Вся семья Мейсонов весело захохотала.

Мистер Окройд не выдержал. Может, ему и полезно было узнать о том, как полиция разыскивает преступников, но он больше не мог это выносить.

— Минутку! — воскликнул он, поднимаясь. — А который час?

— Только без десяти семь, — ответила миссис Мейсон. — У вас предостаточно времени, мистер Окройд. Утром вы сказали, что посидите с нами до четверти восьмого.

— А, ну так я еще не знал, — пробормотал он. — На меня сегодня столько дел свалилось! Пойду я, мистер Мейсон. — Он ушел умываться, а остальные встали из-за стола и разбрелись по гостиной.

Не успел мистер Окройд открыть входную дверь, как на его плечо опустилась чья-то тяжеленная рука. Он охнул, подскочил и обернулся. За его спиной стоял Том — полицейский до кончиков ногтей.

— Смотрите в оба, мистер Окройд! — весело сказал он. — Вы нас сегодня услышите: мы будем хлопать громче всех. Еще раз спасибо за билеты.

— Ну ты меня напугал! — воскликнул мистер Окройд и поспешил прочь из дома. Он вознамерился сделать все возможное, чтобы Том не увидел его ни сегодня, ни впредь. Мистер Окройд ужасно себя чувствовал: внутри неприятно ворочались груши, лосось, торт и все потрясения минувшего дня.

— Сегодня опять полный зал, — сказал Джимми Нанн. — Уинстед — славный городишко. Прямо жаль уезжать.

— А мне ни капли не жаль, — ответил мистер Окройд. — Никудышное место.

— Разве? И что же тут не так? — удивился Джимми.

— Все! — с горечью воскликнул мистер Окройд и ушел работать.

Мистер Окройд понял, что больше так продолжаться не может: тайна тяготила его сердце. «Надо кому-нибудь выговориться, — признался он себе, — не то свихнусь». Коллеги уже начинали спрашивать, что с ним происходит. Джимми Нанн высказал мнение, что у мистера Окройда начинается гастрит и «скоро он узнает, что это такое». Сюзи предположила, что он тоскует по дому, мечтает еще раз взглянуть на Браддерсфорд. Джо только покачал головой. Дело было плохо: мистер Окройд не находил себе места от стыда, но боялся кому-нибудь открыться, и с каждым днем ему становилось все хуже и хуже.

Они приехали в Хагсби и давали концерты в «Курзале» — продуваемой насквозь развалине, где прежде помещался небольшой зал для катания на роликах. Публика собиралась неплохая, хоть чересчур норовистая и шумливая на задних рядах. Сам город, по общему мнению, был ужасен: темная и грязная дыра, полная брошенных мясных лавок и сомнительных типов без воротничков, которые толпились на улицах в ожидании последних вестей с ипподромов. Неуютные комнаты пропахли давно съеденной и забытой капустой, старая мебель с конским волосом немилосердно кололась, и заняться весь день было решительно нечем. Все сидели дома, иногда вяло прогуливались по городу, чинили что-нибудь или искали веселой компании за бутылкой «Гиннесса». Единственной их отрадой были концерты.

В Хаксби мистеру Окройду выпало куда меньше потрясений, чем в Уинстеде, но эта неопределенность давила на него еще больше. Было в ней что-то зловещее и выжидательное. Вдобавок квартирная хозяйка — старуха с длинным желтым лицом — оказалась чрезвычайно неприветливой и будто бы не спускала с него глаз. Когда Хаксби тонул в темноте зала, а на сцене вспыхивали огни и Иниго ударял по клавишам, никто не радовался этому больше, чем мистер Окройд, но даже в театре он был не в духе.

Правда, в четверг он стал другим человеком. Первым это заметил Иниго.

— Слава Богу, осталось вынести только три вечера в этой дыре! — заявил юноша, когда они стояли за кулисами перед началом выступления. — По дороге сюда я прохожу мимо пятнадцати мясных лавок, и во всех витринах болтается одинокая засохшая баранья нога. Я смотреть не могу на эти ноги, честное слово! У меня от них колики, особенно когда я сознаю, что хозяйка кормит меня их старшим братом. Ужас! Ну и город!

— Не, — возразил мистер Окройд, — местечко как местечко. Ясно дело, отдыхать я сюда не приеду, но встречались мне и похуже города. — В его голосе появились новые звенящие нотки.

