Как интересно было понаблюдать вместе этих двоих людей. Оба сидели, уперев локти в стол, и спокойно, неторопливо обменивались мнениями, будто обсуждали серьезную проблему или пытались прийти к согласию по спорному вопросу. Они буквально упивались всей ироничностью создавшегося положения, впервые в жизни попав в подобную ситуацию, действовали артистически. Даже Вильсон млел от восторга.
Херлок, неторопливо набив трубку, прикурил и пустился в рассуждения:
– Я считаю, что дело это гораздо менее сложно, чем может показаться на первый взгляд.
– Конечно, оно менее сложно, – вторил верный Вильсон.
– Я сказал «дело», так как убежден, речь идет лишь об одном деле. Смерть барона д'Отрека, вся эта история с кольцом и, конечно, тайна лотерейного билета номер 514, серия 23, – не более чем различные стороны одного и того же дела, которое можно назвать загадкой Белокурой дамы. На мой взгляд, достаточно лишь выявить связь между всеми тремя эпизодами дела, обнаружить какой-нибудь факт, доказывающий, что везде использовались одни и те же методы. Ганимар, чьи суждения я нахожу весьма поверхностными, видит эту связь в способности исчезать, перемещаться в пространстве, оставаясь невидимым. Для него речь идет о чуде. Меня, конечно, подобное объяснение не может удовлетворить. Итак, по-моему, – уточнил Шолмс, – все три происшествия характеризует одна вещь: это ваше явное, хотя и незаметное для окружающих, желание, чтобы действие разворачивалось именно в том месте, которое вы выбрали заранее. Здесь с вашей стороны не только замысел, но необходимость, условие, без которого не удастся добиться успеха.
– Не могли бы вы сказать поподробнее?
– Пожалуйста. В самом начале вашего конфликта с господином Жербуа разве не бросается в глаза, что именно дом мэтра Детинана был избран вами в качестве места, где все обязательно должны были бы встретиться? Вам этот дом показался настолько надежным, что вы даже почти публично назначили там встречу Белокурой даме и мадемуазель Жербуа.
– Дочке учителя, – пояснил Вильсон.
– Теперь перейдем к голубому бриллианту. Пытались ли вы его присвоить, пока он находился у барона д'Отрека? Нет. Затем барон получает в наследство от брата особняк: шесть месяцев спустя появляется Антуанетта Бреа и организуется первая попытка. Однако тогда бриллиант вам не достался. В зале Дрюо устроили его продажу при большом стечении людей. Станет ли продажа свободной? Может ли надеяться на покупку богатый любитель драгоценностей? Нисколько. В тот момент, когда банкир Эршман собирается назвать окончательную цену, какая-то дама приносит ему письмо с угрозами. В результате бриллиант покупает заранее подготовленная, находящаяся под влиянием этой же самой дамы графиня де Крозон. Будет ли он сразу же похищен? Нет, у вас для этого недостаточно средств. Значит, передышка. Графиня обосновывается в своем замке. Вы как раз этого ждали. И кольцо исчезает.
– А потом вновь появляется в зубном порошке консула Блейхена. Странно, не правда ли? – заметил Люпен.
– Помилуйте! – вскричал Шолмс, стукнув по столу кулаком. – Расскажите свои байки кому-нибудь другому! Пусть дураки верят, меня, старого лиса, не проведешь!
– Значит, по-вашему…
– Значит, по-моему…
Шолмс помолчал, будто хотел придать особый вес тому, что скажет. И наконец изрек:
– Бриллиант, который нашли в зубном порошке, фальшивый. А настоящий у вас.
Арсен Люпен не отвечал. Потом, подняв глаза на англичанина, сказал просто:
– А вы хитрец, месье.
– Хитрец! – в восторге поддакнул Вильсон.
– Да, – подтвердил Люпен, – все проясняется, все приобретает свой истинный смысл. Ни один из следователей, ни один из специальных коррреспондентов, буквально набросившихся на это дело, не зашел так далеко в поисках истины. Какая интуиция! Какая логика! Просто чудо!
– А! – отмахнулся англичанин, польщенный признанием его заслуг подобным знатоком. – Стоило лишь поразмышлять.
