– А мне совсем не нравится, что снайпер знал о повадках Маргариты Сергеевны. Знал, что после обеда она выходит на балкон покурить. И возле открытого окна курит… Снайпер не оставил после себя следов. А знаешь, почему? Потому что он ждал недолго. Пришел в назначенное время, побыл чуть-чуть на крыше и выстрелил. Удачно выстрелил…

– Не заказывал я Маргариту! – в состоянии, близком к истерике, простонал Никольский. – Не мог я ее заказать! Я жениться на ней собирался!

– Что, любовь вернулась?

– И любовь… И дочь…

– Чья дочь?

– Моя дочь… Марина – моя дочь… Я сейчас!

Глеб вышел из комнаты. Артем должен был остаться с ним, поэтому последовал за подозреваемым. Мало ли, вдруг он за оружием отправился.

Но из сейфа в своем домашнем кабинете Никольский достал заключение генетической экспертизы, которое на девяносто восемь процентов устанавливало его отцовство по отношению к Никольской Марине Евгеньевне.

– Я-то думал, что она моя сестра, а она была моей дочерью…

– И это можно логически объяснить?

– Ну, конечно! У нас был с Маргаритой секс до того, как она ушла к отцу. Она от меня залетела, а мы с отцом одна кровь, поэтому Марина похожа на него. Поймите, это был самый идеальный вариант – я женюсь на Маргарите и удочеряю свою собственную дочь! Не мог я заказать Маргариту! Не мог!

– А вдруг это она довела твоего отца до могилы? – не сдавался Козырев.

– Мне кажется, вы переходите все границы!

– Так работа у меня такая… Отца твоего до могилы довела, а Киру твою – до тюрьмы…

– Вот только Киру мою трогать не надо! – рассерженно махнул рукой Никольский.

– Твою Киру?

– Ну, уже не мою…

– Так я ее и не трогаю. И делом ее не занимаюсь. Но справки кое-какие навел. Странное там, говорят, дело. Не было на брошке отпечатков пальцев…

– Вы и это знаете? – смутился Глеб.

– Говорю же, работа у меня такая, зацепился за ниточку, и мотаешь, мотаешь… Не было, говорю, отпечатков пальцев. Получается, Кира Родичева украла брошь, тщательно ее протерла и положила в ящик своего рабочего стола. Если она такая предусмотрительная, то зачем, спрашивается, спрятала улику в своем кабинете? А затем, что не прятала она ничего. Подставили ее. И сделать это мог человек, который имел доступ к офису «Электроника»… Может, ты это и сделал?

– Я?! – Никольский в недоумении вскинул брови. – Зачем это мне? Я любил Киру…

– Любил. А потом перелюбил. А потом снова полюбил, когда она села. Потому и не смог простить Маргариту. Если, конечно, вы вместе с ней подставляли Родичеву…

– Я сейчас принесу градусник, вам нужно измерить температуру. У вас горячечная лихорадка, вы несете какой-то бред!

– Ты знаешь, из чего возник наш мир? – ничуть не смутился Артем. – Наш мир возник из хаоса. А истина иногда возникает из бреда…

– Я требую, чтобы вы обращались ко мне вежливо. И на «вы»! – взбунтовался Никольский. – Или я попрошу вас удалиться!

– Да, но мне бы хотелось узнать причину, которая могла вас сподвигнуть на убийство Маргариты Сергеевны.

– Не было такой причины! И не заказывал я ее!

Артем внимательно посмотрел на Глеба. Похоже, парень дошел до кондиции – не стоило перегибать с ним палку.

– Ну, хорошо, я вам поверю. А кто мог ее заказать? Вы же должны понимать, что это заказное убийство? Кому выгодна смерть Маргариты Никольской?

– Ее смерть никому не выгодна. Кроме меня… Мне смерть Маргариты действительно выгодна. Она составила завещание на свою дочь. А ее дочь – моя дочь. Поэтому вторая часть отцовского наследства возвратится ко мне. Но я не заказывал Маргариту! – Глеб в отчаянии стал заламывать себе руки. Так обычно поступают нервные женщины в приступе отчаяния.

– Тогда почему ее убили?

– Не знаю… Я не могу этого знать…

– Может, у Маргариты были враги?

– Ну, не знаю…

– Кира, например.

– Кира?

