— Эти парни не обучены ночному бою, — возразил Джамул.

— А скот тем более.

— Завтра дело будет жарким.

— Тем лучше. Пусть поучаствуют в настоящем бою, а не в той опереточной показухе, которая была во время первого штурма.

Он еще раз оглядел сверху свой лагерь. Ночью прибыли два полка из его отборных уменов и целая батарея тридцатифунтовок. Сначала на штурм пойдут второсортные части — Гаарк не простил им вчерашней паники у ворот и позорного бегства. А потом пусть эти остолопы посмотрят, на что способны его элитные подразделения.

Задрав голову, кар-карт посмотрел на Большое Колесо и улыбнулся.

— Да, нас занесло далеко от дома, — прошептал он.

— Ганс?

Очнувшись от тяжелого, бессвязного сна, он увидел, что Тамира сидит в кровати и смотрит на него.

— Что?

Ганс хотел сказать жене, чтобы она ложилась спать, что до зари осталось совсем немного времени и надо отдохнуть перед боем, но, взглянув на залитое лунным светом лицо Тамиры, заметил в ее глазах слезы.

— Мы будем жить?

— Конечно, голубка моя.

Она выдавила из себя улыбку.

— Я все думаю о том, что, если бы не я, ничего этого бы не случилось.

Это было правдой, и Ганс не стал убеждать жену в обратном. Однако если бы не она, он бы давным-давно погиб. Только ради Тамиры он удерживался от какого-нибудь непоправимого безумного поступка, который неизбежно привел бы его к смерти. И именно ради нее и особенно ради маленького Эндрю он согласился принять участие в этом побеге.

— Как много людей уже отдали свои жизни, — прошептала она. — А завтра умрут и все жители этого города.

— Мы все равно были обречены. А так нам удалось вновь обрести свою честь.

— И нашему Эндрю тоже суждено однажды погибнуть за это? Если он переживет завтрашний день, обещаешь ли ты, что ему никогда не придется вступать в бой?

Ганс хотел успокоить Тамиру, но слова замерли у него на языке. «Сколько войн было в истории человечества, — подумал он, — и сколько людей, истекая кровью на поле боя, были уверены, что они умирают для того, чтобы их детям не довелось испытать таких ужасов».

— По крайней мере мы дадим ему шанс жить свободным человеком, — наконец ответил он. — Это лучшее, на что мы можем надеяться.

Он сознавал, что эти слова не принесли большого утешения его жене, но он ни разу в жизни ей не солгал. Взгляд золотых глаз Тамиры, казалось, проникал ему прямо в душу, и Ганс просто не мог говорить ей неправду.

Протянув руку, он убрал волосы с ее лба, и Тамира снова легла, прижавшись к нему всем телом. «Почему она меня так любит? — в сотый раз спросил он себя. — Я уже старик, мне за пятьдесят. Она могла найти себе кого-нибудь получше и все же выбрала меня».

— Я всегда буду любить тебя, — прошептала Тамира. — Я никогда не встречала никого другого, в ком бы сочетались такая нежность и такая сила.

Скосив глаза на лежащую рядом жену, он увидел, что непослушная прядка вновь оказалась у нее лбу.

— Спи, — тихо сказал Ганс.

— Я не хочу спать.

— А чего же ты хочешь?

Тамира улыбнулась и нежно притянула его к себе.

— Отдать концы!

Дирижабль начал подниматься в воздух, и Эндрю почувствовал, что его желудок сейчас взбунтуется. Закрыв глаза, Кин проклял себя за свою глупость, из-за которой он опять очутился в этом летающем гробу. В гондоле было темно, он с трудом различал силуэт Джека, сидевшего слева от него. За спиной полковника в небольшом кормовом отделении примостился Федор. Перед взлетом разразилась настоящая перепалка из-за распределения мест. Эндрю настаивал на том, что в этом кресле полагается находиться бортинженеру, а Федор рвал у себя на груди рубаху и вопил, что он не позволит своему главнокомандующему сидеть на полу. Спорщиков разнял Джек, заявивший, что командиром этого корабля является он и что в кресле будет сидеть Эндрю.

— Сэр, вы вполне можете откинуться на спинку и немного вздремнуть, — произнес Петраччи, прервав размышления Эндрю. — Нам предстоят еще шесть часов лету.

