Все эти парни, пытавшиеся играть «так же», как Beatles, Stones и Led Zeppelin, совершенно не умели писать песни. Удивительное дело — их было так много, но ни одной вменяемой песни из тех времен до наших не дошло. А песня — если это хорошая, настоящая песня — живет долго. Не скажу, что вечно, но на несколько поколений ее уж как-нибудь хватает.

Настоящую песню помнят, ее перепевают, и она становится популярной — и СМИ здесь ни при чем.

Песни Майка не тиражировали СМИ семидесятых и восьмидесятых, однако, куда бы он ни приехал, «Гопников», «Сладкую N» и «Дрянь» подпевал весь зал.

На самом деле огромную армию музыкантов «первой волны» советской рок-музыки (к великому сожалению парней, которые отращивали волосы, паяли усилители и сами собирали колонки) можно просто вынести за скобки. Их словно и не было. Они не сделали ничего. От них ничего не осталось.

Равно как и ВИА — пустота. Они отъездили свое по просторам СССР и — иногда — по фестивалям в странах Восточной Европы, и все. Все эти «Голубые гитары», «Веселые ребята», «Самоцветы» — что это? Кто это? Зачем это? Обыкновенные советские эстрадные исполнители, политически причесанные, идеологически выхолощенные… Попса СССР семидесятых и попса России нулевых — одна и та же хрень. Это ничто. Это не имеет отношения к мировому культурному процессу, никогда не имело.

История началась с «Машины Времени», «Аквариума» и Майка Науменко.

Конечно, на пустом месте ничего не вырастает. Нужны семена, нужны хотя бы какие-то молекулы, какие-то химические соединения, чтобы зародилась хоть какая-то, самая примитивная форма жизни.

Но танцплощадочные группы вряд ли являлись черноземом, на котором выросли настоящие, самостоятельные группы. И «Аквариуму», и «Машине», и парню со сценическим и бытовым псевдонимом «Майк» жизнь дала Большая рок-музыка.

«Машина» являлась и остается лучшим, если не единственным вменяемым образцом «рока для русских». (Понятие «русский рок» приобрело уже настолько ублюдочный смысл, что я стараюсь его не употреблять. Когда речь заходит о представителях этого странного поджанра, уместнее пользоваться словом «говнорок». Хотя придумала его девушка, ни хрена вообще в музыке не смыслившая и работавшая в то время в «Московском комсомольце», где, разумеется, писала о музыке и музыкантах — как и положено «желтому» журналисту — чем меньше о предмете знаешь, тем больше о нем пишешь. Но за термин «говнорок» ей можно простить многое. Уж слишком точно сказано.) «Машина» — действительно серьезная, талантливая группа, сильная и очень убедительная в плане своей музыки, исполнительского мастерства, умения донести до слушателя то, что хочется сказать, а главное, правильно и точно сформулировать это «что-то» — как на вербальном уровне, так и на музыкальном.

Что же до «рока вообще» — то здесь «Аквариуму» и Майку конкуренции в нашей стране не составил никто.

И, кажется, уже не составит. Россия — не роковая страна. Рок здесь на хрен никому не нужен. Да его уже и нет — так что спохватываться поздно. БГ и Майк успели сделать свой рок в то время, когда он еще был. Сейчас делать что-то на этом поле может только полностью оторванный от реальности человек.

«Сладкая N» — начало рок-периода отечественной музыки. Этот альбом — один из ключевых, одна из главных записей — с восьмидесятых и вплоть до наших дней.

Это было время так называемых «акустических» выступлений Майка — они продолжались еще много лет, Майк часто играл один, но он никогда не хотел этого делать.

Он всегда хотел играть «электричество». Всегда хотел быть Марком Боланом — не буквально, конечно, но — он всегда хотел играть громко.

Все его квартирники, выступления с акустической гитарой один на один с большим зрительным залом — все это только от бедности и больше ни от чего. Майк не слишком любил такие выступления. Другое дело, что в начале его творческой карьеры они приносили ему вполне серьезный по тем временам доход, но удовольствие — вряд ли.

