Женщины делали операции по пересадке кожи на лице, которую хирурги переставляли кусочками, надевали кожаную маску, давящую на лицо для разглаживания морщин, надрезали веки, закапывали в глаза атропин, чтобы сделать их большими и томными, убирали двойной подбородок и пр. В газете можно было прочитать объявление: «Рабинович. Массаж лица». Когда жена купца Вострякова постарела, то решилась на операцию, чтобы «замереть телом в стадии момента операции». Оперировать её взялся какой-то аббат в Неаполе. Вострякова после операции скончалась, оставив записку, что в её смерти просит никого не винить. Аббат оказался предусмотрительным.

В середине 1880-х годов в Москве некто Рихтер занимался фабрикацией искусственных носов. Одна дворянка обратилась к нему с просьбой сделать ей новый нос. Рихтер согласился и запросил с неё за это 25 рублей. Когда дворянка вышла из мастерской Рихтера на улицу, нос отвалился. Дама предъявила иск к Рихтеру. Тот заявил в суде, что у него есть носы по 75 рублей за штуку, за которые он ручается, и судья в иске отказал. В середине 1890-х годов у Сухаревой башни можно было встретить торговца с лотком вроде стола, на котором лежали браслеты и кольца, а рядом находилась вывеска: «Браслеты и кольца от ревматизма и ломоты, с пропущенным в их електрическим током».

Когда болели зубы, шли к зубному врачу. Поставить пломбу можно было за 75 копеек, поставить новый зуб от 1 рубля 75 копеек и выше. Ещё в середине 1880-х годов появились в Москве изготовители зубных протезов. В газете можно было прочитать такое объявление: «Зубной врач знает прекрасную методу укреплять искусственные зубы, которые так походят на натуральные, что их невозможно даже отличить от сих последних, и которые никогда не меняют своего цвета…» Нельзя забывать, что были другие протезисты, искусственные зубы которых меняли цвет, например, из жёлтых становились зелёными (их делали из меди). Об этих умельцах ходили по городу жуткие слухи. Говорили, в частности, о том, что они вырывают зубы у черепов и вставляют их живым людям. Было ли это на самом деле, никто не знает, а вот о применении в Европе рентгеновских лучей для удаления волос на подбородке у женщины, газеты в 1908 году писали. После этого лечения у одной дамы волосы действительно выпали, но вместо них на подбородке появились краснота и рубцы, удалить которые было уже нечем. Достижения науки, таким образом, вторгались в жизнь людей, опережая образование. Научные открытия последних лет вызывали в головах многих людей и дам, в частности, полную неразбериху. Одна дама, напуганная открытиями в области бактериологии, получив телеграмму от знакомых о том, что в их семье кто-то заболел скарлатиной, немедленно телеграмму сожгла, а руки помыла карболкой.

Стремление женщин к красоте и удобству вызвали и значительные изменения в материале и фасоне женского нижнего белья. Старый обычай не носить под юбкой штаны уходил в прошлое. Новый век принёс из Парижа революцию в этой области. Если ещё недавно панталоны подвязывались при помощи тесёмок, сдавливающих живот (резинок-то ещё не было), то теперь панталоны заменили «combinaison» — род сочетания рубашки и панталон или сочетания панталон и нижней юбки. Носились они на пуговицах или прикреплялись пуговицами к особому поясу, к которому крепились верхние юбки и которые сами держались на бретелях (подтяжках) на плечах. Эти «юбкодержатели», усложнённые небольшим бюстгальтером (корсет «Миньон») «для поддерживания, — как писали тогда, — в горизонтальном положении грудей у полных женщин», позволяли не носить корсет. Самым вредным в корсете считались стальные планшетки спереди, которые давили на живот. Планшетки были настоящим орудием пытки. Со временем их заменил китовый ус, но и он не позволял свободно дышать.

