К удивлению Ганса, черты лица Гаарка вдруг смягчились.

— Ты ведь раньше был студентом, да? — спросил Шудер.

— Угу, — утвердительно кивнул кар-карт. — И я ужасно не хотел отправляться на войну. Из-за небольшой неприятности, случившейся с дочкой — как это по-вашему? — судьи, мне пришлось записаться в армию, и я был послан в войска, сражавшиеся против Изменника.

Лицо Гаарка вновь затвердело.

— Я научился многому из того, о чем раньше не имел никакого понятия и что очень пригодилось мне здесь. Мои студенческие годы кажутся мне теперь детской возней в песочнице, но знания, полученные в университете, тоже нашли себе применение. Я знаю, как манипулировать этими дикарями, как управлять ордой. Из моего взвода со мной попало сюда еще четверо. Двое из них — обычные солдафоны, но они нужны мне для создания новой армии. Двое других были перед войной студентами, как и я, и, на мое счастье, они обладают достаточным запасом знаний, чтобы вооружить наше войско. — Гаарк усмехнулся. — Прямо как ваш Фергюсон.

По спине Ганса пробежал холодок. Чак Фергюсон, гений, осуществивший индустриализацию Республики, был, пожалуй, самым важным человеком в их мире после Эндрю. Если бантаги знают о его существовании, жизнь Чака под угрозой.

— Да, если я смогу добраться до Фергюсона, то его, несомненно, будет ждать смерть. Он нам не нужен. Два мои спутника обладают гораздо большими познаниями в области техники, чем он. Он знает, как создать несущую поверхность, крыло самолета? Или турбинный двигатель? А как насчет доменной печи? Мы уже запустили такую печь, а скоро установим еще одну — на твоей фабрике. Ты когда-нибудь слышал про холодное стержневое литье пушек или атомную энергию? А беспроволочный телеграф? Ты хоть что-нибудь об этом знаешь?

Ганс продолжал меланхолично жевать, стараясь загнать полученную информацию в самые дальние уголки своего мозга и не подавая виду, что слова Гаарка представляют для него хоть какой-нибудь интерес.

— Ты задумал побег?

Этот вопрос застал Ганса врасплох. В эту секунду он как раз думал о том, что, если ему удастся когда-нибудь добраться до Чака, их вундеркинд, возможно, сумеет понять, что это за хитрые штуки, о которых говорил Гаарк.

Он отчаянно замотал головой.

Глаза кар-карта не отрывались от него, и Гансу казалось, что взгляд Гаарка буквально проникает ему под череп.

Ганс поднял голову, и его глаза встретились с глазами Гаарка.

— Если хоть один человек попытается бежать, я уничтожу всех людей на твоей фабрике.

— Понятно.

— Я просто хотел, чтобы у тебя не было в этом сомнений. Доведи эту информацию до сведения каждого рабочего. Ты отвечаешь за то, чтобы все они услышали это.

— Разумеется, мой карт.

Гаарк сунул руку в карман и вытащил тяжелый сверток с плиточным табаком.

— Ты пристрастил меня к этой привычке, так что я решил пополнить твои запасы.

Ганс взял пакет и непроизвольно кивнул, благодаря за подарок.

— Надеюсь, ты сознаешь, Шудер, что, пока ты будешь верен мне, ты, твоя жена и твой ребенок будут под моей защитой. Твой сын вырастет, родит собственных детей, и все они будут в безопасности. Я забочусь о людях, преданных мне.

— Я понимаю это.

— Но тебя что-то гложет?

— Вчера Карга убил жену и ребенка моего человека, одного из тех, за кого я отвечаю.

Ганс сразу же пожалел о том, что сказал это. Гаарк живет далеко отсюда, а с главным надсмотрщиком Ганс общается каждый день, и тот легко может превратить его существование в непереносимую пытку.

— Она совершила какую-нибудь ошибку?

— Она поскользнулась, упала и уронила пару кусков угля. Но дело не в этом. Карга был в ярости из-за того, что нам пришлось остановить работу на нескольких плавильнях, чтобы очистить их от шлака.

— Мой народ знает только один механизм власти — страх, — произнес Гаарк. — Они не могут жить иначе.

— И именно так ты и управляешь ими?

— В более тонкой форме, но, по сути, ты прав.

— Ты распространил свою защиту на меня и на моих рабочих.

— Их не отправят на убой и не выберут для пиршественного стола без причины. Но, по-моему, в этом случае у Карги был повод для наказания.

