Ночью полк на той стороне запалил костры (мороз стоял чувствительный), продрогли королевские воины. А наутро на восточном берегу увидели они внушительную картину: с горы к реке могуче двинулись пехота, артиллерия, стали на виду; новые части пошли — и все к берегу, все с горы… Черно стало от войска. Кухни вкусно задымили, палатки рядами протянулись. Голодные, замерзшие солдаты на западном берегу в нарушение всех уставов и приказов принялись кричать:

— Рус, товариш, давай каша!..

В Бухаресте спохватились — попросили создать комиссию для разбора инцидента; в нее вошел и полковник Строкач. На допрос вызвали лейтенанта Тужлова. Вошел усталый, бледный после стольких боевых дней, но сдержанный, спокойный. Королевский полковник сказал: «Вот начальник советской заставы, из его подчиненных нет пострадавших, а у нас убитые и дверь пикета — вот, пожалуйста, фото! — пробита пулеметной очередью». Советский полковник ответил: «Лейтенант отстаивал рубеж оружием. Убитые солдаты в вашей форме на нашей стороне. Прошу взглянуть на фото». Признал королевский полковник: да, они начали, но причин перехода объяснять не стал.

Инцидент был исчерпан, сообщение об этом появилось в советской прессе.

Полковника Строкача вскоре назначили заместителем наркома внутренних дел Украины по войскам. На прощание объехал комендатуры, заставы.

— Что, Василий, твоя жена так плохо выглядит? — спросил полковник.

— Мать она, — отвечал лейтенант. — За ребенка волнуется.

— И за мужа тоже. — добавил замнаркома и обнял на прощание боевого товарища.

Поздравили в погранотряде полковника с боевым орденом Красной Звезды, полученным «за образцовое выполнение задания», и простились с хорошим командиром и сердечным человеком.

Шла весна 1941 года.

Из отряда докладывали в Киев, в наркомат: провокации учащаются. В апреле обстрел с той стороны: по пятой, тужловской, заставе выпущено несколько снарядов. Резкий протест. Снова та же комиссия, только от отряда представитель — новый его начальник. Майор Фадеев, как некогда Строкач, решительно потребовал ответа. Он последовал: «Стрельба произошла по вине недисциплинированного расчета». Это была наглость, вызов. Последний капрал знал ясно, что происходила пристрелка. На осколках снарядов отчетливо проступала маркировка: «Made in Germany».

20 июня вслед за сообщением ТАСС («По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии… предпринять напдение на СССР лишены всякой почвы») возле города Броды — двести километров от границы — приземлились три немецких разведывательных самолета «фокке-вульф». Наглецов летчиков, которые заявили, что они «заблудились», взяли под стражу быстро оказавшиеся в том районе пограничники.

По распоряжению полковника Строкача майор Фадеев с помощью местных жителей вел разведку на ту сторону надо было хорошо знать, что там происходит; «до патрона» — как любил говорить полковник. И о сосредоточении войск регулярно информировал Киев, а Киев — Москву…

На оперативной карте в кабинете замнаркома по погранвойскам густо теснились значки, отмечавшие появление за кордоном воинских частей и соединений вермахта. Настойчиво рвались через границу из «генерал-губернаторства», из Румынии разнокалиберные агенты, резко активизировались националисты и их пособники.

Заместитель наркома Строкач добился введения для работников аппарата строевых занятий и регулярной стрельбы из личного оружия.

В последний раз в субботу провел педантичный Тимофей Амвросиевич строевые занятия во дворе большого дома на Жовтневой улице, пять, да так и остался на службе.

Семья была на даче под Киевом, и над Полиной Марковной, над Лялей раньше, чем над ним самим, проплывали нагруженные бомбами немецкие самолеты.

Среди лавины дел, обрушившихся на полковника Строкача в то утро с первых взрывов фашистских бомб и ответных ударов наших зенитных батарей, он нашел минуту и позвонил в Молдавский отряд, на пятую заставу, к Тужлову.