Из XIX века до сих пор доносятся до нас странные слова, от которых, кажется, несёт нафталином. Для наших же прапрабабушек они имели вполне ощутимое и даже весьма важное значение, поскольку означали вещи, без которых они не представляли свою жизнь. Таким было, например, слово «епанча», означающее просторный безрукавный плащ, «душегрейка» — тёплая безрукавка до пояса, «кацавейка» — короткая кофта с рукавами, подбитая мехом или ватой, «капот» — широкая прямая одежда с рукавами, «салоп» — широкая длинная накидка с прорезями для рук или с небольшими рукавами, «сермяга» — домотканый кафтан из грубого некрашеного сукна. Не обходилось, конечно, и без иностранных названий, прежде всего, конечно, французских, таких как «гюрлюрлю», обозначающий лёгкую накидку, или «шемизетка» — кофточка или вставка на груди женской блузки. Слово «куафюра» означало шляпу, но чаще пышную дамскую причёску.

Гардероб обеспеченной женщины начала XX века значительно отличался от гардероба Липочки Большовой из пьесы А. Н. Островского «Свои люди — сочтёмся». И хотя по-прежнему в моде были, как в старину, лаковые чёрные туфли на красных каблуках, но уже появились туфли из золотой и серебряной ткани. У Мюр и Мюрелиза продавались настоящие кружева: «валансьен», «торшон», «дюшес»; отделочные материалы: рюш, плиссе; ткани: газ, фай, фай-де-шин, фай-франсе, мервильё, тафта, филяр, канаус и др.

Законодателем моды считался, конечно, Париж. Уследить за её капризами было непросто. В 1890 году парижанки отказались от фальшивых волос, волосяных башен и стали носить греческие причёски. Вместо серёг — маленькие жемчужины, из браслетов — ободочки.

В 1893 году пришла мода на платья ампир без талии и на маленькие ридикюли — сумочки-мешочки, которые подвешивались к поясу. В них носили носовой платок, флакон духов, портмоне и пр. Прошло несколько лет, и модными стали платья с треном, то есть небольшим шлейфом, тянущимся за дамой по полу на 15–20 сантиметров. Женщины стали носить юбки из замуаренного бархата, шляпы фиолетового бархата, украшенные несколькими крупными розами. В 1899 году стали носить на шляпах исключительно крупные цветы: розы, орхидеи, ирисы. Из мелких остались только фиалки. Лифы платьев оторачивали агромантом[54] в виде клевера, двойную юбку бального платья из бледно-лилового крепона[55] декорировали узенькой золотой вышивкой, декольте драпировали бледно-голубым муслином[56], на левое плечо бросали букет из чайных роз. В волосах женщины носили эгрет из чёрных бархоток, прикреплённых бриллиантовой брошью, а их ножки в чёрных чулочках украшали голубые туфельки. Серое манто непременно оттенялось красной подкладкой. В 1900 году стало модным носить платья из сукна и муслина, украшать их вышивкой: кружевной, стеклярусной, тюлевой, а также из синели[57]. Очень изящными и эффектными считались вырезанные из бархата рисунки, наложенные на сукно и вышитые серебром или золотом. Потом вошла в моду вуаль: голубая, лиловая, зелёная. Женщины перестали носить длинные кофты и перешли на короткие. В моду вошли «фигаро» (жилетки) и «болеро» — фигаро, придерживаемые кушаком. На прогулки и скачки дамы надевали полудлинные тальмы, фетровые шляпы, слегка приподнятые спереди большим пунцовым бантом. Для посещения ипподрома вполне могло подойти и платье цвета перванш с гладкой юбкой, расходящейся спереди над другой юбкой из бархата того же цвета. Лиф платья фасона «болеро» открывал спереди рубашечку из лёгкой шёлковой ткани в два банта один над другим. Туалет дополняли воротник из чёрной бархатной ленты и золотые пуговицы, а также шляпа из белой соломки.

Обилие, разнообразие и сложность многих дамских туалетов с их лифами, перехваченными в двух или трёх местах бантами, тальмы, составленные из четырёх пелерин, наводят на мысль, что раздевание женщин в ту эпоху представляло собой не только желанное и увлекательное, но довольно сложное и интересное занятие. А сколько всяких замысловатых слов несли с собой дамские туалеты и их детали: затрапезные платья и драдедамовые[58] кофточки, гарусные платки и прюнелевые туфли, турнюры, корсажи, воланы и пр. и пр. Турнюр — это приспособление, придающее женской попке стандартный вид. Представляло оно собой некий валик, который находился под платьем на талии сзади. Бывало, во время танцев этот валик отрывался и на тесёмке волочился за своей хозяйкой по полу наподобие шашки кавалериста.