Майк любил рок. Он всегда хотел собрать свою группу и собрал ее — сравнительно быстро. То есть он просто взял готовую группу, быстро убедил музыкантов в том, что его песни лучше, чем песни «Creedence», которые группа играла до знакомства с Майком, и назвал этот коллектив «Зоопарк». Название было придумано им задолго до появления самой группы.

История музыки Майка совершенно парадоксальна. Если большинство, да не то чтобы большинство, а практически все наши музыканты начинали с подпольных крохотных концертиков, то Майк очень быстро вышел на большую сцену. Ну, конечно, сравнительно большую, однако вполне приемлемую. Московские друзья, в число которых входил тогда и Олег Евгеньевич Осетинский, известный киносценарист и еще более известный отец юной пианистки Полины Осетинской, устраивали концерты «Аквариуму» под видом собственных творческих вечеров. На этих же концертах играл и Майк — он получал за это деньги, выступал на большой сцене со своими песнями, и это было круто. Очень круто. Этого не мог себе позволить никто из «подпольных рокеров».

Правда, концертов таких случилось раз-два и обчелся, но они были — и Майк очень быстро уверился в том, что он может, может, что его песни нужны слушателям, что они им, слушателям, нравятся и что петь их не стыдно.

Он очень быстро миновал, даже не перешагнул, не перепрыгнул, а именно миновал барьер, перед которым музыканты, скажем, группы «Кино» топтались года четыре.

После нескольких московских полуофициальных-полуподпольных, но почти настоящих концертов (они почти совпали по времени с выходом, то есть с записью, ибо альбом этот никуда в то время не «выходил» и «выходить» не мог) Майк совершенно утвердился в собственных идеях и планах и уже тогда стал настоящим, авторитетным, признанным и уважаемым артистом. Правда, знал его очень узкий круг людей, но какая разница? Он уже был тем, кем был. Он был настоящим героем рок-н-ролла.

Вскоре после записи «Сладкой N» Майк переехал из квартиры родителей с улицы Бассейной в Волоколамский переулок, в свою огромную и нелепую коммуналку — к Наташе, на которой женился — и зажил самостоятельно. В этой коммунальной квартире он будет жить до конца своих дней. Панкер, записавший «Сладкую N», стал работать звукорежиссером в Театральном институте и записал там первый альбом группы «Секрет». Жизнь кипела, к Майку стал захаживать Цой — и я, автор этих строк, вместе с ним. Майк познакомился со Свином — Андреем Пановым — очень умным и глубоким парнем, первым панком России, и стал довольно часто сиживать у Свина в гостях. Поднималась новая волна русской поп-, рок-музыки — играть начали парни, которые отчетливо видели и слышали разницу между танцплощадочными и виа-образными отечественными группами, считавшими себя «роком», и тем, что называлось «рок-музыкой» на Западе. Музыканты этой волны играли уже по-настоящему. Играли так, что за их музыку не было стыдно, и не нужны были никакие скидки на плохой аппарат, на «специфику русского рока» — ибо нет никакой специфики, есть только музыка и не-музыка. He-музыка сразу же приняла новых героев в штыки, но это было бесполезно. Новая волна смыла «русских рокеров», не оставив от них и следа.

Часто мне кажётся, что рок-н-ролл — это единственное, чем стоит заниматься всерьез. И чем больше мне лет, тем крепче эта мысль, которая перерастает в уверенность.

Все остальное тоже интересно. Кино, литература. Живопись. Скульптура. Радио. Ну, бабы, наконец, — как написал один хороший писатель.

Казалось бы, вот, литература: сиди, пиши — один, никакой цензуры, делай, что хочешь. Полная свобода. Собственно, литератор всегда, во все века имел полную свободу творчества. Счастье вроде бы.

Но нет. Среди писателей есть очень мерзкие типы. Собственно, как и в любом виде творчества, в любой вообще отрасли народного, так сказать, хозяйства. Но у писателей это выражено как-то особенно жутко.

Об одном таком писателе написан роман, которые массы людей читают с удовольствием, он весь распилен на цитаты, окружен легендами, сам превращен в миф и наделен мистическими чертами, которых в романе и в помине нет. Роман называется «Мастер и Маргарита».