— Простите, — сказал Высокий. — Я опять пришел к завтраку.

— Мы уже закончили, — сказал я.

— Садитесь, — предложила Анна.

— Спасибо, нет, — отказался он. — Я ненадолго. Я пришел сказать — мне очень жаль, но вам больше не нужно принимать решение.

— О чем вы говорите? — спросил я.

— Я говорю о том, что вы можете остаться с Рэем. — Он взглянул на Алана. — Мы решили его забрать.

Алан не отрывал глаз от Библии.

— Забрать его? — переспросила Анна.

— Мы полагаем, что он готов.

— Вы не можете его забрать, — сказала Анна.

— Разумеется, можем.

— Он вовсе не готов, — настаивала Анна. — Мне нужно еще время.

— Мы считаем, что он готов. У вас есть время до первого числа.

— Но этого недостаточно, — возразила она. — Я обещаю, что скажу, как только мне покажется, что он готов. Мне нужно еще немного времени.

— Это решаем не мы, — ответил он. — Простите. Но в этом нет ничего удивительного. Таков был план с самого начала. Дело только во времени. Я вернусь за ним первого. В полдень. Соберите его к этому времени.

— Пожалуйста, не делайте этого, — попросила Анна. — Не забирайте его у меня. К чему такая спешка?

Я с опозданием собрался вставить кое-что — без сомнения, не очень любезное и от души, — когда поднялся Алан.

— Послушай меня, — произнес он.

— Слушаю, — сказал Высокий.

— Я не пойду с тобой.

— Пойдешь, — возразил Высокий.

— Куда вы его заберете? — спросила Анна.

— Этого я вам не могу сказать.

— Разрешите мне поехать с ним, — взмолилась она. — Я еще могу быть полезной.

— Сожалею, — сказал Высокий. — Я сделал все, что мог. Простите, что вынужден вам отказать. Возможно, для вас будет утешением узнать, что он очень поможет нам. Принесет много пользы.

— Я не принесу вам пользу, — заявил Алан.

Высокий улыбнулся:

— Ты не просто принесешь пользу, сынок, ты коренным образом перевернешь мир. Трансформируешь его.

— Что ты сказал?

— Ты все изменишь.

Ближе к вечеру Анна вошла в мою спальню и разбудила меня. Мы не разговаривали с момента ухода Высокого.

— Я пыталась придумать, как сделать так, чтобы они его не забрали, — сказала она. — Как их опередить. Он не пойдет по доброй воле. Мы это знаем. Им придется забрать его силой. Я боюсь, что ему причинят вред. Или он сам причинит себе вред.

Я сел, опершись спиной на шаткую спинку кровати.

— Я могу просто взять его и уехать, — продолжала она. — Прямо сейчас. Покинуть страну. Мы могли бы переезжать с места на место. Ты мог бы помочь нам, Рэй. Дать нам немного денег.

— Да, — ответил я. — Конечно. Если ты так решила.

— Я ничего не знаю, — сказала она. — Даже не знаю, как далеко нам надо уехать, сможем ли мы уехать вообще.

Она села на кровать Алана.

— Он не поедет, — проговорила она. — Я знаю, что не поедет.

— Почему? — удивился я. — С тобой он поедет.

— Я так не думаю. Не сейчас. Я скажу тебе, Рэй. По-моему, он решил умереть.

— Почему ты так думаешь?

— Мне просто так кажется, — ответила она. — Я наблюдала за ним сегодня утром.

— Я этого не заметил, Анна, — сказал я. — Он был очень воинственно настроен.

— Может, мне как-нибудь его ранить? Знаешь, как мальчики отстреливают себе пальцы ног. Я хочу придумать что-то, что сделает его бесполезным.

— Например? — осведомился я. — Отрезать ему язык?

— Я не могу причинять ему боль.

— Уверен, что не можешь.

— Даже чтобы уберечь его от боли? Даже ради этого?

— Не знаю, Анна.

— Я знаю вот что, — проговорила она. — Я — его друг. Может быть, его первый друг. Я — его учитель. Но у меня нет на него прав. Я ему не мать. Не жена. Не любовница.

— Да, — сказал я.

— Я ужасно зла, Рэй. На Высокого. На организацию. Но больше всего я злюсь на себя. На свое пособничество. На свою наивность. Ради этого, ради них я решилась оставить собственных детей. Какая мать так поступит? Не важно, по какой причине. Не важно, ради чего. Ради того, кого я никогда не знала. Неважно, насколько он был тобой. Что мне делать, Рэй? Как бы поступил ты?

