским корпусом. В марте 1783 года он сжег аул Атаги и положил четыреста чеченцев в Ханкальском ущелье. Но дальнейшее строительство им укреплений на кабардинской земле вызвало новое «единодушное неудовольствие всех горских племен». Не только кабардинцы, но и лезгины, чеченцы и кумыки пытались помешать работам. Осенью 1783 года русские войска перешли Сунжу. Сам Потемкин штурмом брал Ханкальское ущелье, а отряд генерала Самойлова шел дремучими гехинскими лесами, «и битвы гремели на берегах Валерика, Гойты, Рошны и Гехи», – пишет Потто. На этих четырех речках и дрался, видно, четыре дня полк Платова. «Чеченцы на время присмирели. Вся экспедиция эта окончилась в несколько дней…»

Поздней осенью того же 1783 года пришло печальное известие: 15 ноября скончалась жена Платова, Надежда Степановна.

Был ли он в отпуску дома в связи с этим траурным событием, Бог весть. Но 1 июня 1784 года с Дона посылаются новые полки сменить на Кавказской линии четыре полка походного атамана Дмитрия Иловайского; среди сменяемых – полк донского полковника Матвея Платова.

Может быть, потому не замечены оказались новые платовские подвиги, что как раз в это время, в 1783 году, все внимание современников было обращено на другие очень важные и очень кровавые события.

В 1783 году Россия присоединила Крым, а на Кубани были разбиты и уничтожены ногайцы.

Лет за двенадцать до этого переселила Матушка-Императрица из Бессарабии на Кубань четыре ногайские орды, тысяч двести, а то и триста. Переправились они через Дон и стали за Кагальником между черкесами, калмыками и казаками. А степь – она не бескрайняя. Тут и так до этого три орды ногайские кочевали. Десять лет прожили пришельцы мирно. Изредка с черкесами цапались, за Кубань их прогоняли. А потом началось…

Год был голодный. Зима морозная. У казаков полмиллиона голов скота пало, а у ногайцев и не счесть. Летом – саранча с калмыцкой стороны…

Запросились ногайцы на Маныч, на казачьи угодья. Сборища начались и передвижения массами. Как водится, меж собой задрались, да еще и поветрие пошло.

Казаки сами сена почти не запасали, на сенокос по повинности выходили, целый полк для этого снаряжали. Что скотина под снегом найдет, то и ее. Так что ногайцев к Манычу, к богатым местам, Войско и близко подпускать не хотело. Разрешил им Иловайский кочевать по Кагальнику и Егорлыку, к Манычу на двадцать верст не подходить.