Город они увидели издали. Кролевец привольно раскинулся среди полей и лугов по обеим сторонам тихого, лениво текущего Прегеля. Пока путники добрались до городского предместья, успело стемнеть.
Уже в густых сумерках Морис и Андрей прошли чистенькой зеленой улицей предместья.
Почтенные обыватели в чепцах и спальных колпаках иногда выглядывали из окон, оплетенных плющом и диким виноградом, провожая Мориса и Андрея настороженными и любопытными взглядами. Вскоре улица оборвалась на берегу глубокого рва, наполненного тинистой водой. На другой стороне рва торчал поднятый к небу разводной мост, почти закрывший собою видневшиеся из-за него большие железные ворота. Слева и справа от ворот тянулся, насколько мог охватить глаз, крутой и высокий земляной вал, поросший по склонам кустами и деревьями, с торчащими кое-где руинами старой городской стены. На той стороне рва, слева от моста, стояла полосатая будка, но часового в ней не было.
Уже совсем стемнело, но Морис и Андрей стояли у рва, не решаясь позвать стражников.
Между тем на противоположном берегу показался человек. По силуэту было видно, что это солдат: даже в темноте высокий кивер и длинный штык были отчетливо заметны. Солдат поставил ружье в сторону, прислонив его к будке, а сам куда-то ушел. Вскоре он вернулся, неся на плече длинную лестницу. Поставив лестницу к воротам, солдат проворно взобрался на самый ее верх и стал стучать кремнем о кресало. Искры весело запрыгали в темноте, и, наконец, зажегся сначала один надворотный фонарь, за ним другой.
Неяркие багровые блики упали на воду. Светлый круг у ворот, казалось, оттеснил ночную тьму, и за пределами этого круга темнота стала еще более густой и черной.
Засветив второй фонарь, солдат, почуяв, что кто-то стоит неподалеку от него, резко обернулся и, как показалось Морису, испуганно крикнул:
— Эй, что за люди?!
Спрыгнув на землю, солдат быстро побежал к будке, схватил ружье и, заметно успокоившись, спросил по-немецки:
— Кто вы такие?
И тогда Морис по-русински сказал солдату:
— Путники мы, матросы. Припозднились вот в дороге. Не опустишь ли, браток, мост?
Солдат понял все, что сказал ему Морис, и уже дружелюбно, с сожалением в голосе произнес:
— Не разрешается это нам. Подождите до света. С первыми петухами и пустим вас в город.
Морис и Андрей совсем уж было собрались повернуть назад, как до их слуха донеслось цоканье копыт. Вскоре рядом с ними остановили коней двое всадников. Один из них был здоровенный чернобородый казак в лихо заломленной набекрень шапке, с медной серьгой в ухе, другой — щуплый и маленький, в мундире пехотного офицера, но очень ловко, по-кавалерийски, сидевший в седле.
Осадив коней у самой воды, всадники не спешились. Казак рявкнул густым басом:
— Эй, пехота, опускай мост!
На что солдат с той стороны рва спросил:
— А кто такие будете, что вам среди ночи буду мост спускать?
Казак ответил:
— Его высокоблагородие господин подполковник Суворов с денщиком!
— Погодите айн момент, ваше высокоблагородие! — крикнул солдат и нырнул в железную калиточку возле ворот.
Не более чем через минуту он выскочил оттуда с тремя солдатами, и они споро закрутили ручки лебедок, стоящих слева и справа от моста. Черная громада моста легко сдвинулась, и с тихим скрипом мост лег на берег.
Следом за солдатами выбежал заспанный капрал, неся в одной руке фонарь, а другой на ходу поправляя треуголку.
Андрей толкнул Мориса в бок, и Морис, догадавшись, чего Андрей от него ожидает, обратился к щуплому офицеру:
— Господин подполковник, разрешите и нам вместе с вами войти в город?
— Не меня просить надо. Не я здесь пускаю — не пускаю, — резкой скороговоркой выпалил офицер и легонько пустил коня на мост.
