Алексей Иванович встал перед нами, и ведет гневную речь, из которой мы понимаем, что никакого праздника в этот раз не будет – побег серьезное нарушение и пострадает из-за него все отделение. Все гирлянды будут сорваны, звездочки отмыты – никакого праздничного настроения в этом Новом Году – в этот раз это будет обычный день. Бежит один – страдают все – этот принцип Чингисхана исповедовал и Алексей Иванович.

Три раза в месяц все отделение выстраивается в длинную очередь перед столиком, стоящим у сестринской. За столом медсестра с аппаратом для измерения давления и весами, стоявшими на полу – отделению замеряют давление и меряют вес. Все это делается для того, чтобы отлавливать больных, отказывающих питаться и теряющих вес, а также тех, кто уже перезаколот нейролептиками и давление у кого приближается к критическому. Но нам также известно, что смотрят и тех, у кого давление нормальное или высокое – это говорит врачам о том, что этот пациент чифирит. У выявленных по давлению чифиристов проверяют языки – черный язык это уже для врачей конкретное доказательство чифирения, поэтому на спецу чистят не только зубы, но и язык, чистят тщательно, перед зеркалом. Особенно трудно чистить корень языка – позывы к рвоте очень сильные. Медсестра меряет мне давление – 140/90!

- Чифиришь! – шепчет она мне и пишет в толстой тетради 110/70.

Новый 2003 год принес нам московскую комиссию, и даже некоторые послабления режима. Например, после комиссии с общих палат сняли железные двери. Моему другу Чулпану этот новый год принес выписку, а мне – новую работу.

Как я уже писал, на спецу лекарства выдаются в жидком виде и поэтому есть необходимость, чтобы кто-нибудь три раза в день, после раздачи лекарств, замачивал эти пузырьки в растворе хлорамина, а после тщательно отмывал их в проточной воде. Этим до меня несколько лет занимался Чулпан, теперь он передал эти обязанности мне.

Кроме мытья пузырьков я должен был стоять при раздаче таблеток с чайником и подливать воду больным в мензурки.

Работая в этом месте, я убил не двух, а сразу трех зайцев. Во-первых перезнакомился со всеми медсестрами, которые теперь перестали меня описывать за любые мелкие провинности, узнал все о тех таблетках, которые мы вынуждены принимать, и познакомился поближе с циклодолом – единственными кайфовыми колесами, которые есть на спецу. А кайфа в неволе немного. Многим приходится ограничиваться банальным онанизмом. И тут дело доходит до курьезов.

Тот самый Леша Барашков, который каждый день лежал на вязках, умудрялся на этих же вязках и подрочить. Он уставлялся на любого присутствующего человека, дотягивался кончиками пальцев до члена и самозабвенно онанировал. За то, что мог при этом уставится на любого, частенько получал тапочком по голове.

Олигофрен Кононов по кличке Конь жил, чтобы дрочить. Весь смысл его жизни заключался в том, чтобы набить живот и спрятаться в укромный уголок, впрочем, и не в укромный тоже. Часто он прятался прямо за санитаркой, разгадывающей сканворды и тихонько подрачивал. За это он раньше попадал на вязки, но потом на него махнули рукой и стали просто гонять. Дрочил Конь десятки раз в день и ночью прерывал сон на это любимое занятие. Маленький гигант большого секса окончил тем, что был оттрахан под своей же койкой другим олигофреном, расплатившимся с ним кусочком сала и пайкой хлеба.

Другого онаниста хватил паралич правой стороны, и он, лишившись правой рабочей руки, перешел на «работу» левой. Медсестры, видя его «упражнения» долго смеялись:

- Переходи снова на правую, тебе надо ее тренировать!

Тот прямо при них переходит на правую, но у него не получается, тогда он привычно продолжает левой. Онанизм на спецу неистребим, за него даже устали наказывать, наказывают только наглецов, дрочащих в полуметре от персонала.