– Надо еще уметь размышлять! Немногие это умеют! Теперь, когда круг поисков сузился, расчистилось поле деятельности…
– Да, теперь остается лишь выяснить, почему развязка всех трех происшествий случилась на улице Клапейрон, 25, на авеню Анри-Мартен, 134, и в стенах замка Крозон. В этом все дело. Прочее лишь пустяки и детские загадки. А вы как думаете?
– Точно так же.
– В таком случае, господин Люпен, согласитесь, я прав, когда говорю, что через десять дней закончу работу.
– Через десять дней вам будет известна вся правда.
– А вас возьмут под стражу.
– Нет.
– Нет?
– Чтобы арестовать меня, нужно такое невероятное стечение обстоятельств, целый ряд настолько поразительных неудач, что я просто отказываюсь поверить в подобную возможность.
– Что неподвластно обстоятельствам и неудачам, может довершить воля и упорство одного человека, господин Люпен.
– Если только воля и упорство другого человека не возведут на его пути неодолимые преграды, господин Шолмс.
– Неодолимых преград не существует, господин Люпен.
Они обменялись пронизывающим, но в то же время открытым, спокойным и смелым взглядом. Лязгнули скрещенные мечи. Как будто раздался ясный звон.
– В добрый час, – воскликнул Люпен, – наконец-то! Достойный противник, редкая птица, сам Херлок Шолмс! Вот будет потеха!
– А вы не боитесь? – поинтересовался Вильсон.
– Почти боюсь, господин Вильсон, – ответил, поднимаясь, Люпен, – и в доказательство тому поспешу отдать приказ об отходе, а то как бы не оказаться в западне. Значит, десять дней, господин Шолмс?
– Десять. Сегодня воскресенье. Восьмого в среду все будет кончено.
– А я окажусь за решеткой?
– Вне всякого сомнения.
– Вот черт! А я так радовался спокойной жизни. Никаких неприятностей, дела идут на лад, к черту полицию… Так приятно было чувствовать вокруг себя всеобщую симпатию… Придется от всего этого отказаться. Что поделаешь, такова обратная сторона медали… После солнечной погоды – дождь… Прощайте, забавы! Привет!
– Поторопитесь, – посоветовал Вильсон, проявляя заботу о человеке, столь явно восхищавшемся Шолмсом, – не теряйте ни минуты.
– Ни минуты, господин Вильсон, вот только скажу, как я счастлив, что мы встретились. Как я завидую мэтру, у которого такой драгоценный помощник, как вы.
Они любезно распрощались, как противники, не испытывающие друг к другу никакой ненависти, но которым, однако, предназначено судьбой сражаться насмерть. И Люпен, схватив меня под руку, поволок из ресторана.
– Ну, что скажете, дорогой мой? Вот вам обед, все перипетии которого займут достойное место в ваших, посвященных мне, мемуарах.
Он прикрыл дверь ресторана и, сделав несколько шагов по улице, вновь остановился.
– Курить будете?
– Я не курю, да и вы тоже, если не ошибаюсь.
– Да, я тоже.
Прикурив, он помахал спичкой, гася огонь. Но тут же отшвырнул сигарету и побежал через дорогу навстречу двоим, как по сигналу появившимся из темноты. Все трое о чем-то посовещались, стоя на тротуаре, затем Люпен вернулся ко мне.
– Прошу прощения, этот чертов Шолмс задал мне задачу. Но клянусь, Люпен еще себя покажет! Увидит, плут, из какого я теста! До свидания. Замечательный Вильсон был прав, я не должен терять ни минуты.
И он быстро удалился.
Так закончился этот странный вечер, или, вернее, та его часть, в которой я принял участие. Потому что в последующие часы произошло еще много событий, которые мне впоследствии с помощью тех же самых участников обеда счастливо удалось восстановить во всех подробностях.
В тот момент, когда Люпен со мной прощался, Херлок Шолмс вынул свои часы и встал из-за стола.
– Без двадцати девять. В девять мне нужно встретиться на вокзале с графом и графиней де Крозон.
– В дорогу! – вскричал Вильсон, опрокинув один за другим два добрых стакана виски.