Если говорить в целом о схеме обеспечения нашего Района продуктами народного потребления и повседневного спроса, то выглядела она так. На Шоссе располагался продовольственный магазин самообслуживания. Гордого статуса «Универсам» он не имел, числясь по ассортименту рангом пониже – просто «самообслуживания», с соответствующей синей табличкой «Правила» у входа. Там-то я и краснел, и среди аборигенов он так и назывался – «На шоссе». А уже настоящий, всамделишный «Универсам» был По Ту Сторону Шоссе, возле «Еревана», и нам там стоило появляться лишь в сопровождении взрослых, но на самом деле делать-то нам было в нем особо и нечего.

А было чего – в культовом магазине «Культтовары», где мы приобретали всяко-школьно-письменные принадлежности, модели для склеивания, разборных индейцев и книжки серии «Пионеры-герои». А приобретя – шли в музыкальный отдел и там от души пялились на пластинки таких популярных вокально-инструментальных ансамблей, как «The Beatles», «Pink Floyd», «KISS»… а, стоп – не было там таких. Тогда пялились на модную звуковоспроизводящую «аппаратуру», «видаки» там всякие, «сони», «панасоники»… а, тоже не было. Но, как бы то ни было, пялились от души.

Имелся, между прочим, неизвестно по какому пункту Продовольственной программы занесенный на нашу северную рабочую окраину фирменный магазин кондитерской фабрики «Ударница». Даже с кофе-террием. Там, кстати, тоже довелось однажды залиться краской… совершенно случайно с мамой зашли, и вдруг – «выбросили» пиво! То есть не просто пиво – а ИМПОРТНОЕ, в БАНКЕ! Шестьдесят копеек за крошечную, но такую яркую баночку! Но мы, конечно, решили порадовать родителя «чешским бархатным», и мать поставила меня в очередь на «пробить», а сама отошла, а очередь как-то несвойственно ей быстро продвинулась, и надо было «что-то решать, Глеб!», и я мужественно звякнул мелочью на прибитое стальное блюдечко…

– Шестьдесят копеек во второй отдел, пожалуйста… (тихо-тихо).

А тетка в кокошнике, учуяв недобрый умысел, даже приподнялась, чтобы получше разглядеть, и громовым, на всю «Ударницу» голосом поинтересовалась:

– А что это тебе, МАЛЬЧИК, нужно во втором отделе и именно за шестьдесят копеек?!

– Пиво… (ведь они убьют его!!!)

– Хозяйка, пробивай давай, не задерживай, всем опохмелиться надо, и мальцу небось, он ведь тоже мужик! – весело выкрикнул какой-то дядька из хвоста очереди, которая уже загибалась так, что хвост оказался как раз возле нас…

Но тут, по счастью, подоспела мать и исчерпала инцидент, и увела меня, пунцового – сперва от неловкости, а потом и от гордости: «Мужик!»

Само собой, овеянный и покрытый славой, легендами и мифами магазин с тематическим названием «Мясо № 7», но он овеян и покрыт всем этим добром настолько, что рассказ о нем придется вывести в отдельное делопроизводство.

Ну и, наконец, овощной полуподвал, для краткости – просто «Подвал». Посещение «Подвала» в сольном режиме связано с определенным риском: на нашей Улице – две школы, наша – в самом ее начале, а ближе к концу – «шестисотка», и «Подвал» находится уже довольно глубоко в акватории и сфере влияния «шестисотой», ну вы понимаете… но я всё равно люблю в него ходить. Там в углу стоит настоящая, огромная бочка, и на весь подвал просто ослепительно, до легкого головокружения пахнет солеными огурцами… а главное – там «берут» картошку! И приказчик виртуозно и очень быстро нагребает в пластмассовый тазик запрошенные «три кило» и с размаху ставит на весы, заставляя метаться их стрелку… а ты волнуешься, потому что надо точно подгадать момент, когда подставить сумку к картофелепроводу, и успеть расправить края, чтобы не полетело мимо, и крепко взяться за ручки, чтобы удержать… но не заранее, иначе придется какое-то время стоять враскоряку, а вдруг в этот момент сзади подкрадется кто-то из «шестисотки»… но вроде все рассчитано точно, тазик опрокидывается во входное отверстие на прилавке, и картошка с грохотом и пылью сыплется… Здорово!

