— А ты возмущался, как начальству не стыдно ставить в зале такое разбитое пианино и сажать за него девочку, которая никогда не брала уроков музыки. Это то самое место, верно, Нанн? Да, наверняка это оно. — Он глубоко вздохнул.

— Считаете себя самыми умными, а? — спросил мистер Ридверз, свирепо переводя взгляд с одного на другого. — Думаете, я стану это от вас терпеть? Ошибаетесь: я не стану. — Он не уточнил, от кого бы он стал это терпеть, но складывалось впечатление, что терпеть уже приходилось. — Жалкие бродяги! Небось шляпу по залу пускаете! Голодранцы чертовы! Вот что я вам скажу, и можете передать это…

— Спокойно, Чарли, спокойно, — выговорил хозяин гостиницы, вид у которого был отнюдь не спокойный.

— Вам бы рот помыть, мистер! — сердито вскричал Джимми. — Хорошенько помыть, с мылом.

— Кое-где за такие высказывания в адрес дамы вы бы мигом схлопотали пулю — бах! и готово. — Мистер Митчем, с благородным презрением облачившись в Серебряного короля, попробовал уничтожить разъяренного владельца кинотеатров одним величественным взглядом.

— Да вы посмотрите на себя! — взревел мистер Ридверз и сам попытался посмотреть на них поближе, отчего двое немного попятились, поскольку мистер Ридверз с мощными плечами и выступающей вперед челюстью выглядел весьма угрожающе. — Я говорю что хочу, вы меня не остановите и прекрасно это знаете. Ясно? Я говорю что хочу.

— Так держать, мистер, — сказал веселый голос у него за спиной. — Так держать. Каждый имеет право на слово, таков мой девиз — если от этого никому нет вреда. Доброе утро, мальчики! Что нового? Что тут творится?

— Сейчас расскажу, Джо, — ответил Джимми, не скрывая облегчения. Он взял Джо под руку и шепотом сообщил ему, что происходит. Огромный Джо после этого выступил вперед и окинул мистера Ридверза удивленным взглядом, как будто какую-то диковинную тварь.

— Ну, — молвил мистер Ридверз, по-прежнему стоя на своем, хотя уверенность его дрогнула, — чего уставился?

— Сейчас объясню, чего я уставился, — тихо ответил Джо. — Я бродячий артист, как и эти двое. Такой же грязный оборванец. Жалкий бродяга, ага. Точь-в-точь. Мисс Трант, леди, с которой вы беседовали наверху, платит мне жалованье. Так же, как им. А теперь я объясняю, чего уставился. У вас два имени. Одно — Вшивый. Второе — Подонок. — Он ткнул огромным пальцем в сторону двери. — Вон! Живо! Чтоб духу твоего тут не было! О-о… — Тут Джо задумчиво повел головой, и в его голосе зазвучали восторженные нотки. — Я мог бы устроить тебе славную взбучку… Формы и размерчик — в самый раз.

Мистер Ридверз пришел к этому заключению еще до того, как Джо высказал его вслух. Он сбежал. В дверях ему следовало бы остановиться, бросить на артистов хмурый взгляд и разразиться зловещим «Ха! Ха! Ха-ха-ха-ха!»; жаль, нельзя вставить это предостерегающее «ха-ха!» на каждую страницу; в действительности же он отбыл в полном молчании и даже не обернулся. Однако внутри у мистера Ридверза все кипело — театрально-хмурый взгляд, легкое потрясание кулаками и злорадный хохот, несомненно, пошли бы ему на пользу. На Виктория-стрит ветер приветствовал его как старого приятеля, но он в ответ лишь разразился проклятиями и пожелал ветру сперва провалиться под землю, а потом сдохнуть. Когда же Этель спросила мистера Ридверза, был ли толк от разговора с антрепренершей, в ответ раздалось нечто такое, отчего звуки пишущей машинки в конторе «Нью-эра-синема» умолкли до конца дня.

Миссис Джо отставила чашку и склонила голову набок, будто бы внимательно прислушиваясь к ветру.

— Ты только послушай, милая, — самодовольно заметила она, словно ей принадлежала доля в компании, производившей мартовскую погоду. — Совсем разбушевался. Март ворвался в Англию, как лев, и даже не думает униматься. Так приятно быть дома, в тепле, когда за окном бушует непогода, правда?

Сюзи, сидевшая в огромном кресле, специально принесенном в номер для Джо, уютно залезла в него с ногами.

— Лучше не бывает, — лениво проговорила она. — Обожаю, когда за окном мерзость, а я не там и еще час или два могу не высовываться. Даже в поезде становится уютней. — Она потерлась щекой о спинку кресла.

— Когда Джо пошел узнать новости, — продолжала миссис Джо, — мне захотелось посидеть в гостиной и с кем-нибудь уютно поболтать. Достану-ка рукоделие.

