Она спрашивает:

— Когда началось?

Я говорю:

— Что?

— Схватки, спрашиваю, вы что, первый раз, что ли?

— Да.

— Ну-ка ложитесь, проверим.

Она проверила меня и говорит:

— Девушка, у вас только-только матка приоткрылась, всего на один палец, зачем вы так рано приехали?

— Я думала, уже рожаю.

Она засмеялась, вызвала мужа в коридор и говорит ему:

— У нее схватки еще слабые, отвезите ее обратно домой, а то она здесь долго еще будет мучиться. Идите, идите домой.

Я отказываюсь домой ехать:

— Не пойду.

— Девушка, идите домой, а то могут сделать кесарево.

— Домой не пойду. — И я начала плакать.

— Почему? Вам еще рано рожать, вот будут у вас серьезные схватки, тогда пусть привезет.

— Как я буду смотреть в глаза свекру, если вернусь из роддома, не родив! Что он скажет? — Какая я наивная была.

По дороге еле-еле меня успокоили. Приехали домой, я от стыда побыстрее зашла в комнату. Из зала выскочил свекор:

— В чем дело, почему вернулись?

Он действительно, увидев меня, удивился. Соседка объяснила ему, что еще раз надо будет ехать в роддом. Женщины начали меня успокаивать. Целую ночь до утра я терзалась, вот уже настало это самое тринадцатое число.

Когда вторично мы приехали в роддом, той медсестры уже не было. Меня приняла другая. Отвела она меня в палату. Я у нее спрашиваю:

— А можно ли роды отложить на четырнадцатое число?

Она засмеялась:

— Нет, моя дорогая, тебе пора рожать.

В палате я уже кричала на все сто. Одна прибежала ко мне:

— Терпи, терпи, первый раз всегда так, а вот я родила двойняшек, — и гладила мою спину.

Боль была адская. Куда себя девать, не знала, вышла в коридор и там кричу:

— Зачем я с тобой спала, больше никогда не буду спать, никогда! (Это я про мужа.)

Сейчас об этом вспоминаю, смешно становится.

Врачи решили мне кесарево делать. Свекор не дал согласия и сказал:

— Она молодая, пусть сама рожает.

Его слово — закон.

Ровно двадцать два часа мучительные схватки были. Все-таки тринадцатого апреля родила первого сына Айбека.

Когда еще в роддом ехали, муж мне говорил:

— Слышишь меня, только сына, только сына рожай! Если девочка будет, не заберу тебя из роддома.

У нас на Востоке очень важно, чтобы первым сын был, мужчина.

Когда время пришло рожать, меня положили на кресло, и врач без конца повторял:

— Давай тужься, сейчас родишь!

А я от волнения только одно твержу:

— Кто там у меня, мальчик или девочка?

Врач говорит:

— Чтобы определить, кто там, сперва нужно родить! А ну-ка давай тужься!

Я-то думала, если будет девочка, муж меня действительно не заберет из роддома. Потом поняла, что это была шутка, а в роддоме всего шесть-семь дней держат!

Через неделю вернулись из роддома, свекор поздравлял меня.

— На этот раз родила, да?! — смеялся он.

После рождения сына я должна была сразу почти ехать в Ташкент сдавать последние, государственные экзамены. Свекровь говорит:

— Пусть Икрам с отцом останется дома, а я поеду с тобой. Ты будешь сдавать экзамены, а я с внуком сидеть буду, хорошо?

Поехали с лялькой, а ляльке всего было двадцать дней.

В Ташкенте мы остановились у однокурсницы. Один за другим я сдавала госэкзамены. Свекровь и ребенок всегда были рядом, со мной.

Между прочим, мой маленький сыночек мне здорово помогал при сдаче экзаменов. Спрашиваете как?

Я вот о чем попросила однокурсников, которые в коридоре ждали своей очереди на экзамен:

— Я зайду, возьму билет и сяду, а вы сразу меня позовите: «Извините! У Сиддиковой ребенок тут плачет». В это время я выйду, покажу вам билет, а вы мне шпаргалку пишите. Потом зайду, а вы как ответ напишете, сразу меня опять позовите, я возьму шпаргалку и опять зайду и буду отвечать на вопрос.

Вот так и сдала первый экзамен.