Да, негусто… но с голоду вроде никто не умирал, это факт. Это потом уже, в «лихие девяностые», когда каждое более-менее… (тут автора несет в лирическое отступление класса «флэш-форвард» и «назад, в будущее», до каковых отступлений он крайне сентиментален и падок, но уж потерпите: художник имеет право на слабости. – Прим. ред.) когда каждое более-менее «свободного назначения» помещение замигало призывными разноцветными огоньками витрин с трофейными товарами… Особенно одно, круглосуточное, уже вроде и не палатка, хотя еще и не магазин, как раз рядом с почившей в бозе перепрофилирования «Ударницей»… Трижды горевшее в пламени суровой конкурентной борьбы, первый раз даже со сторожем, а потом уже чуть более гуманно, но все равно дотла… Но проходила пара недель, и возвращаешься поздно вечером домой, автобусы редко ходят, садишься на первый попавшийся, все равно быстрее дойдешь, хоть и топать от самого Шоссе, глянешь – ан снова стоит, как феникс из пепла, и ни в чем не бывало! И все так же – широчайший выбор, приемлемые, едва ли не «социальные» цены и дружелюбный, несмотря на стальные решетки в два пальца и охранника чуть ли не на вышке с крупнокалиберным пулеметом, интерфейс… А потом все это снова куда-то исчезло… м-да. Но вернемся уже назад, в осень 1981 года.

Однажды утром мама сказала:

– Сходи, пожалуйста, после школы в магазин. Возьми, как обычно, молока пакет, белого и черного половинку, деньги я на тумбочку положу. Только это… на Шоссе магазин на ремонт закрылся на три месяца. Надо будет в другой сходить, знаешь, который на…

Да, на Сусанина… Улица одноименного Героя России и Советского Союза располагалась на самом отшибе нашего Микрорайона, оконтуривая и замыкая его. Дальше обитаемая вселенная заканчивалась, после шли только железнодорожные пути и закрытая территория больницы. И если наша Улица была эклектично оформлена в том числе и различными высотными (ну, по тому времени) двенадцатиэтажками, то Сусанина была полностью выдержана в моностиле грязных панельных хрущевок. Лавки у подъезда, покосившиеся бетонные козырьки с бытовыми отходами поверх, темные лестницы, герань на окнах и стекловатная обивка двери, торчащая во все стороны из засаленного и порезанного дерматина… Ну и народец, особенно юный, там проживал соответствующий. Казалось, туда даже автобус заворачивает как-то испуганно: сперва кабина, потом притормаживает, тревожно осматриваясь и озираясь, и лишь затем заезжает весь. А потом стремительно разворачивается на конечном «кругу» и с видимым облегчением покидает сие непростое место. Немудрено, что это был единственный маршрут, который следовал не к метро, а в еще более забытую богом, нежели наша, дыру – Алтуфьево… После Сусанина бояться ему было решительно нечего. Что и говорить, если на уроке музыки, когда Петр Михайлович знакомил нас с бессмертной оперой М. И. Глинки «Жизнь за царя», в подцензурной версии – «Иван Сусанин», мы и то вздрагивали!

Нет, на самом деле – было место еще хуже. После нашей Платформы, если двигаться к Санкт-Питербурху, располагалась Станция, окрестности которой еще при царском режиме были застроены мрачными казенными строениями для обслуживающего персонала, и суровый пролетарский дух борьбы с самодержавием за сотню лет так и не выветрился из них. Вот это было – реально СТРАШНО! Однажды в школе нам велели посетить и записаться в библиотеку внеклассного чтения, расположенную в самом средоточии… хвала Провидению, мы направились туда с коллегой Воробьевым, у которого там очень кстати обнаружилась бабушка, в чьей коммунальной комнате мы и укрылись от преследований аборигенов. И каковая бабушка, напоив нас чаем, под покровом темноты вывела затем в безопасность. А трое юных читателей из «Б»-класса вернулись из экспедиции с ощутимыми следами от прочитанного на лицах. А надо понимать, что «бэшки» были отнюдь не теми людьми, которых в переносном, так сказать, смысле легко было склонить к знакомству с шедеврами мировой литературы, они и сами начитать могли кому угодно, все-таки «знание – сила», – и тут такой поворот. В общем, «библиотечный день» нам быстро отменили.