— Ну дела! — воскликнул Иниго, уставившись на мистера Окройда. — Что это с вами случилось, мастер Окройд? С чего вы вдруг засияли, как солнышко? Тут какая-то загадка…

Мистер Окройд смутился.

— Да нет, ничего не случилось… ничего особенного.

— Нет, так не пойдет! — не унимался Иниго. — Вы ведете тайную жизнь, правда? Должно быть, в глубине вашего сада таятся феи, как нередко замечает миссис Джо в тональности ми-бемоль. Что произошло?

— Да ничего! Так, встретился вчера с одним малым из Браддерсфорда…

— А, вон как! Слыхал, Джо? Мастер Окройд опять в строю, потому что вчера встретил на этой гиблой тропе земляка! Сообщи всем радостную весть, пусть пляшут и поют!

И радостная весть действительно обошла труппу, в результате чего мистера Окройда подкалывали и дразнили весь оставшийся вечер. В самом деле, твердили они, наш работяжка соскучился по дому!

Мистер Окройд не обижался: для каждого у него была припасена приветливая ухмылка. Он вновь радовался жизни, ничто его не преследовало и не тревожило. А все благодаря вчерашней случайной встрече.

После обеда (скверного) он отправился на прогулку по главным улицам города, дымя трубкой и раздумывая, не пропустить ли ему кружечку эля перед закрытием пабов. Возле «Белого оленя», самого большого городского паба, он заметил маленькую машинку, которая показалась ему смутно знакомой даже издалека. Он подошел ближе, увидел, что вместо заднего сиденья у нее большой деревянный ящик, и уверился окончательно: машина была та самая, над которой он однажды протрудился целый день. Этот ящик (для перевозки образцов) он соорудил собственными руками. Да и номера на машине были браддерсфордские. Автомобиль принадлежал мистеру Эшворту, одному из хигденских коммивояжеров. Сам он, должно быть, сейчас в «Белом олене» — зарекомендовывает себя в качестве хорошего клиента.

(Здесь стоит отметить, что встреча мистера Окройда с мистером Эшвортом была лишена малейшего намека на случайность. Кто подумал иначе, тот просто живет в неведении и ничего не знает о торговых обычаях Западного Райдинга. Каждую неделю коммивояжеры, браддерсфордцы с широкими плечами и еще более широкими гласными, покидают родную землю и объезжают каждый город этого острова, пересекают моря и попадают в Гетеборг, Амстердам, Антверпен, Лилль или Милан, оплывают весь свет и сходят на берег в Сиднее или Буэнос-Айресе. Фабрика Хигдена — одна из крупнейших в Браддерсфорде, и вы в любую минуту можете встретить ее сотрудника в своем городе.)

Тут мистера Окройда осенило: он расскажет свою историю мистеру Эшворту, с которым они всегда были на дружеской ноге — тем более котелок у малого явно варит. Мистер Окройд вошел в паб. Мистера Эшворта ни за стойкой, ни в зале для курящих не оказалось. Стало быть, устроился наверху — верно, он ведь никогда не был завсегдатаем пабов. Пока мистер Окройд предавался этим рассуждениям, к нему подошел швейцар и осведомился, что ему нужно, после чего сообщил, что какой-то джентльмен еще обедает в столовой наверху. То был, несомненно, мистер Эшворт. Мистер Окройд обнаружил его в самом углу пустого зала: он ел сыр с печеньем и праздно листал газету.

Мистер Эшворт, дородный джентльмен с бескрайними просторами красных щек, тройным подбородком и выпученными голубыми глазами, взглянул на приближающегося мистера Окройда и удивленно уставился на него.

— Хм, я ведь вас знаю, верно? — воскликнул он.

— Верно, мистер Эшворт, — ответил мистер Окройд, подходя к столу. — Как ваши дела?

— Надо же, это Окройд! Откуда вы тут взялись? Я слышал, Хигден вас уволил? Какая досада, славные были времена, когда вы там работали! Ну-ка, присаживайтесь.

Мистер Окройд сперва объяснил, как очутился в Хаксби, а в заключение выдавил:

— Я бы хотел вам кой-чего рассказать, мистер Эшворт, если не возражаете. Измаялся я — мочи нет!

Мистер Эшворт, которому явно было скучно одному, ничуть не возражал.