Одна впечатлительная практикантка, устроенная в клинику по великому блату, так перепугалась, что убежала прямо со своего дежурства, а потом и вовсе уволилась, хотя имела виды на персону главного врача. Главный врач же, не обратив внимания на дезертирство персонала, кинулся собирать материал для научного труда на тему «Синдром Вернера у женщин», рассчитывая выступить со своим докладом на международной конференции и получить солидный гранд. За глаза коллеги звали его Обсосыч – может, потому, что длинные волосы их совсем еще не старого начальника выглядели как бы обсосанными, на концах висели сосульками. Обсосыч обычно подолгу смотрел на больного, точно стремился внутренним взором увидеть болезнь, затем выведывал самые мельчайшие нюансы его состояния, занося данные в большую синюю тетрадь. И чем больше ему приходилось писать, тем приветливее становился въедливый эскулап. А уж обаятельности ему было не занимать: и анекдот к месту вспомнит, и подбодрит, и подщекотит, и вселит надежду… Он буквально не отходил от необычной пациентки, истязал ее бесконечными вопросами и осмотрами, так что Маргарита Ильинична Строганцева отошла в мир иной, окруженная самым лестным вниманием, и много, много лет после ее смерти история ее редкой болезни кочевала по медицинским энциклопедиям, справочникам и учебникам. Историю болезни снабжали даже порой фотографией больной С., и вы тоже могли ее видеть, если имеете отношение к медицине…

Юрочка Рыжов навещал свою любовницу и покровительницу так часто, как только мог. Правду сказать, его несколько шокировало то обстоятельство, что он состоял в связи с женщиной на двадцать лет старше себя, но теперь не время придавать этому значение, разве не так? Он приносил ей цветы, фрукты и конфеты, пытался завести приятную беседу, но Марго не отвечала, отворачивалась лицом к стене, и у Рыжова возникало неприятное ощущение, что он говорит с мертвецом.

Она умерла, и смерть ее была величайшим ударом… для главврача.

Юрий больше не скрывал от себя радужных надежд, он предполагал, и не без оснований, как ему казалось, что Строганцева все свое имущество завещала ему. Разумеется, он и сам был обеспеченный человек, давно уже построил себе уютное жилье, обзавелся дорогим автомобилем, и прочие земные блага приобрел. Но собственность Маргариты была в его глазах необыкновенно притягательна. Квартира, немалые счета в рублях и в валюте, антиквариат, драгоценности, раритетная библиотека… Эх, не помешают сейчас деньжата! Такое время наступает, посадишь рублишко, получишь тысчонку!

Оглашение наследства должно было стать для него ударом. Марго обманула! Или посмеялась над ним, над его пустыми надеждами! Завещала картинку, подумать только! Пусть картинка стоит кое-что, но все равно обидно, что остальное имущество получила какая-то смазливая вертушка, девчонка…

Но он увидал эту девчонку – и онемел.

Перед ним была Марго.

Возвращенная.

Обновленная.

Юная.

Другое лицо, но то же выражение спокойной, насмешливой уверенности. Другая фигура, но с тем же вкусом подобранный наряд. Та же манера держаться, и…

Та же сила.

Сияние власти исходило от нее. Сияние силы.

Слабая, грешная женская плоть держалась на сверхпрочном титановом стержне.

И первая мысль Юрия была, что это – дочь Маргариты, так она была на нее похожа. Дочь, которая жила вдали, но явилась, и забрала все. Вторая мысль была…

– Нет уж, тебя-то я, голубушка, не отпущу!

Из кабинета нотариуса, где уныло пахло бумажной пылью, он вышел первым. Остановился во дворе, у какой-то прогретой солнцем кирпичной стены, закурил. Лавируя между лужами, брезгливо отряхивая лапки, по двору пошла кошка. Кошка была трехцветная, бело-серо-рыжая, и Юрий вдруг подумал, что это к счастью. Трехцветные кошки к счастью, разве не так?

– Муся-Муся-Муся! – слабо звала откуда-то из глубины двора хозяйка кошки. – Муся, на-на-на!

Но кошка не реагировала на посулы и продолжала свой путь.

Ганна показалась из дверей, такая стройная в своем плащике цвета молодой травы. Задержалась на пороге – натягивала перчатки, и на голову ей с карниза упала капля талой воды, засверкала в пепельных лунных прядях, как бриллиант. Красивые у нее волосы, но есть в них что-то ненатуральное.

