– Может, шугануть гадов?

Князьков промолчал. Я услышал, что где-то стреляет пулемет, и, подхватив «дегтярева», побежал к вырытому на склоне, возле березы, окопу. Стрелять из-под танка не решился. Во-первых, ни черта не видать и своих подведу. Бросят «сотку» на пулеметные вспышки, и всему экипажу – конец. «Юнкерсы», включая сирены, сделали три или четыре захода. Из некоторых окопов по ним вели огонь, но немногие. «Юнкерсы» обстреливали окопы из носовых пулеметов, а когда самолет выходил из пике, длинными очередями бил стрелок в задней части кабины.

Пули хлестали так густо, что высунуться из окопа было жутко. Все же я выпустил две очереди вслед. По крайней мере, приказ выполнил. Потом налетела пара «мессершмиттов». По ним стреляли уже дружней. Я выпустил почти полный диск. Чьи-то пули задели один из истребителей. Он вильнул, пошел к земле, но все же сумел набрать высоту и ушел, выстилая за собой тонкую струйку дыма. Все орали, как сумасшедшие, а кто-то даже разглядел, как чертов «мессер» врезался в землю. Может, и врезался, но мы не видели. Просто нам этого очень хотелось.

Зато через час прилетели сразу девять Ю-87. Кроме кучи разнокалиберных бомб, сбросили две особо мощные. Я думаю, весом с тонну. Удар ближней бомбы был настолько мощный, что танк встряхнуло. Над позицией стояла сплошная пелена дыма. Сквозь дым мы увидели, что в километре от нас, за проселком, прямо по жнивью, обходя овраги, шли на хорошей скорости штук двадцать танков, несколько бронетранспортеров и грузовиков. Они не обращали на нас внимания, словно не было бригады. А что мы могли сделать, прижатые бомбежкой и непрерывной стрельбой?

Видимо, нас не считали достаточно мощной силой, чтобы пускать танки, вступать в бой и терять время. Они смяли какую-то часть слева, уже хорошо обработанную авиацией, и прошли мимо на быстром ходу. Артиллеристы пытались развернуть в их сторону достаточно дальнобойные «трехдюймовки Ф-22», но сильный пулеметный огонь пикировщиков ничего не дал сделать.

Нам досталось крепко. Убило полковника с двумя орденами. Сколько погибло бойцов и командиров, уничтожено артиллерии, нам не сообщали. Но достаточно было подняться на башню танка, чтобы увидеть, что вся полоса обороны курится дымом, горят маленькие и большие костры. От молодого сосняка, где окопалась батарея легких полковых пушек, остались одни срезанные стволы и вспаханная земля. Досталось и нашему батальону. Один БТ разворотило близким попаданием, двое танкистов погибли. «Командирский» Т-26, с круговой антенной вокруг башни, был засыпан землей, осколки оставили в башне несколько глубоких вмятин и сплющили пушку. Экипаж был контужен и изранен.

Петя Маленький, мой однокашник, лежал, тяжело, с хлюпаньем дыша, как рыба. Его крепко стукнуло головой, выбило зуб, но он отделался легче, чем командир танка. У сержанта переломало ребра и отбило что-то внутри. Он был без сознания, а на губах вскипали мелкие буро-зеленые пузырьки. Тяжело раненных погрузили на повозки. Те, кто мог идти, брели, держась за края повозок. Среди них были вполне здоровые люди. Не выдерживали нервы, и они, замотав голову или руку тряпьем, подобранным возле раненых, торопились уйти подальше от смерти.

Кого-то возвращали назад, но появились два «мессершмитта» и разогнали огнем всех, кто был на открытом месте. До вечера еще раз прилетели «юнкерсы-87». Потом, уже на закате, выплыли знакомые нам «хеншели-123», все в камуфляже, с крестами и свастиками. Не снижаясь, они прошли на километровой высоте двумя тройками. Сбросили множество осколочных бомб, обрабатывая всю полосу обороны. С открытыми кабинами и торчащими колесами, они казались едва не игрушечными. И моторы гудели негромко, и скорость куда меньше, чем у других самолетов.

По ним стреляли из пулеметов и винтовок. Но за километр самолет пулей не собьешь, а их бомбы, величиной с увесистое полено, ложились через каждые полста метров и находили новых жертв. Накрыло самодельный блиндаж и убило сразу человек двенадцать бойцов. Залетевшая в орудийный окоп бомба разнесла трехдюймовку и побила весь расчет. Были и другие потери.

