— Надо подумать, хватит или нет.
Иваненко, казалось, удовлетворился уклончивым ответом.
— Командовать сами будете или назначите кого из нас? Все мы бойцы кадровые, обстрелянные.
— Сам, сказал Сердюк, но тотчас передумал. — Нет, пожалуй ты. Я рядовым. Заходи послезавтра — обмозгуем. А завтра на квартиру мой хлопец придет, оружие просмотрит.
— Да мы сами. В оружии разбираемся.
— Лишний глаз — не помеха. У меня слесарь-оружейник есть. Молодой, но опытный. А как же мы такое число людей вооружим?
— Это не хитро, — после короткой паузы заключил Иваненко. — Пусть народ уходит из города с утра, будто по селам на менку. К вечеру они за чертой города останутся, а потом в балке соберутся. Оружие мы перенесем туда заранее и закопаем.
— Да ты, оказывается, стратег, — пошутил Сердюк.
— Э, война всему научит!
Иваненко сообщил номер дома на Боковой улице и дружески распрощался.
Глава седьмая
Ожидая прихода Павла Прасолова с инспекторского осмотра оружия, Сердюк нетерпеливо мерил шагами небольшую комнату своей тетки, уставленную старомодной мебелью. Тетка, предусмотрительно отправленная к соседке, вот-вот могла прийти, а Павла всё не было.
«Прилип, что ли, там?» — сердился Андрей Васильевич, зная о любви парня к оружию.
В компетентности Павла Сердюк не сомневался.
У Павла действительно была страсть к револьверам. В раннем детстве он не расставался с пистолетом, стрелявшим пробкой, позже появился пугач, а затем на смену ему пришли негодные револьверы разных систем, которые он выменивал у мальчишек своего поселка, целыми днями шнырявших в поисках добычи на заводских складах металлического лома. Он терпеливо возился со своим арсеналом, хранившимся в заброшенном курятнике, безуспешно пытаясь то исправить смятый в лепешку барабан, то выправить окончательно искривленный ствол, из которого, как говорил, посмеиваясь, его брат Петр, можно было, целясь в дверь, попасть в крышу.
Уже вечерело, когда появился озабоченный Павел.
— Ну, как оружие? — спокойно спросил его Сердюк.
— Сто штук «ТТ» новеньких, один в один. Всё осмотрел. Жаль, бабахнуть нельзя было.
— Где прячут оружие?
— В погребе. У них он хорошо замаскирован. На люке, что в погреб ведет, буфет стоит тяжелющий. Насилу вчетвером с места сдвинули.
— И ты ничего с собой не принес?
— Не дали. Я было отложил два «ТТ» и две лимонки завернул в тряпочку — тряпочку специально с собой захватил, — да забрали, окаянные. «Мы, говорят, по счету приняли по счету и сдадим. Дело военное. А тебя где-нибудь с этим сверточком поймают и к ногтю».
— Правильно рассудили. Значит, так ничего и не взял?
— Ей-богу.
— Ох, врешь, Паша! На тебя не похоже. Чтобы ты ничего не стащил из оружия — быть не может.
Павел потупил глаза:
— Неужели я пистолета не заработал, Андрей Васильевич?
— Куда дел? — потребовал Сердюк.
— Под крыльцом во дворе спрятал. «ТТ» и лимонку.
— Неси.
Павел неохотно вышел и принес два свертка. Сердюк внимательно осмотрел пистолет, вынул капсюль из гранаты, положил на стол. Павел не сводил с пистолета зачарованных глаз.
— Оружие как оружие, — заключил Сердюк. — А что тебя беспокоит?
— Обстановка в доме странная. Ничто ни к чему не подходит. Видно, с разных квартир натаскана. А какой подпольщик будет этим заниматься?
— А ещё? — Сердюк чувствовал, что Павел не договорил до конца.
— Ребята не как ребята. Больно уж сытые все. По-моему, такими люди из окружения не выходят. Все по-солдатски остриженные, волосы короткие, словно сегодня из парикмахерской. Где бы это они могли? Если в армии стригли, то уже обрасти должны. А?
В пальцах Сердюка заерзала папироса. Он смял её и бросил на пол. Потом взял капсюль гранаты, взвесил его в руке, шагнул к печи, бросил в пылающие угли и отбежал в сторону, увлекая за собой Павла.
