— Он один сумел снять флаг — значит, он и повесил его, — спокойно ответил гитлеровец.

Это объяснение мало удовлетворило Вехтера. Он опасался озлобления русских, которое росло с каждым днем, и, как бы демонстрируя своё несогласие, сделал несколько шагов к воротам, намереваясь бросить пачку марок сквозь решетку в толпу.

Но люди были слишком возбуждены. Одни злорадно смеялись, другие грозили кулаками, кричали знакомые ругательства, но уже во множественном числе, и Вехтер не решился приблизиться к ним.

Он протянул деньги офицеру — тот решительным жестом отказался. Тогда Вехтер подошел к солдатам. Большинство из них денег не взяли, но нашлись и такие, которые с благодарностью приняли их.

Напрасно гитлеровцы думали, что на этом все злоключения сегодняшнего дня кончились. Когда стемнело, возле вокзала раздалось несколько выстрелов, и вслед за ними вспыхнул огромный бак с бензином. Вскоре загорелись и остальные баки. Город осветился тревожным, колеблющимся заревом.

Сашка появился в водосборнике на другой день.

— Ну, как праздник? — дружелюбно спросил его Сердюк, видевший ночью зарево.

— На славу! — важно ответил Саша и подробно, как свидетель, не принимавший в этом никакого участия, рассказал о происшествии со знаменем. Сердюк не перебивал его, но когда Саша закончил свое повествование, сказал:

— Ясно теперь, какая у Александра девушка: дымовая труба. Но не пойму, отчего фрицы валились?

— От мыла.

— Как от мыла?

— А я как с трубы слазил, то верхние скобы мылом вымазал. Лезет фриц, ухватился рукой за скобу — и вниз. Резина тоже не спасает. Она ещё больше по мылу скользит.

В насосной дружно расхохотались.

— Ну что, поднять вам ещё настроение? — Саша протянул радиограмму: — Читайте!

Сердюк громко прочитал сообщение Информбюро об окружении частями Красной Армии у Старой Руссы шестнадцатой германской армии.

— С этого бы ты и начинал, Саша! Это важнее всех твоих сообщений. — Сердюк протянул радиограмму Вале. — Садитесь за работу. Напечатайте сто экземпляров, не меньше.

— Такие сводки я бы без устали печатала с утра до ночи. — Валя бросилась к Сашке и крепко расцеловала его.

Прошли март, апрель, а гитлеровцы не переставали вывешивать объявления, призывавшие к поимке Сердюка. Они увеличили награду за его голову сначала до семидесяти тысяч оккупационных марок, потом до ста. На последнем объявлении, в центре которого были помещены два больших портрета Сердюка один в фас, другой в профиль, разместился десяток фотографий поменьше, где Сердюк был снят во весь рост в разных положениях. Даже снимок в спину был представлен. Появись Андрей Васильевич в городе — его узнали бы тотчас не только по лицу, но и по фигуре.

Простая звучная фамилия внушала страх и комендатуре, и гестапо, и полиции. Всё, что ни делалось в городе и его окрестностях даже стихийно, помимо указаний Сердюка, приписывалось теперь ему. Найдут ли гитлеровцы утром труп убитого офицера, загорится ли городская управа, пустят ли под откос поезд — всё это относилось на его счет. В городе не было человека, который бы не знал о Сердюке.

Когда украинский штаб партизанского движения разослал организациям города радиограмму, в которой сообщалось о подчинении всех подпольных групп Сердюку, руководители групп встретили приказ радостно: авторитет этого человека был очень велик.

Связь с группами Андрей Васильевич осуществлял через Петра и Сашку. Пока ни один из руководителей не встречался с ним, он никого не видел, ни с кем не разговаривал. Это беспокоило Сердюка и затрудняло работу. На пограничной заставе, где прослужил почти десять лет до возвращения на завод, он знал всех бойцов в лицо, изучил их характеры, наклонности, привычки, знал, кому что можно доверить. А здесь приходилось руководить через посредников и судить о людях заочно.

Постепенно Сердюк привык к этому, но каждый раз после свиданий Сашки с тем или иным подпольщиком подробно расспрашивал, как тот выглядит, как держит себя, даже как смотрит в глаза.