Неожиданно и, как нам показалось, нелепо погиб Петя Маленький. Самолеты уже скрылись, а потом вынырнули из облаков и, снизившись, открыли огонь из пулеметов. Стреляли они с высоты метров шестьсот, разброс пуль был большой. Но Петя, на свою беду, высунулся из окопа. Он никак не мог отдышаться после контузии. Пуля пробила ему грудь наискось, и он истек кровью, прежде чем мы успели его перевязать. Это был наш второй однокашник, погибший в бою. Мы вырыли ему могилу, уложили уже застывшее тело, закутанное в шинель. Подошли пехотинцы и попросили положить вместе с Петей своего товарища.

Самим, что, лень вырыть могилу? – огрызнулся Паша.

Все пораненные да контуженные, – соврал пехотинец.

А я подумал, что после бомбежек они даже в сумерках боялись вылезать из окопов. Где гарантия, что даже в наступавших сумерках не вынырнет еще пара-тройка немецких самолетов. Любили они почти безопасную охоту за нами в ту первую военную осень.

– Ладно, несите.

Мы похоронили их вдвоем, и могила оказалась совсем неглубокая. Всего с полметра земли поверх тел. Но с дощечкой, звездой и фамилиями, написанными химическим карандашом.

Бригаду снова возглавил полковник Урусов. Мы все понимали, что завтра от нас не останется и половины. Немцы, походя бросая по несколько самолетов, расколошматят наши танки и пушки, а потом возьмут недобитых голыми руками. Повторялась прежняя история. Послали разведку. Она вернулась с приказом держаться до последнего. Обещали подослать подкрепление, боеприпасов и продовольствие. Боеприпасы мы почти не тратили, если не считать взорвавшихся при бомбежке части снарядов. Но артиллерию у нас повыбили. «Юнкерсы» не обошли стороной ни одну батарею. Подкрепление означало только новые десятки трупов. Мы оголодали до того, что некоторые жевали траву и выплевывали горький сок. Ночью, шурша и тихо переговариваясь, из окопов уползали беглецы. Или дезертиры. Называйте их как хотите. Я их презирал, но понимал, что люди бегут от неминуемой смерти или плена.

На фронте судьба столкнет меня с разными большими командирами. Храбрыми, твердыми характером, шумливыми, без колебания посылающими в заранее обреченные атаки батальоны и полки. Но долговязого полковника Урусова, с его невоенной козлиной бородкой, мне не забыть. Он не испугался трибунала и, взвесив все, повел полк в утреннем тумане на восток. Нас стало гораздо меньше. Очень многие дезертировали, а сколько погибших товарищей, захороненных или просто оставленных в окопах, никто не считал.

Часов пять спасал туман, потом он рассеялся, но мы уже шли по лесной дороге. У небольшой деревни остановились и послали интендантов за едой. Не дожидаясь их, вслед кинулись десятки одуревших от голода бойцов. За что любить таких защитников, как мы? Волокли свиней, овец, мешки с мукой, хлеб, корзины с яйцами. Ели на ходу. Интенданты пригнали несколько бычков. Мясо варили в полевых кухнях и двух огромных котлах, выломанных из деревенских банек.

Я так думаю, что нас было человек семьсот или что-то возле этого. Глотали жесткую говядину с неразварившейся пшенкой. Горячо сыро не бывает! Когда поели и закурили, стали наводить порядок. Снова сбили людей в роты и взводы. Бродили несколько пьяных. Их уложили лицом вниз. Один, здоровенный и дурной, кинулся в драку. Его застрелили. Пехотный комбат, не тратя лишних слов, достал маузер и выстрелил размахивающему винтовкой бойцу в лоб. Труп так и оставили лежать, забрали лишь винтовку и патроны.

С немцами в тот день не сталкивались. Видели самолеты, технику, идущую по дорогам, но стычек не было. Только утром недосчитались еще человек тридцать. Люди исчезли, оставив противогазы, винтовки и подсумки. Вещмешки и фляги забирали с собой. Пригодится. Некоторые уходили с винтовками. Против нас, что ли, воевать?

Сами того не зная, как и многие отступающие части, мы попали в водоворот мощной наступательной операции «Тайфун», которая по замыслам Гитлера должна была закончиться взятием Москвы и окончательной победой немецкого оружия. Если посмотреть на карту военных действий начала октября сорок первого года, то на всей линии Западного и Брянского фронтов она была испещрена большими синими и мелкими красными стрелами. Немцы наносили мощные удары, а Красная Армия продолжала сопротивление, отвечая кое-где встречными ударами. Любая из синих стрел могла накрыть, смять нашу отступающую часть: остатки стрелкового полка Урусова, половинку нашего отдельного танкового батальона и несколько групп, которыми пополнили поредевшие батальоны и роты. Нас сопровождал бородатый дядька на лошади, местный колхозник, которого привели разведчики.