Шпион потупился и некоторое время молчал. Потом проговорил:

— Да. Но примите во внимание, что все это делалось по приказу зверхников.

— А что вы вообще делали по собственной воле? — спросил следователь.

— Речь идет о людях, которые часто, а может, точнее — нередко выполняли волю других, я уже сказал — зверхников. Что до меня, то никто никогда меня не заставлял.

— Хорошо, с этим ясно. Перейдем к следующему вопросу. Расскажите о вашем сотрудничестве с Политической информационной службой (ПИС).

— С ней я также добровольно установил связь по заданию американской разведки.

— Кто организовал эту службу? — спросил следователь.

— Американцы. Они хотели получать информацию об эмигрантских организациях в Англии, Франции, Испании, Италии и других странах. Поддерживать контакты с американцами со временем стало одним из основных моих заданий.

— Кроме вас с этой службой сотрудничало много националистов, — отметил Тарасюк. — Назовите фамилии наиболее активных и охарактеризуйте этих людей.

— Среди многих можно выделить Миколу Лебедя. Он собирал важные данные о состоянии польской эмиграции в Англии, Франции, Италии. В Париже Лебедь имел осведомленных информаторов. В деятельности ПИС принимал активное участие Иван Гриньох. За работу нам хорошо платили. Определенную сумму мы выделяли для информаторов.

— А вы говорили им, для кого собираете сведения?

— Это было излишним. Информаторы сами все понимали.

— Лебедь и Гриньох, которых вы первыми назвали, отошли от Бандеры, а потом создали зарубежное представительство УГВР, — напомнил полковник Ильчишину. — В чем состояла причина этого разрыва?

— Бандера не хотел делиться с ними властью, они с ним — деньгами, в том числе и теми, которые выплатила гитлеровская разведка накануне разгрома третьего рейха. Гриньох был вице-президентом УГВР, членом провода ОУН и казначеем организации. Лебедь возглавлял референтуру зарубежных связей, и через его руки проходили все расчеты с американцами. Бандера знал, что Лебедь, как секретарь зарубежных дел УГВР, присваивает из «казны» организации большие суммы, поэтому настаивал на личном участии во всех денежных операциях. По этому поводу Лебедь сказал мне, что Бандеру интересовали не столько связи, сколько доллары и собственное благополучие. Взаимные пререкания переросли в ссоры. Лебедь продолжал самостоятельно вести дела ОУН с американцами. Он наладил контакты с разведкой США и отошел от Бандеры. Гриньох тоже отказался передать фонды УГВР в распоряжение Бандеры. Тот исключил его из провода ОУН. За Лебедем отправился в оппозицию Зенон Марцюк. Бандера получил от него кассу с боем.

Ильчишин замолчал, посмотрел на следователя и снова перевел взгляд на Тарасюка.

— Не мне рассказывать вам о причинах грызни в ОУН. Она шла со дня возникновения организации, так было и, наверное, так будет, потому что каждый хочет быть зверхником, стоять над кем-то. Скажем, Микола Лебедь считает себя умней Степана Бандеры, а Бандера…

Тарасюк перебил:

— Как относится к вам Бандера?

— Мне о себе говорить и трудно, и неловко, но если уж зашла речь, то скажу. Ко мне Бандера относится без малейшего уважения, как, пожалуй, и ко всем. К тому же думаю, что ему передавали мое мнение, которое касалось его как «вождя», а оно было, так сказать, не в его пользу. Может, я имел неосторожность, а это так, говорить, что Бандера не такой бог, чтобы на него все молились, и что организация не может держаться только на Бандере. Такого мнения не только я, меня поддержал Лебедь, Гриньох, да и другие. Каждый ждал, кто первый скажет «а». Случилось так, что это сделал сам Бандера.

— Каковы задачи зарубежных частей ОУН?

— Еще до разрыва с Бандерой по поручению провода ЗЧ ОУН я был связан с американской разведкой. После того как Бандера, так сказать, «отлучил» меня от провода, он предупредил, что отныне я не имею права на связь с американцами от имени ЗЧ ОУН. Он даже пригрозил, что если я не выполню его предостережения…

— То что?