Заспанный капрал спросил у офицера документы, бегло просмотрел их и, приложив два пальца к треуголке, спросил:
— К батюшке своему, его превосходительству господину генералу Суворову изволите ехать, ваше высокоблагородие? — И, не дожидаясь ответа, добавил: — Ежели угодно, могу провожатого с вами послать, а то в темноте отыскать господина коменданта будет не просто.
Но Суворов сказал только:
— Спасибо, служба. Как-нибудь найдем, — и тронул коня.
Уже на ходу он повернулся назад и, ткнув зажатой в руке нагайкой в сторону моста, негромко крикнул:
— Пропусти там этих двух!
Казак гикнул, кони рванулись, гулко процокали под аркой распахнутых крепостных ворот и скрылись.
Морис и Андрей сошли на мост, чуть колыхнувшийся под их ногами. Заспанный капрал знаком приказал им остановиться и на ломаном немецком языке попросил показать документы. Ни у того, ни у другого никаких документов не было. Тогда капрал махнул фонарем и приказал Морису и Андрею следовать за ним.
В большой полутемной комнате, куда капрал привел путников, было душно и жарко. Воздух проходил сюда лишь сквозь узкие бойницы да единственное небольшое окно, забранное толстой чугунной решеткой. На столе стояла плошка с налитым в нее жиром и плавающим поверху слабо горящим фитилем.
На лавках, стоящих у стен, подстелив под себя плащи, спали солдаты.
Капрал ткнул пальцем на две свободные лавки и сказал:
— Du und du. Sie beide mussen hier bis morgen warten [8]. — И, немного подумав, добавил: — Konnen sie hier schlafen [9]. А туда, — перешел капрал на русский язык и выразительно ткнул пальцем на дверь, — ни-ни!
Андрей как лег на лавку, так сразу же и заснул, а Морис долго еще ворочался, беспокойно думая, что принесет ему утро и что следует говорить, если начнут его спрашивать, кто он таков и зачем пожаловал в Кролевец.
Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо. Открыв глаза, Морис увидел, что в комнате уже никто не спит, на соседней с ним лавке сидит Андрей, за столом сидят два офицера и выжидательно смотрят на Мориса. Один из офицеров был в мундире майора, на другом, белоглазом и белобрысом, был старый сильно поношенный офицерский мундир без знаков различия. Взглянув на белобрысого, Морис подумал: «Бывает же такое совпадение: и человек и одежда как бы одно существо — линялое какое-то, потасканное и вконец обесцвеченное».
В тот же момент белобрысый вдруг быстро сказал Морису на чистейшем немецком языке:
— Подойди сюда! Морис вскочил.
— Господин майор, — белобрысый посмотрел на сидящего рядом с ним офицера, — будет задавать тебе вопросы, а ты отвечать на них. Я буду переводить господину майору все, что ты скажешь.
— Кто ты таков? — спросил майор.
— Я служил вахмистром в австрийской императорской армии… — начал Морис, но белобрысый тут же перебил его:
— А не изменяет ли тебе память, любезный? Не перепутал ли ты армии и не в королевской ли прусской кавалерии был ты вахмистром?
— Нет, господин офицер, — спокойно и с достоинством произнес Морис, — я служил в австрийской армии.
— Господин майор интересуется, — сказал затем переводчик, — у кого именно ты там служил?
— У генерала Лаудона, — ответил Морис.
— А как звали этого твоего генерала? — спросил переводчик.
— Гедеон Эрнст, — ответил Морис.
Бесцветные брови переводчика полезли вверх, водянистые глаза округлились.
— Великолепно! — воскликнул он и стал негромко, но быстро о чем-то с жаром рассказывать майору.
Несмотря на то что переводчик говорил быстро, Морис понял, что белобрысый раньше служил вместе с Лаудоном и хорошо его знает. Белобрысый упомянул в разговоре и Данциг, и Крым, и АЗОВ, подробно перечисляя баталии, в которых ему довелось участвовать вместе с Лаудоном.
Наконец белобрысый кончил и спросил Мориса:
— А чем ты можешь доказать, что действительно служил под началом Лаудона?
Морис не спеша вынул из-под рубахи синий бархатный конверт с замысловатым золотым вензелем, в котором он хранил бумаги, и достал письмо, данное ему Лаудоном в день их последней встречи.