Теперь, когда Сердюк располагал значительными силами, всё чаще и чаще его мозг сверлила мысль напасть на аэродром и уничтожить самолеты.

Та самая операция, на которую хотели спровоцировать его гестаповцы, чтобы захватить партизан в степи, стала казаться заманчивой.

Над этой операцией Сердюк много думал, но счел её слишком опасной. Да, им удастся попасть на аэродром, перебить охрану, поджечь самолеты. Но уйти благополучно люди не смогут, если даже перережут телефонные провода между аэродромом и городом. Как только на аэродроме вспыхнет пожар, тотчас из города примчится на автомашинах пехота, рассыплется по степи, и многие подпольщики не уйдут от преследователей…

Сердюк обдумал несколько вариантов диверсии, но так и не составил плана, удовлетворявшего всем его требованиям, из которых основным он считал сохранить жизнь вверенных ему людей.

Однажды в очередном рапорте руководителя шахтерской группы Сердюк прочитал, что гитлеровцы готовятся возобновить работу на шахте два-бис. Они уже отремонтировали подъемные механизмы, откачали воду, завезли на склад взрывчатых веществ аммонит; на все ответственные участки ими были поставлены офицеры из хозяйственной зондеркоманды. Диверсии на шахте были крайне затруднены.

Но не это интересовало Сердюка. Он выяснил, что склад взрывчатых материалов находится на старом месте — в степи, в километре от шахты, и охраняется одним отделением полевой жандармерии. В землянке при складе жило всего одиннадцать жандармов.

Шахтеры сообщали, что они собираются напасть на склад, перебить жандармов и взорвать аммонит.

Сердюку стало жаль аммонита — ведь он мог быть использован разумно.

Андрей Васильевич посоветовался с руководителем подпольной группы на шахте, которого вызвал на совещание в каменоломню, и совместно они разработали план, сложный, комбинированный, но реальный.

Шахтеры должны овладеть складом, как и наметили, но не взрывать аммонит, а погрузить на автомашину, которую нужно было похитить из гаража, а ещё лучше — выпросить у начальника гаража, якобы для поездки в село за продуктами, пообещав кур и свинью.

Захватив склад, шахтеры погрузят на машину три тонны аммонита, заложат взрыватели, бикфордов шнур. Двое подпольщиков, переодетые в жандармскую форму, на рассвете двинутся через город к аэродрому. Кто из патрулей рискнет останавливать машину с жандармами? У аэродрома они подожгут бикфордов шнур и, закрепив рулевое управление, направят машину прямо в ворота аэродрома. Она остановится, наткнувшись на самолет. Пока гитлеровцы будут соображать, откуда взялась машина без людей, три тонны аммонита взорвутся, а подпольщики умчатся и скроются до ночи в ближайшем селе, у своего человека.

Начальника гаража, падкого на взятки, легко уговорили дать машину, но непременным условием он поставил свое участие в поездке. Гитлеровца в пути решили прикончить.

На операцию, как только стемнело, вышли четырнадцать смельчаков.

Около часу ночи со стороны склада донеслись звуки перестрелки, и тотчас туда помчались гитлеровцы, охранявшие шахту. Вскоре раздался страшной силы взрыв, от которого дрогнула земля и из окон домов на поселке вылетели все стекла. Ни одного человека у склада не осталось в живых.

Что произошло на складе, узнать не удалось ни подпольщикам, ни гестаповцам.

Уже много позже из донесения Гревцовой стало известно, что жандармов в землянке в эту ночь было двадцать два человека. Очевидно, подпольщикам удалось снять часовых, проникнуть на склад, но ликвидировать без шума охрану они не смогли. Окруженные прибежавшими с шахты гитлеровцами, они решили умереть, уничтожив и склад и врагов.

Сердюк не отказался от мысли о диверсии на аэродроме и готовился к ней. Для осуществления нового плана нужно было достать мелкокалиберную винтовку с патронами, несколько килограммов тола, взрыватели, бикфордов шнур и десятилитровый бидон для молока.