Григорий медленным шагом вернулся ко входу на склад, краем глаза следя за часовым на дозорной вышке. Бантаг смотрел прямо на него.
Григорий поднял вверх руку с двустволкой, как бы салютуя напарнику. «Этот ублюдок раскусит меня, если только он не слеп, как крот», — подумал он, взявшись за ручку двери.
Часовой на вышке приветственно махнул ему ружьем и отвернулся.
Вознеся молитву Кесусу, Григорий приоткрыл дверь и обратился к Лину:
— Слушай внимательно. Ближайший к нам поезд находится на запасном пути в ста ярдах отсюда, и его двигатель не прогрет. Передай это Гансу и скажи ему, что нам здесь немедленно нужен Алексей. У нас в запасе в лучшем случае четыре часа до смены часовых.
Ганс яростно скомкал в кулаке запачканную землей записку Лина и повернулся к Алексею.
— У нас есть паровоз с непрогретым двигателем. Приступай к работе.
Алексей крепко выругался.
— Значит, именно этой ночью поезд прибыл сюда с опозданием. Загрузка начнется не раньше зари.
— Мы не можем ждать так долго. Григорий только что убил часового. После смены караула все раскроется. Мы должны успеть до этого.
Алексей схватил за рукав своего кочегара, и они исчезли в тоннеле.
Ганс засунул клочок бумаги себе в карман и обвел взглядом помещение фабрики. Карги нигде не было видно, и наблюдатель у входа жестом дал ему понять, что надсмотрщик находится рядом с бараками.
Проклятье. Что он там делает?
Ганс замедлил шаг. В цех вошли еще четыре человека. Взвалив на спины мешки с углем, они спокойно направились к третьей плавильне. Ганс поднял глаза на «беличьи колеса». Один из чинов смотрел прямо на него, и Шудер задался вопросом, как скоро какой-нибудь чин обратит внимание на то, что в цех постоянно входят новые люди и никто из них не выходит обратно.
Чувствуя комок в горле, Ганс покинул здание фабрики и вышел на платформу, где рабочие грузили древесный уголь в плетеные корзины. Из-за угольной кучи вынырнула еще одна четверка участников побега. Взяв корзины, они растворились в литейном цеху.
Подойдя к мальчику, разносящему воду, Ганс остановился зачерпнуть воды из его ведерка.
— Карга? — шепотом спросил он.
— Проходил здесь двадцать минут назад.
Ганс кивнул и ленивой походкой направился дальше. Обойдя состав, он оказался перед первым бараком. Наблюдатель, стоявший перед дверью, дернул головой в сторону ворот, ведущих из лагеря.
— Карга ушел десять минут назад.
«И с чего это ему взбрело в голову покинуть лагерь?» — удивился про себя Ганс.
— А другие часовые? — вслух произнес он.
— Находятся на своих обычных местах.
При первом же соприкосновении с противником летят к черту все планы. Сколько раз он повторял это Эндрю? Легко так говорить, когда над тобой есть офицер, которому по чину положено ломать голову, принимая решения и отдавая приказы.
Ганс вошел в здание барака. Повсюду толпились возбужденные люди, нетерпеливо ждущие своей очереди.
Взгляд Ганса остановился на Тамире. В этот момент он охотно отдал бы свою жизнь за то, чтобы его семья уже находилась с той стороны подкопа. Ганс понимал, что никто бы не стал возражать, если бы Тамира с ребенком вышли первыми, но он был не вправе таким образом употребить свою власть. Гордость Ганса требовала, чтобы его жена покинула барак последней. Он присел рядом с Тамирой и посмотрел ей в глаза. В них был едва сдерживаемый страх, но женщина смогла выдавить из себя улыбку.
Пальцы Ганса погладили Эндрю по щеке.
— Он спит?
— Я дала ему снотворное полчаса назад.
Ганс обеспокоенно вгляделся в лицо своего сына. Он мог только надеяться, что они ничего не напутали с дозировкой опия. Оказавшись в тоннеле, Тамира должна будет преодолеть весь путь на четвереньках, толкая ребенка перед собой. Если он заплачет в литейном цеху или в здании продовольственного склада, все будет потеряно.
— Скоро мы выберемся отсюда, — прошептал он.
Тамира крепко сжала его руку.
— Ты пошел на все это ради меня, да? — выдохнула она.
Ганс улыбнулся. Отпираться было бессмысленно.