– Можно вас подвезти?

Юрий решил, что это лучшее начало для беседы, на девушек обычно неотразимо действовал вид его автомобиля. Но эта только дернула плечиком, ответила, впрочем, приветливо и вежливо:

– Спасибо, но мне тут пару метров… Я работаю на Горького.

– Тогда я вас провожу, можно?

Согласилась, и Юрий взял ее под руку, приноравливая свой размашистый шаг к ее изящной и вместе с тем твердой походке.

– Странное у вас имя. Ганна. Никогда раньше не слышал. Оно что-то значит?

– Я слышала, это имя произошло от слова «гунн», – с вызовом ответила Ганна, хотя прекрасно знала, что на самом деле Ганна – это всего лишь Анна в украинской интерпретации. И назвала ее так в честь матери бабки-прабабки Ганнуси, которая даже один раз была у них в гостях, перед самой своей смертью выехав из затерянного в степях Украины хуторочка…

– Завоевательница, значит. Захватчица. – Он спохватился, что слова его можно понять двояко. Но Ганна, кажется, пропустила неудачный комплимент мимо ушей, и только улыбалась, помахивая сумочкой. Вдруг поскользнулась на льдинке, ухватила Юрия за рукав.

– Ой! Извините!

– Рад помочь. Держитесь за меня, и мы преодолеем эту полосу препятствий.

Она не отняла руки.

С того момента, как Ганна вышла из полутемного кабинета нотариуса и луч весеннего света ударил ей в глаза, сильнейшее чувство дежавю овладело ею. Где и когда она уже видела это? Яркий свет апрельского дня, радужная дымка вокруг солнца, обещающая хорошую погоду, сверкающие лужи, и мужчина у стены, который курил на сыром ветру, прикрывая ладонью огонек сигареты. Почему он ей так знаком, этот чужой, рослый, белозубый, с седой прядью в волосах, с насмешливо-ласковой улыбкой?

Они простились у дверей «Букиниста».

«Он придет вечером», – подумала Ганна. Но Юрий не пришел ни в этот вечер, ни в следующий. Грамотно выдерживал паузу. Он появился перед выходными и пригласил Ганну на загородную прогулку.

– Я, в сущности, урбанист, к красотам природы почти равнодушен. Но у меня есть небольшое дельце в районе Лебединой горы, и был бы рад, если бы вы составили мне компанию…

Верхневолжск лежал в долине между живописными горами, сплошь покрытыми смешанным лесом. Алтынная гора, Смирновская гора, Кумысная гора, Лебединая гора… В погожие выходные дни почти все миллионное население города снималось с насиженных мест и вспархивало на зеленые вершины, чтобы сделать глоток свежего воздуха и насладиться роскошным видом, открывающимся с верхотуры. Но Ганне до сих пор не приходилось там бывать, да она и не рвалась особо. В ее душе все еще жили воспоминания детства. Когда-то, давным-давно, ходила в лес с родителями. Походы носили промысловый характер. Ставилась определенная цель: насобирать земляники на варенье, или грибов, или орехов. В хозяйстве все сгодится, даже целебные травки выгоднее собирать самим, а не покупать в аптеке. Ганна питала к этим лесным прогулкам стойкое отвращение. Но потом… Потом…

Ручей, тихо журчащий между поросших чабрецом берегов, аромат черемухи, серебряная бумажка с горлышка шампанской бутылки блестит в траве… Вот почему ей кажется, что все это с ней уже когда-то было! Она хотела отказаться, потом согласилась. Прошлое прошло. Теперь у нее начинается новая, чудесная жизнь, наступление которой она даже еще не осознала! У нее теперь есть деньги, есть свой дом, вернулась ее красота, и к тому же…

Ганна забыла, забыла самое главное. То, что произошло с ней в роскошном доме Маргариты Строганцевой, теперь принадлежавшем ей до последней дубовой паркетины, до крахмальных салфеток в шкафу, оказалось погребенным на самом дне души. Так распорядился разум, не в силах сладить с произошедшим, не в силах осознать сверхъестественное и смириться с ним. Ганна искренне считала, что ей просто повезло. Богатая дама со странностями отказала ей свое имущество, в тот же момент стали заметны улучшения, оправданные действием крема, а волосы… Что ж, врач говорил, что волосы еще могут вырасти сами по себе, волосяные луковицы могли уцелеть и, отойдя от стресса, принялись за работу.