Через четыре часа безостановочной быстрой ходьбы путники добрались до деревни, спрятавшейся в густом тропическом лесу. Деревня стояла на плоском речном мысу. С трех сторон ее окружала река, с четвертой стороны — земляной вал с высокой бамбуковой оградой поверху. В середине ограды виднелись ворота. У ворот, под навесом из пальмовых листьев, стояла старая пушка на корабельном лафете.

Ворота открылись, и пленников ввели в деревню, состоявшую из трех десятков небольших хижин и одного большого здания — Общественного дома, — расположенного строго посередине. Деревня мало чем отличалась от обычных туземных поселков. Только возле Общественного дома не стояло ни одного резного деревянного идола, какие всегда встречаются в туземных деревнях Мадагаскара. Вместо идолов над входом в дом висело большое черное распятие.

Как только пленников ввели в деревню, вокруг них немедленно собралась толпа. Но жители в большинстве своем говорили не по-французски и не по-португальски. Язык их не был знаком Ване. Да и Сиави тоже, судя по всему, не понимал ни слова из того, о чем говорили обитатели деревни.

Внезапно шум смолк, толпа расступилась, и из дверей Общественного дома вышла небольшая группа мужчин. Среди них находился и предводитель отряда — рыжий, голубоглазый негр. Однако было видно, что теперь главный не он, а невысокий, коренастый бородач в красной рубахе и желтых сафьяновых сапожках. Бородач жестом приказал развязать пленных и поманил к себе капитана Жоржа.

— Кто вы такие и зачем высадились на Джезира-Эль Комр? — спросил бородач по-французски с довольно сильным акцентом.

— Мы честные моряки из Порт-Луи, — ответил Жорж. — Мы шли на Джезира-Эль Комр для того, чтобы отпустить на волю достойного человека — Сиави, королевича бецимисарков; кроме того, мы хотели зайти в форт Дофин и обменять водку и ткани на серебро, золото и слоновую кость. Но бурей нас снесло к югу, наш корабль утонул, а шлюпку выкинуло на берег возле мыса Святой Марии.

Бородач усмехнулся:

— То, что вы не работорговцы, я вижу. Эти собаки высаживаются командами не меньше четырех десятков, а вас всего семеро. Но, клянусь бородой, я еще ни разу не видел французов, которые шли бы на наш остров для того, чтобы отпустить на волю малагаса, даже если он брат туземного короля.

В толпе раздался одобрительный смех, Но для того чтобы остаться беспристрастным и справедливым, бородач проговорил:

— Подойди сюда, бецимисарк Сиави, и скажи, правду ли говорил сейчас этот француз.

Сиави вышел вперед и, сбиваясь от волнения, рассказал все, что произошло с ним с того момента, как он украл горсть сушеных фиников в Таможенном квартале, до того, как на капитана Жоржа и экипаж пакетбота напали в лесу зана-малата.

Выслушав Сиави, бородач долго молчал. Молчали и собравшиеся вокруг жители деревни, с доброжелательным любопытством поглядывая на Ваню. Наконец, повернувшись к Ване, бородач сказал:

— Идем со мной! А этих, — он показал на капитана Жоржа и его экипаж, — накормите и посадите под замок. Потом решим, что с ними делать.

Ваня пошел вслед за бородачом в одну из хижин. Почти все в ней было таким же, как и в других туземных домах. Только на одной из стен висело множество пистолетов, сабель, кривых турецких ятаганов и старинных мушкетов да на столе, стоящем у окна, рядом с глиняными кувшинами и мисками лежала запыленная Библия, которой, похоже, давно уже никто не пользовался, и стояла тусклая медная чернильница. Войдя в дом, бородач сел на сплетенную из рисовой соломы циновку, поджал ноги и жестом указал Ване место рядом с собой.

— Расскажи мне, кто ты такой, откуда пришел в Порт-Луи и почему спасал брата короля бецимисарков? Говори мне только правду. Ни один зана-малата никогда не лгал мне. Тем более я не потерплю этого от чужеземца. Итак, кто ты, откуда пришел в Порт-Луи и почему спас Сиави? — Бородач замолчал и уставился на юношу.