Ответили, что лейтенант в бою: противник на лодках стремится форсировать Прут. Застава отбивает очередную атаку, которым потерян счет. Прибегали из села парни, просили оружия.

На Львовщине было много труднее — здесь границу атаковали немецкие танковые части.

Нервно, лихорадочно бился пульс сражения в первые часы войны. В трагически неравном поединке дрались пограничные войска. Горели наблюдательные вышки и домики застав; через святыню границы — контрольно-следовую полосу — тяжело переползали жарко дышащие танки; автоматчики забрасывали гранатами приграничные дзоты; в пекле сражения, отстаивая родные рубежи, дрались, отбрасывали врага, гибли испытанные бойцы, краса и гордость пограничных войск страны.

Когда в июле ЦК Украины обязал замнаркома Строкача начать формирование двух партизанских полков, их костяк составили пограничники, коммунисты и комсомольцы Киева, рабочие и служащие, командирами были назначены капитаны госбезопасности Чехов и Щедрин, имевшие большой опыт службы в чекистских органах.

То были первые партизанские формирования на Украине, и опыт в их создании был ничтожным, взятым в основном еще из гражданской войны. Одни предлагали создавать отряды, группы, но прошло предложение полковника Строкача, который, как военный, предпочитал войсковую структуру. Формирование, обучение проходили на стадионе «Динамо», в других помещениях в центре города. Тайной не стало для жителей города, что создаются части ради действий в тылу врага. Проходили митинги, совещания командного состава, собрания, перед отправкой даже фотографировались. Было много веры в победу, в свои силы, никто еще не мог знать о тех особых условиях, в которых придется действовать в эту только начавшуюся, не похожую на все предшествующие войну. Трудности возникли уже на этапе переброски подразделений в тыл врага, так как стало ясно, что полком или батальоном линию фронта невозможно перейти.

Первый полк, которому предстояла передислокация в леса, выбросили с трудом, частями, он славно повоевал с врагом. Второму полку — он шел в безлесную местность — повезло меньше: столкнулся с превосходящими силами неприятеля, после героического боя почти полностью был уничтожен.

Горьким, но поучительным стал первый опыт. Формировались отряды — партизанские, диверсионные, разведывательные; некоторые отправлялись в рейдовые операции — и этот метод партизанской борьбы оказался очень эффективным. Полковник Строкач возвратился с фронта, где занимался выброской в тыл врага отрядов, и семьи уже не застал — она эвакуировалась. Киев стал фронтовым городом. Враг находился в четырех-пяти километрах. Улицы перегородили баррикады.

Поздним вечером 19 сентября замнаркома полковник Строкач в своем кабинете надел шинель, еще раз проверил свой старый безотказный маузер, вынул фотографии жены и дочери из партбилета, поглядел и убрал. Присел на минутку перед дальней неведомой дорогой. Потом привычно погасил свет и вышел.

Командир сводного полка НКВД подполковник Косарев доложил наркому Сергиенко о готовности к движению. Группа работников наркомата шла вместе с полком. Мокрый ветер нес по улицам опавшую листву, пепел, недогоревшие листы, еще вчера бывшие документами, книгами, тетрадями.

За Днепром, у села Волчки, встретили скопление автомашин и повозок, разрозненных войсковых частей. Едва рассвело, с воем раз за разом стали налетать вражеские пикировщики и штурмовики.

Старшие войсковые командиры собрали совет. Надо было посылать кого-то от наркомата и полка. Как-то так получилось, что все поглядели на Строкача. В наркоматской группе были люди старше полковника по положению и званию, по годам и жизненному опыту. Он дисциплинированно ждал.

— Идите, Тимофей Амвросиевич, вы боевой командир, пограничник, — сказал нарком. — Лучшей кандидатуры нам не найти.

Решили прорываться на северо-восток. Приходилось рассчитывать на самих себя — связи со штабом фронта не было. Бесчинствовала вражеская авиация. Бой длился 12 часов, но все же прорваться не удалось. У сельца Харьковцы полк НКВД окружили превосходящие силы врага, и только ночью, потеряв убитыми много товарищей, вырвались из окружения.