Обнаружив в сумке какое-то сложное и чрезвычайно неаккуратное вязанье ярко-розового цвета, она широко улыбнулась своей гостье, устроилась в кресле напротив и приняла вид августейшей особы, которая может забыть на минутку о долге и вволю пооткровенничать.

— Какая прелесть! — воскликнула она. — Если бы Джордж был здесь и не болел — на Рождество, если помнишь, его здоровье оставляло желать лучшего, хотя, по словам Клары, он уже полностью поправился — знаешь, кем бы я себя назвала?

Из глубин кресла донесся отрицательный ответ.

— Хватит! — вдруг закричала миссис Джо громко и чрезвычайно эффектно. Она выпрямилась и расправила плечи. — Хватит! Нельзя иметь все, я слишком о многом прошу. Нет, я не говорю — и не стану говорить — «если бы Джордж был здесь». Скажу иначе: знаешь, кем я называю себя прямо сейчас? Счастливой Женщиной, вот кем.

Она бросила гордый взгляд на Сюзи и строгий — на вязанье и тотчас встряхнула его, будто бы оно позволило себе какое-то дерзкое замечание.

— Тебе ведь тут нравится? — спросила Сюзи.

— Если говорить честно, милая, то да. Мне все по душе, — убежденно ответила миссис Джо, — целиком и полностью. Полагаю, я на своем веку уже наворчалась. Если что-то идет не так, я беру себя в руки и прошу остальных поступать так же. А когда все хорошо, я так и говорю. Здесь нам грех ворчать, я считаю.

— Да я и не ворчу! — возразила Сюзи.

— Вот и славно. Здесь так уютно и хорошо — болтаем, сидя у камелька — чрезвычайно жаркого камелька, на мой взгляд…

— Да, тут дров не жалеют, правда?

— Миссис Пеннифэзер точно не жалеет! — со знающим видом воскликнула миссис Джо. — Она не унизится до того, чтобы взять шиллинг за четыре полена и лопату золы. В смысле угля весьма и весьма щедрая дама. А мы сидим в тепле, слушаем вой ветра за окном, и нет нам до него никакого дела: завтра у нас будет полный зал благодарных зрителей — из Стандли, Горта, или где мы там играем на этой неделе. Ах да, в Мандли, конечно. Так ведь называется тот городок, где трамваи кружат возле грязного памятника посередине? Ужасно нелепые городишки, не находишь? Впрочем, для артистов лучше не придумать. И комнаты необычайно хороши, правда? Взгляни хоть на эту. Заметила картины маслом на стенах?

Поскольку все стены были чуть не сплошь завешаны полотнами в богатых золоченых рамах, на которых была изображена одна и та же коричневатая вата, Сюзи могла честно ответить, что заметила картины.

— Я вот все думаю, — сказала она, оглядывая их из-за подлокотника, — что на них нарисовано? Такое ощущение, что толком ничего, правда?

— Насколько я поняла, их написал дядя миссис Пеннифэзер, — заметила миссис Джо, в чьем голосе теперь слышался новый оттенок благородства, подобающий жилице столь выдающейся картинной галереи. — Художник-любитель — держал то ли семенную, то ли скобяную лавку, вылетело из головы, — но крайне одаренный. Работы не отличить от профессиональных. В каком-то смысле они даже лучше, я считаю.

— А по-моему, они все одинаковые, — сказала Сюзи. — Не пойму, что он хотел изобразить — может, внутренности матраса? Особенно вон те, коричневые.

— Мне кажется, его любимой темой были лесистые долины, — сказала миссис Джо. — Сразу видно, что он души не чаял в шотландских пейзажах, хотя миссис Пеннифэзер утверждает, что он там никогда не бывал. Мы однажды давали спектакли в Инвернессе и Абердине, так я из окна поезда видела очень похожие картины — может, не настолько коричневые, и оленей было поменьше, но все равно очень похожие. Признай, голубушка, они сообщают комнате особый Дух. После календарей и фотографий всяких обществ взаимопомощи глаз прямо отдыхает. Женщины, которые так хлопочут о домашнем уюте, редко сдают площадь. Вспомни, когда ты последний раз жила в такой славной комнате? Между прочим, — она понизила голос, — я тут узнала, что они до сих пор не расплатились за кресло, в котором ты сидишь, а еще за тот дубовый стол и книжный шкаф за твоей спиной. Хозяйка недавно сама сказала. Ты ведь знаешь, как Джо мечтает о собственном доме. Посади его в такое кресло, дай оглянуться по сторонам — он тебе все уши прожужжит: «О, как я хочу собственный дом!» Да ты и сама наверняка слышала. Но даже если у нас будет свой дом, в таком положении и с такой работой, как у нас, — что нам с ним делать? Если Джо и знает, то мне не говорит. Мужчины вообще ни о чем не думают, и ты однажды это поймешь, милочка.