— А ты как себя чувствуешь? За последние сутки с половиной ты не спал и четырех часов.

— Подумаешь, невелика беда! Сколько времени нам отпущено? Не думаю, что мне суждено умереть в глубокой старости, так что чем меньше спишь, тем больше живешь.

— Извини меня за то, что я опять заставляю тебя туда возвращаться.

— Да что я, только бы «Летящее облако» выдержало этот рейс. У нас осталось всего три двигателя и большая утечка газа. Если откажет еще один пропеллер, нам придется туго, особенно если ветер так и останется западным. До места-то мы долетим, а вот обратно можем и не дотянуть.

— Будем надеяться, что это наш последний полет.

— Я вас очень прошу, сэр, не говорите больше таких вещей, — тихо обратился к нему Джек, и Эндрю заметил, что его пилот обеспокоенно погладил висевший у него на шее образок. — Это звучит так, словно нам не судьба вернуться домой.

— С таким пилотом, как ты, каждый полет может оказаться последним, — перебил его Федор.

Эндрю завернулся в теплое одеяло и под аккомпанемент многолетнего спора между Джеком и его бортинженером погрузился в объятия Морфея.

— Сэр!

Посмотрев в направлении, указанном Григорием, Ганс увидел, что на железнодорожной насыпи, ведущей к воротам, появился всадник орды, размахивающий над головой небольшим белым платком.

— Они предлагают переговоры? — недоверчиво спросил у него суздалец.

Ганс навел бинокль на бантага. Позади него на насыпь выехал еще один всадник. Это был Гаарк.

Парламентер был уже совсем рядом с крепостью, и Григорий отдал своим людям команду не стрелять по нему. Подъехав ко рву, бантаг натянул поводья своего коня. Это был Карга!

— Кар-карт желает говорить с Шудером.

Ганс удивленно смотрел вниз на своего бывшего надсмотрщика, не торопясь отвечать на его призыв.

— Разрешите мне просто пристрелить этого ублюдка, — обратился к нему Григорий, и бежавшие с фабрики рабочие поддержали его предложение громкими криками.

Ганс помолчал еще несколько секунд и вдруг улыбнулся.

— А почему бы и не поболтать? В конце концов, я выиграю для нас немного времени.

— Я передам кар-карту, что ты слишком труслив, чтобы согласиться на его предложение, — презрительно воскликнул Карга.

Ганс перегнулся через бруствер и сложил ладони в виде рупора.

— Я готов встретиться с ним на середине насыпи, — крикнул он. — Ты одолжишь мне своего коня.

Карга на секунду замер в седле, но тут же спешился.

— Черт возьми, Ганс. Он выманит вас наружу, отдаст приказ о штурме, и вы застрянете за стенами крепости.

— Может, ты и прав, но я в этом сомневаюсь. Этого ублюдка что-то очень интересует. И в любом случае мне удастся выиграть время.

При этих словах он бросил взгляд на Алексея, который яростно продолжал возиться с бантагским изобретением.

Спускаясь вниз с бастиона, он сделал знак Кетсване и нескольким его помощникам следовать за ним. Преодолев груду развалин, оставшихся от ворот форта, они оказались снаружи крепостной стены.

— Приготовь к моему возвращению какую-нибудь лестницу, — попросил Ганс зулуса. — Мне неохота карабкаться вверх по отвесному склону, не говоря уж о том, что, возможно, придется действовать очень быстро.

— Будь осторожен, — напутствовал его Кетсвана.

Ганс погладил заткнутый за пояс револьвер и улыбнулся. Соскользнув в ров, он вскоре выбрался с другой стороны и осторожно приблизился к Карге.

— Значит, твой божественный правитель хочет со мной поговорить и поэтому послал сюда своего любимца.

Лицо Карги исказилось от гнева, но надсмотрщик сдержался и протянул поводья Гансу.

— Кстати, — небрежным тоном заметил сержант, — в данную секунду на тебя направлено сто ружей. Если со мной что-то случится, ты отправишься прямиком к праотцам.

— Я готов заплатить такую цену за удовольствие видеть, как ты умрешь, — прошипел бантаг.

— Но это еще не все, — рассмеялся Ганс. — Мои друзья найдут твое тело, выколют тебе глаза, отрежут язык и кое-что еще, так что в загробном мире ты будешь слепым и немым евнухом!