Ребенка кормила грудью регулярно, и все было хорошо. На последнем экзамене стою с ребенком на руках в коридоре, свекровь, как всегда, рядом.

И вдруг у меня начал очень сильно болеть живот. Свекровь рассердилась и говорит:

— Конечно будет болеть, потому что ходишь голая. Тепло надо было одеваться, все-таки после родов. А ты в одних трусиках!

Так живот болел, что я не смогла зайти в аудиторию. Мы со свекровью и с ребенком вернулись на квартиру, которую сняли на время экзаменов. Ребенка уложили на кровать. Боль у меня никак не прекращалась. Свекровь пошла на кухню и подогрела хлопкового масла, подошла ко мне, подняла платье и горячее масло налила мне на пупок.

— Наверное, у тебя кишечник воспалился.

После этого я уже совсем не смогла терпеть, от боли чуть сознание не потеряла.

Свекровь испугалась и позвонила по 03 — в «скорую помощь». «Скорая» приехала, но не определили, какая болезнь, отвезли меня в роддом, потому что я же все-таки после родов. В роддоме меня на приеме долго держали, потом сказали — это не наша болезнь, надо везти ее в республиканскую больницу на хирургическое отделение. Пока везли, время шло. А медлить, оказывается, нельзя было. В хирургии сказали: «Острый флегмонозный аппендицит. Перитонит». Еле-еле успели меня прооперировать.

Ребенок со свекровью всегда, везде были со мной рядом. А тут меня забрали в операционную, а ребенок оказался без грудного молока. Во дворе больницы со свекровью он остался.

Потом свекровь мне рассказала, что с ними случилось.

Свекровь сидела во дворе на скамейке до одиннадцати часов вечера. Ее спросили: что вы тут делаете в такой час? Она ответила:

— Куда мне идти, не знаю. Вот мою сноху прооперировали, а ребенок остался без молока.

Бедный мой мальчик проголодался, искал сиську и без конца плакал. Врачи сказали:

— Где вы живете, скажите нам, мы вас отвезем.

А свекровь в Ташкенте была первый раз, как объяснить, не знала, поэтому ответила им так:

— Моя сноха учится в Институте культуры, до института отвезете, потом я смогу ориентироваться, найду свой дом. Пожалуйста, если вам не трудно, отвезите меня к институту.

Ее отвезли, куда она просила. Дальше уже она сама, с ребенком на руках, сориентировалась и пришла туда, где мы жили.

Мой сын не переставая плакал. Естественно, голодный, мокрый, потому что, пока они сидели в больнице, уже все пеленки кончились. Свекровь опять взяла на руки ребенка и пошла по квартирам: стучала в двери, спрашивала хоть чего-нибудь для ребенка — дайте молока, молока хотя бы сухого для малютки. Некоторые даже не открыли дверь, некоторые сказали — нету молока. Она устала ходить, а ребенок все кричал. Свекровь ходила-ходила, наконец нашла сухое молоко, одна женщина ей дала, и то его срок годности кончился. Пришлось ей рисковать, а что было делать. Пришла она домой, разбавила порошок водой и из бутылочки накормила ребенка. Утром рано встала, ребенка опять на руки взяла и отправилась в гастроном. Принесла разливное молоко и уже им кормила ребенка.

Потом она позвонила в Туркмению, сообщила о том, что случилось. Икрам сразу выехал в Ташкент. Свекровь сидела с ребенком на квартире, а муж каждый день ходил ко мне в больницу с едой и фруктами.

Мне сына не только кормить, даже видеть не разрешали. Потому что, когда у меня аппендицит лопнул, гной по всему телу пошел, инфекция. Так ровно месяц я в больнице и лежала. И очень переживала, что последний госэкзамен не успела сдать. Врачи сказали — в таких случаях преподаватель или комиссия из института сами в больницу прийти должны. Но, увы, никто не пришел. Я начала плакать и просить врачей, чтобы они меня отпустили, может, успею с другими потоками сдать экзамен. Врачи сказали:

— Это рискованно, швы могут открыться!

Я им объясняла, что я училась пять лет и остался лишь последний экзамен и что у меня пять лет просто пропадут, а после экзамена я диплом получу. «Пожалуйста, отпустите меня», — умоляла я их.