Некто из олигофренов довел онанизм до перманентного, непрекращающегося оргазма. Он прорвал дырку в кармане трико, так, что туда пролазила рука, и, запустив руку в карман поглубже, самозабвенно онанировал. Онанировал он весь день, не прерываясь даже на время обхода. Финал был печален – от непрекращающейся мастурбации он натер член до такой степени, что пришлось отправить его в хирургию. После посещения хирурга онанизм у этого субъекта прекратился раз и навсегда.

Один больной убежал из отделения и бегал где-то по Старой Николаевке, пока не набрел на общеобразовательную школу. Молодая учительница вела урок в начальных классах. Увидев ее через окошко, дурачок вошел в школьный кабинет, подошел к изумленной учительнице, расстегнул ширинку и на глазах всех малышей самозабвенно начал заниматься онанизмом.

Такие больные не опасны – они никогда не идут на насильственные сексуальные действия, но постоянно нарушают общественную нравственность.

У нас секса нет. Вранье! Есть он и на спецу, и включает в себя все – от нормального секса до самых извращенных упражнений. Но он редок и доступен не каждому.

Для большинства больных основным сексуальным объектом служат педерасты, которых в психиатрии много. Есть и настоящие педерасты, есть и те которые «привыкли», есть и такие, которым не совестно зарабатывать проституцией на жизнь.

Один здоровенный детина, вернувшись домой, вызывал удивление у окружающих своим упитанным видом. Как же ему удалось сохраниться в местах лишения свободы? Он сам приоткрыл завесу над этой тайной – «в жопу дал - пайка хлеба» - незастенчиво отвечал бывший педераст.

- Юрка, покажи дупло! – смеется кто-то из заключенных. Маленький педерастенок Юрка снимает штаны, нагибается и раздвигает ягодицы. Этот – всегда готов в бой, только в «атаку» он пятится задом.

Вот Хайрисламов, больше известный по погонялу Шарик, так как он очень похож на главного героя фильма «Собачье сердце». Я сам видел, как его снимали пять человек за одну куриную ножку. И он их всех «обработал».

Любитель педерастов Латыпов ждал, пока кто-нибудь не заснет и во сне откроет рот. Молниеносно он засовывал в открытый рот спящего человека свой член и убегал. Все стали спать лицом к стене.

Тот же самый Латыпов однажды отколол такой фертиль, что хоть стой, хоть падай. Здоровенный детина – двухметрового роста, косая сажень в плечах он нашел к отбою среди тряпок, принесенных санитаркой для уборки, коротенькое женское платьице и тут же переоделся в него, преобразившись до неузнаваемости. Уже перед самым отбоем я выглянул на шумный хохот, раздававшийся со всех палат. Это двухметровый верзила Латыпов разгуливал по коридору, одетый в женское платье и призывно виляющий задницей под руку с башкиренком Юсуповым – рост метр с кепкой. И это не юмористическая выходка, это – демонстрация своей сексуальности.

Кончил он с такими шутками плачевно – в наблюдательной палате по своей инициативе отсосал член у больного, лежащего на вязках, который по причине связанных рук не мог отбиться от наглого педераста.

Но переведенный в другую наблюдательную, он вдруг опять вспомнил, что спереди у него еще что-то растет, и в первую же ночь провел членом по губам, или сунул в открытые рты, всем пят своим соседям. Вообще любители гомосексуального орального секса довольно противны, хотя и потешны по-своему.

Так двое, довольно дефективных больных – Калитов и Хохлов практически не сговариваясь, направились парочкой в туалет, где друг у друга по очереди отсосали. От подъема до обеда они продолжали раз пять свои оральные упражнения, остальное время мило беседуя на коридоре, прохаживаясь взад и вперед, держась за руки.

На наезды со стороны возмущенных их поведением больных отвечали односложно – «хочется иногда отсосать», на предложения сделать миньет другим больным отказывались, видимо сохраняя верность друг другу.

Другой молодой парнишка отсасывал, у кого только и где только мог. С ним долго боролись – боролись и медики, боролись и больные, которые не хотели есть с ним за одним столом (даже педерасты), но, в конце - концов, опустили руки, в бессилии с ним что-нибудь сделать. Оставленный в покое гомосексуалист-вафлер продолжил развивать успехи в деле орального секса.