— Бандера не хотел понимать, что уже тогда моя связь с разведкой зависела не от провода ОУН и даже не от самого Бандеры, потому что я был, в сущности, сотрудником американской разведки, подбирал людей для агентурной работы, о чем Бандере не докладывал. Я уже рассказывал, что Бандера был сторонником полной, как он говорил, централизации связи с разведкой любой страны, точнее, домогался, чтобы вся информация, собранная националистами, шла только через него и он лично знал обо всех, кого засылала разведка на Украину. А Блейк, да и не только он, считали, что достаточно тех, кто подбирает агентов и принимает участие в их обучении.

— Кто, кроме вас, подбирал кадры шпионов?

— Этим занимались Будковский, Лопатинский, Ленкавский, Кашуба, Стецко, даже господин «вице-президент» Гриньох, хотя он имел другое поручение — работать с теми, кого уже отобрали для исполнения заданий разведки. Или взять такого абсолютно «мирного» человека, как священник Бучко. Бандера с возмущением рассказывал мне, что этот попик самовольно поехал в Испанию и встретился с генералом Франко и с другими особами высокого ранга. Он договорился, что наши люди будут учиться там в военных школах, академиях.

— Чем же возмущался Бандера?

— Как чем? Этот «политик» в сутане отбивал у Бандеры хлеб. Бандера тогда сказал: «Пусть занимается своими божьими делами, организация без него обойдется».

— А бывали случаи, когда разведки забрасывали агентуру из оуновцев на нашу землю без ведома ЗЧ ОУН?

— Бывали, но все равно их подбирал кто-то из руководителей ОУН. Такие случаи возмущали Бандеру. Помню, вернулись после выполнения задания из Польской Народной Республики Богдан Рыбчук и его жена Маричка. Бандера тут же поручил своим людям провести тайное расследование, кто навел разведку на Рыбчуков. При этом он предостерег эсбистов, чтобы об этом не дознались ни сам Рыбчук, ни американцы.

— И чем кончилось это расследование?

— Этого я не знаю. Вскоре Бандера исключил меня из ЗЧ ОУН, и я был вынужден некоторое время действовать на свой страх и риск.

— Чем же вы занимались после «отлучения» от провода?

— Как чем? — удивленно спросил Ильчишин. — Я продолжал подбирать людей для агентурной работы так же, как это делал и раньше, только смелее: мне не надо было советоваться ни с Бандерой, ни с его эсбистами. Я понимал, что теперь завишу только от американской разведки и моя судьба в их руках. Не мне вам говорить, что разведки — и американская, и английская, а до этого и немецкая — выбрасывают, как поганых щенят, тех, кто им не нужен или начинает торговаться.

—У них есть возможность выбирать, — произнес следователь.

— И они это понимают, — подтвердил Ильчишин и добавил: — После войны там осталось столько людей, которые не могли вернуться в свои страны, а сытно есть хотел каждый…

— Что же было дальше? — спокойно переспросил Тарасюк.

— Я, конечно, рассказал об угрозах Бандеры капитану американской разведки Барду.

— Это тот Бард, что работает в отделе борьбы против коммунизма и величает себя доктором? — спросил Тарасюк.

— Да, именно он. Вы, видно, знаете, какой из него доктор, но дело не в этом. Бард выслушал меня, а потом предупредил:

— Бандере, Стецко, Ленкавскому и Кашубе известно о вашем успешном сотрудничестве с разведкой. Они вам завидуют. Смотрите, чтобы вас не съели эсбисты ЗЧ ОУН.

— Какие поручения вам давали американцы после разрыва с Бандерой? — поинтересовался следователь.

— Разные. С теми, кто торговался с разведкой, случались прискорбные неприятности. Способности многих эмигрантов оценивались весьма низко, и им ничего не оставалось, как идти в сторожа, дворники или заниматься тяжелым трудом. Когда я вступил в ЗП УГВР, то боялся, что Бандера, Стецко, Ленкавский и их эсбисты скомпрометируют меня в глазах американцев или уничтожат физически. Я должен был активно проявлять себя. В ЗП УГВР атмосфера была не менее напряженной. Осуждая Бандеру и членов провода ЗЧ как антидемократов, фашистов, руководители ЗП УГВР старались доказать американской разведке, что пользуются доверием вооруженного националистического подполья на Украине и получают от него достоверную информацию.