Павел сжался, ожидая, что капсюль взорвется, но прошла минута, другая было тихо. Сердюк, прикрыв лицо руками, заглянул в открытую печь. Раскаленный капсюль спокойно лежал на углях и уже начинал плавиться.
— Липа? — спросил Павел.
Сердюк кивнул головой. Он был бледен, глаза неподвижно уставились на раскидистый фикус у окна.
— Значит, выследили нас, Андрей Васильевич?
— Выследили, Паша.
— Доработались… — процедил Павел и, взяв со стола пистолет, сунул его за пояс брюк.
Давно, очень давно Сердюк не испытывал такой растерянности. Перед его глазами прошла вереница людей — Теплова, Петр Прасолов, Мария Гревцова, Саша. Кто выслежен? Может быть, их уже схватили, может быть Теплову (почему-то он подумал именно о ней) терзают сейчас в гестапо… И во всём виноват он. Значит, плохо соблюдал конспирацию, не оправдал доверия партии.
В изнеможении от этих дум он опустился на стул. «Нет, сегодня их не возьмут, — мелькнула мысль. У них другой план: захватить всех. Это ясно. Иначе меня схватили бы первым. Значит, есть время для размышления, для действий».
— Ещё поработаем, — тихо, как бы про себя, сказал он. — Слушай, Павел. Передай Тепловой приказ от моего имени — немедленно уйти к Крайневу.
— Через линию фронта?
— Она знает куда.
— А я?
— Ты тоже с ней.
— Я останусь. Меня ведь только тайные агенты видели, а они в гестапо не ходят. У вас на явке я за последние два месяца первый раз.
— Возможно, тебя сегодня и выследили.
— Ну да, усмехнулся Павел, — меня выследят! Я дворами сюда шел — дворами и уйду.
— На улице встретят.
— Тогда вот этот пущу в ход. — Павел выразительно похлопал себя по бедру, где за поясом был спрятан «ТТ», который, ввиду чрезвычайных обстоятельств, решил не отдавать Сердюку.
Андрей Васильевич с нежностью и тревогой посмотрел на паренька:
— Согласен при одном условии. Поселишься в кочегарке и будешь там дневать и ночевать.
— Идет! — обрадовался Павел. — Меняю хату на кочегарку. От гестаповцев лучше всего прятаться в гестапо. А вы?
— Я и Пырин пока останемся. Надо, Паша, предупредить ещё одного товарища. — Сердюк думал о радисте. — А то придет в мастерскую на явку — и прямо в лапы… — И вдруг подошел к Павлу вплотную: — А ну-ка, давай оружие.
— Андрей Васильевич, Андрей Васильевич! — скулил Павел.
— Давай, давай! Осмотрю — верну.
— Честное партийное?
— Честное. Давай.
Павел недоверчиво протянул пистолет.
Сердюк вынул обойму, проверил механизм — действует безотказно. Один за другим разложил на столе патроны. Внимание привлекли легкие, почти незаметные простым глазом царапины на одной пуле. Царапины были расположены симметрично. Значит, кто-то вынимал пулю из гильзы.
Сердюк торопливо достал ручные тиски, зажал в них пулю. Она подалась без особого труда, и содержимое гильзы — мелкий желтый порошок, похожий на яичный, — высыпалось на стол.
Когда Сердюк поднес спичку, порошок не вспыхнул, а загорелся спокойным синим огоньком.
— Ну, счастье твое, Паша, что проверили! — сказал он и показал глазами на всё ещё горевший порошок. — Это взрывчатка. Вместо выстрела — взрыв.
— Всё предусмотрели, сволочи! — ужаснулся Павел.
— Всё. Даже наш контрход, если бы мы, разгадав их замысел, заранее напали на склад, чтобы вооружиться. Всё.
— А пистолет в порядке? — с надеждой в голосе спросил Павел.
— В порядке. Как удалось стащить?
— Схитрил. Коптилку рукавом погасил, будто нечаянно. Пока зажигали — я за пазуху.
Сердюк вышел в кладовую, долго гремел там банками, бутылками и принес обойму с патронами.
— Бери и марш выполнять задание! Да помни о слежке.
* * *
Иваненко появился в мастерской на другой день.
Не каждый актер может быть разведчиком, но каждый разведчик должен быть актером. Сердюк встретил провокатора приветливо, даже самогоном угостил. Иваненко размяк, но при каждом скрипе наружной двери не забывал вздрагивать. Андрей Васильевич смотрел в его голубые приветливые глаза и думал, что всё имеет свои пределы, только подлость безгранична.