– Она же не глупая девушка, должна была понимать, что ее подставили…

– Ну, она говорила, что ее подставили, – пожал плечами Глеб, – но я ей не поверил.

– Дело не в том, поверили вы ей или нет, а в том, что она знала, кого винить в своих бедах. Насколько я знаю, она провела в следственном изоляторе полгода…

– Да, полгода. И еще три года ей присудили. Но условно. У нас было свидание, она сказала, что не крала брошь… – Никольский страдальчески сощурился, и, чтобы Артем не видел этого, ладошкой прикрыл глаза. – Я ей не поверил, а она сказала, что ей не надо верить. Сказала, что готова понести наказание. Наказание за то, что связалась со мной, за то, что поверила в сказку…

– Это преступление?

– Я так не говорил. Она так сказала. Я, говорит, готова понести наказание, но десять лет – это много… Я настоял на переоценке украденных ценностей, брошь оценили в четыреста минимальных размеров оплаты труда, а это всего до трех лет. Кира эти три года и получила. Условно. Три года условно и штраф… Штраф я за нее выплатил, хотя она и не просила.

– А о чем она просила?

– Ни о чем. Я приезжал к ней домой, хотел поговорить, так она мне нос разбила. Удар у нее очень сильный. Вроде бы хрупкая на вид, а сильная… Она с детства биатлоном занималась, сами понимаете, какая там сила нужна…

– Чем занималась?

– Биатлоном.

– Тпрр! – Артем вслух притормозил кобылу, которая тянула воз расследования.

Снайперский выстрел, тридцать восьмой размер обуви… А биатлон – это и есть снайперская стрельба из винтовки. Еще у Киры маленькая ножка… И стоило огород вокруг Маргариты городить, надо было сразу про Киру спросить, узнать, каким спортом она занималась…

Два времени – две девушки. На фотографии с Никольским Родичева улыбалась; веселый у нее взгляд тогда был, беззаботный, и сама она светилась – как изнутри, так и снаружи. Яркая у нее красота была, милая при этом и нежная. Но это было до тюрьмы, в прошлом. А в настоящем Родичева была совсем другой. Красота осталась, но уже не такая яркая, и нежность куда-то делась – видно, в тюрьме осталась. Зато озлобленность в глазах, циничная усмешка.

– Честное слово, мне жаль, что Марго убили… Я сама собиралась эту тварь пристрелить!

Она смотрела в глаза Козыреву без вызова, но прямо, смело. И в своих чувствах к покойной признаться не боялась.

– Так, может, ты это и сделала?

– Да, пистолет у меня под подушкой, можете забрать…

К ней домой Артем пришел с постановлением на обыск. И старшего лейтенанта Карпова в помощь прихватил. Виталик не сводил глаз с Родичевой, поэтому пришлось увести ее на кухню, чтобы не смущать. Впрочем, она и не думала смущаться. Не кисейная она барышня, чтобы краснеть под мужскими взглядами. Далеко не кисейная…

Лицо у нее широковатое, коротковатое, нос длинноват, надбровья низкие, но при всех этих кажущихся недостатках она все равно выглядела красивой и чертовски сексуальной. В густых светло-русых волосах, казалось, таилась магия женского очарования, а в чертах лица – чувственная энергетика зрелой красоты. Фигурка у Киры отменная – сама невысокая, а ноги длинные. И грудь высокая, и задние выпуклости волнуют мужское воображение. Обычные джинсы на ней, домашний свитерок, но в этом незатейливом наряде она выглядела очень соблазнительно. Артему приходилось делать над собой усилие, чтобы не засматриваться на нее.

– Почему пистолет?

– Ну, вы же сами сказали, что в нее стреляли…

Родичева смахнула с подоконника пачку «Парламента», тонкими красивыми пальцами выудила из нее сигарету. Артем не удержался, вытащил из кармана зажигалку, высек огонек.

– Спасибо.

– Так почему все-таки пистолет?

– Ну, не знаю… Что первое на ум пришло, то и сказала…

– Маргариту Никольскую застрелили из снайперской винтовки.

– Значит, меня по всем статьям опередили…

– По каким статьям?

– Ну, я тоже хотела ее из винтовки… Даже место подыскала…

– Место подыскала?

Артему казалось, что он держал козырь в рукаве, но сейчас вдруг он его лишится.