Ваня начал рассказывать о том, как вместе с шестью десятками солдат, поселенцев и каторжников, бежал он из Большерецка, как прошли они к Макао и оттуда к Иль-де-Франсу, как сражались на Формозе и торговали в Макао, рассказал, при каких обстоятельствах остался он в Порт-Луи и как аббат Ротон послал его вместе с Сиави на Мадагаскар.

Бородач понимал далеко не все из того, о чем говорил Ваня. Уже в самом начале рассказа бородач прервал его, ушел в другую комнату дома и вернулся оттуда с большой географической картой. Он попросил Ваню показать Камчатку, но в верхнем правом углу карты была нарисована лишь южная оконечность Японии, а Камчатка, таким образом, находилась где-то далеко за рамкой.

Ваня как мог объяснил это бородачу, после чего тот крепко задумался, с любопытством и уважением поглядывая на мальчика. Из рассказа Вани бородач больше всего заинтересовался Беньовским. Отдельные эпизоды он заставлял Ваню повторять дважды, а когда мальчик рассказал о споре между Беньовским и губернатором Дерошем, бородач даже вскочил.

— Как он сказал, тысяча чертей? Люди отвечают на добро — добром, на зло — злом, на насилие — насилием? И негры не являются исключением? Так он сказал? Это благороднейший человек, клянусь бородой! Хотел бы я иметь такого друга. Тебе повезло, мальчик, что ты встретил такого человека. А он что, тоже, как это… русский? Поляк? Тоже не слышал… Ну, да это все равно. По мне, все люди делятся на друзей свободы и ее врагов. Все друзья свободы — мои друзья! Все ее враги — мои враги! Только жаль, что врагов пока что больше и они пока что сильнее.

И Ваня подумал: а наверное, действительно это так. Вот прошли они полсвета, и всюду видел он друзей свободы и ее врагов. И Беньовский говорил ему о том же. И сам он думал о том же. И здесь, в тропическом лесу, на краю света, бородатый разбойник говорит ему то же самое. А уж коли такие разные люди думают об одном и том же на один манер, значит, вот она, правда. И встали перед Ваней два непримиримых, вечно друг другу враждебных воинства. В первом из них оказался он сам и его учитель, мятежные офицеры, работные Холодилова и добрые люди с острова Усмай-Лигон. Здесь же были рикши Макао, рабы Иль-де-Франса, португальский поэт Камоэнс, добрый аббат Ротон и необычные лесные обитатели Мадагаскара.

А против них плечом к плечу стояли императрица Екатерина и большерецкий комендант Нилов, японские офицеры и купцы Макао, губернаторы, солдаты и надсмотрщики всех колоний белого света. Против них были все тюрьмы и крепости, все пушки и кандалы, все золото и вся злоба Этого мира.

В конце беседы бородач встал, дружески протянул Ване крепкую, покрытую жесткой кожей ладонь и проговорил:

— Назови мне свое имя.

— Иван, — ответил мальчик и, чуть смутившись, добавил: — На французский манер это будет Жан.

Бородач раскатисто засмеялся:

— Клянусь бородой, ко всему прочему у нас с тобой одинаковые имена! Меня зовут Джон. На французский манер это тоже будет Жан. А Джон это мое христианское английское имя. Я — англичанин, как и большинство жителей моей деревни, и английский язык — родной для доброй половины здешних жителей. Ну что ж, у Джона Плантена стало сегодня одним другом больше, а у тебя, парень, появилась тысяча новых друзей — все зана-малата этого острова, потому что все они лучшие друзья Джона Плантена!

С этими словами Джон обнял Ваню правой рукой и вместе с ним вышел из хижины.

Через три дня Джон Плантен отправил вниз по реке большую парусную шлюпку. В шлюпку поместили капитана Жоржа и его экипаж, Ваню, Сиави и трех зана-малата. Во главе Экспедиции бородач поставил своего двадцатилетнего сына, которого, по старой семейной традиции, звали, как и отца, Джоном. Плантен приказал сначала отвезти в форт Дофин команду капитана Жоржа и Ваню, а затем доставить во владения бецимисарков Сиави. До форта Дофин, лежащего на берегу залива Толонгар, было около ста миль. И лишь в четырехстах милях севернее Толонгара начинались владения бецимисарков. Земли бецимисарков тянулись вдоль северовосточного берега Мадагаскара, от бухты Мануру до реки Нуабе, протекавшей на самом севере острова.