— Наш сын будет жить свободным, — тихо ответил он. — Вот почему мы бежим.
Глаза Тамиры увлажнились слезами, и наконец она отпустила его.
— Кетсвана даст знать, когда придет ваша очередь, — обратился он к толпе рабочих.
Чей-то ребенок, которому как раз в этот момент давали выпить настойку опия, протестующе захныкал.
Ганс замолчал, чувствуя, что люди могут в любую секунду поддаться панике.
— Помните, что мы с Тамирой спустимся в подземный ход только после того, как вы все выберетесь на свободу, — твердо заявил он.
И Ганс вышел наружу.
— Пошли!
Дверь едва приоткрылась, и в образовавшуюся узкую щель проскользнули три тени. Сделав несколько шагов, они застыли на месте.
— Не бойтесь, это я, — тихо сказал Григорий.
— Твою мать, Гришка, я уж подумал, что мы нарвались на самого низкого в мире бантага! — с дрожью в голосе отозвался Алексей.
Григорий дружески ухмыльнулся.
— Идите впереди меня. И постарайтесь как-нибудь сгорбиться, чтобы мы казались разного роста. Поезд стоит в главном депо.
Алексей с двумя своими помощниками двинулся вперед, а Григорий выждал пару секунд и только потом тронулся с места, не переставая краем глаза следить за дозорной вышкой. Часовой все еще стоял спиной к ним, наблюдая за тем, что происходит внутри лагеря.
Обогнув угол здания, он с облегчением перевел дух. Трое железнодорожников уже пересекли депо и были рядом с паровозом. Алексей залез в кабину машиниста и распахнул дверцу топки. Раздался жуткий скрежет, и у Григория пробежал мороз по коже.
— Хвала Кесусу, здесь еще не все остыло, — воскликнул Алексей. — Этот локомотив прибыл сюда совсем недавно.
— Как скоро ты сможешь развести пары?
Алексей выпрямился и всмотрелся в датчики, развешанные в кабине.
— Так, вода еще теплая. И в тендере сохранился большой запас дров.
Григорий чуть не разрыдался от облегчения. Мысль о дровах и вовсе не приходила ему в голову.
— За час справлюсь. Может, и быстрее. Проблема в том, что мы привлечем к себе внимание. Из трубы повалит дым, а когда машина нагреется, паровоз окутается облаком пара. Где тут ближайшие посты часовых?
Григорий оглядел депо. Ближе всего к ним находилась диспетчерская. Едва различимое в звездном свете здание было всего в ста пятидесяти ярдах от них. Над окном тускло мерцал огонек керосиновой лампы.
— Там должен быть по крайней мере один бантаг, — прошептал он.
Алексей выглянул из кабины.
— Они не могут не услышать нашей возни, — обреченно произнес он.
Григорий кивнул. В его голове созрел отчаянный план. Он в двух словах изложил его Алексею, который покачал головой.
— Нам нужно знать график движения поездов, и это единственный способ, — настаивал Григорий.
— Ты просто спятил. Дай мне сначала прогреть двигатель. Тогда, если тебя укокошат, хоть кому-то из нас удастся бежать.
— Умеешь ты поднять настроение, — проворчал Григорий.
Алексей вздохнул и обнял друга.
— Удачи тебе, придурок.
Не дожидаясь ответа, машинист отпустил Григория и, протиснувшись сквозь узкую дверцу в топку, шепнул своим помощникам, чтобы они начали передавать ему дрова.
Когда Григорий завернул за угол и двинулся обратно ко входу на склад, он обратил внимание, что дозорный на вышке снова смотрит в его сторону. Он опять вскинул вверх руку с двустволкой. Бантаг несколько секунд не шевелился, как бы решая что-то для себя, потом наконец помахал ему в ответ и медленно отвернулся. Однако вскоре Григорий заметил, что часовой вновь следит за ним.
«Он начинает что-то подозревать, — подумал Григорий. — В конце концов, много ли здесь бантагов ростом в пять с половиной футов?» Проходя мимо двери склада, он замедлил шаг и затем остановился. В их плане было одно слабое место, о котором они не подумали заранее. Чем больше людей собиралось внутри склада, тем труднее становилось сохранять тишину — один вполголоса переговаривался с соседом, другой что-то уронил на пол, третий закашлялся. Григорию любой звук казался настоящим громом.