— Несколько фунтов угля стоят дороже человеческой жизни?

— Да, — резко бросил Гаарк. — Карга является главным надсмотрщиком. Если норма не будет выполнена, ему придется за это отвечать. Таков закон здешнего мира. Карга живет по этим правилам, и вы должны приспособиться к ним или умереть. Ты больше думай о себе и о своей семье, Шудер. Они находятся под моим прямым покровительством, и, пока ты будешь мне верно служить, я не перестану лично заботиться о вашей безопасности. Чем меньше ты будешь переживать за других, тем дольше проживешь сам.

Гаарк слегка склонил голову, давая понять, что разговор окончен, и развернул своего коня.

Ганс смотрел ему в спину, все еще не давая себе расслабиться.

— Дам тебе хороший совет, — не оборачиваясь, бросил ему на прощание Гаарк. — Если, как я подозреваю, ты действительно задумал какое-то безумство, то ради своего же блага одумайся, пока не поздно.

Провожатый Ганса ждал его неподалеку. Они пустили лошадей вскачь и стремя к стремени понеслись вниз по склону холма. Из паровозной трубы в небо взметнулся сноп искр, и локомотив, тянувший покрытые брезентом платформы, тронулся с места. Длинная вереница рабов-чинов, похожих на строителей фараоновых пирамид, впрягшись в лямки, тащила прочь от депо огромные известняковые блоки. Ганс скакал молча, все еще не позволяя себе ни единой опасной мысли.

Вдруг Гаарк способен читать его мысли, даже когда его нет рядом?

— Он знает.

Ганс пораженно вытаращился на своего спутника.

— Он чувствует, что вы что-то затеваете, хотя не знает, что именно. Считай это предупреждением.

— О чем ты говоришь? — с деланным удивлением спросил Ганс.

— Его разум видит далеко.

— Тогда почему ты вообще начал эту беседу?

— Я не знаю, где сейчас его мысли, но они не здесь, не внутри меня или тебя. Они блуждают далеко отсюда.

Ганс оглянулся и увидел, что Гаарк остановил коня и смотрит на него. Шудер ощутил внезапный холод, словно ему в душу вонзилась ледяная стрела.

Гаарк ехал сквозь становище орды, глубоко погрузившись в раздумья. Что-то не давало ему покоя. Он может развязать войну прямо сейчас и скорее всего победит, если его удар окажется достаточно сильным и неожиданным, но все же лучше пока подождать. Однако откуда у него это тревожное предчувствие?

— Ты что-нибудь выяснил? — спросил у Гаарка подъехавший Джамул.

— Шудер хитер. Конечно, он мечтает вырваться из плена. Я почувствовал это, когда увидел, как он смотрит на железную дорогу, ведущую на запад. Там, за горизонтом, ему мерещилась свобода.

— Ты не можешь винить его за это. Шудер полезен, потому что он силен. У него самые дисциплинированные рабочие, они слушаются его и производят намного больше продукции, чем на любой другой нашей фабрике.

— В этой силе заключается опасность.

— Естественно. Между этими явлениями есть прямая зависимость. Было бы лучше, если бы мы могли просто убить всех людей и заставить наш народ трудиться вместо них. Это было бы безопаснее. Но разве можно справиться с такими лентяями?

— Легче научить коня говорить, — рассмеялся Гаарк. — Я с трудом нахожу бантагов, готовых работать надсмотрщиками на фабрике, где вся тяжесть ложится на плечи рабов. На эту должность соглашаются только всадники самой низшей касты.

— Я думаю, что полная зависимость от рабского труда в итоге выйдет нам боком.

— Становишься сентиментальным?

— Нет, я просто вижу вещи такими, какие они есть. Специальными знаниями и навыками обладают только люди. Мы оказались в ловушке. Весь квалифицированный труд выполняется руками людей, и поэтому каждый бантаг считает ниже своего достоинства заниматься чем-нибудь подобным.

— Джамул, время для таких философских рассуждений еще не пришло. Сначала нам надо выиграть войну. Наше войско не так уж многочисленно. У меня шестьдесят уменов. Возможно, мне удастся привлечь на свою сторону еще сорок уменов из другой орды. Если случится то чудо, о котором ты говоришь, и наш народ согласится работать на фабриках, число моих воинов уменьшится наполовину. Если убить всех людей, от войска останется одна десятая. Может быть, когда-нибудь я решусь на это, но не сейчас.