— На твоем месте?

— Да, — кивнула она. — Скажи мне что-нибудь.

— Я бы его отпустил. Я бы разрешил им его забрать. Ты сделала все, что могла. Ты посвятила ему год. Ты отлично заботилась о нем. Ты заботилась обо мне. Господи, ты же просто волшебница.

— Спасибо, Рэй.

— Я бы отпустил его, Анна. И себя. Я бы отпустил себя. Вернулся бы к детям.

— Тогда им будет грозить опасность, — сказала она.

— Ах-х, — произнес я. Старческий вздох. Так же пренебрежительно мог бы вздохнуть мой отец (он не дожил до старости), если бы был не настолько уверен в себе, насколько хотел показать. — Должен быть выход.

За ужином, поздно вечером — я пишу это после завтрака на следующий день, 26 сентября — Алан предложил мне свое сердце. Мы с Анной сидели за столом. Я ужинал, Анна не могла себя заставить проглотить ни куска. Алан заперся в ее спальне. Она три раза крикнула ему в дверь, что ужин готов. Он не ответил. Анна тревожилась, что он может сделать с собой что-нибудь, если уже не сделал.

— Я его не слышу, — сказала она мне, отодвинула стул и встала. — Я сейчас вернусь.

Она вышла из квартиры. Ее не было несколько минут.

— Я обошла вокруг дома, — сообщила Анна, когда вернулась. Она пала духом и запыхалась — она, эта женщина, никогда не сдававшаяся слабостям. — Я подумала, что смогу увидеть его в окно, но он задернул шторы. У него горит свет. Я постучала в окно, окликнула его. Что нам делать?

— Думаю, ждать, — сказал я. — Он выйдет. Проголодается и выйдет. Тебе тоже надо поесть.

— А если с ним что-то случилось? — проговорила она. — Может, попытаться открыть дверь?

— Каким образом?

— Вскрыть замок, — сказала она. — В дверной ручке есть небольшое отверстие. Я дам заколку-невидимку.

Прежде чем мы успели опробовать идею Анны и вскрыть замок заколкой для волос, Алан вышел. Он хорошо выглядел — спокойный, с твердым пристальным взглядом. Его спокойствие заставило меня насторожиться.

— Ох, слава богу, — проговорила Анна.

Он подошел к столу. Не сел, не заговорил. Он стоял и смотрел на нас.

— Хочешь есть?

Обычный вопрос прозвучал в данной ситуации нелепо.

— Я не хочу есть, — ответил он.

— Посиди с нами, — предложила она.

— Я не хочу сидеть с вами.

Он посмотрел на меня и негромко произнес, словно не хотел, чтобы слышала Анна:

— Я хочу отдать тебе мое сердце.

— Нет, — сказала Анна.

— Я хочу, чтобы ты взял мое сердце, — сказал он мне.

— Нет! — воскликнула Анна.

Алан настаивал, не глядя на Анну:

— Я хочу отдать тебе мое сердце, Рэй.

Анна встала.

— Ни в коем случае, — заявила она.

Меня не удивили ни ее выбор, ни ее уверенность. Я был с ней полностью согласен.

— Выброси это из головы, — велела она.

— Это не твоя голова, — ответил Алан.

— Мне все равно, — сказала она. — Я не хочу больше этого слышать. Не хочу, чтобы ты об этом думал.

Она попыталась его обнять, но он отстранился.

— Буду думать, — произнес он, не повышая голоса.

— Ты не будешь об этом думать, — сказала она. — Не будешь об этом говорить.

Она повернулась ко мне:

— Рэй?

— Послушай меня, Алан. — Я сидел на прежнем месте. — Я тронут твоим предложением. Мне и радостно, и грустно от того, что ты хочешь отдать мне свое сердце. Я счастлив, если ты так любишь меня, что готов на это. Это очень щедрое предложение. Оно показывает, что ты — хороший человек. Я знал это и раньше. Но мне грустно слышать от тебя такие слова. Я не могу взять твое сердце. Я не возьму твое сердце, потому что я тоже тебя люблю. И потому что это неправильно.

Я посмотрел на Анну. Кажется, она ждала от меня более убедительных слов. Я не мог придумать, что еще сказать. Тогда я обратился к сентиментальному языку кино и, хотя Алан этого не понял, унизил этим нас всех.