К тому времени, когда мы закончили, я была совершенно измождена. Пейшнс выбрала себе для уборки нижнюю часть дома, так что мне остались спальни. Я приготовила постели для всех нас, с удовольствием обнаружив, что бельевой шкаф был до отказа забит простынями и одеялами. Я как раз застилала последнюю кровать, когда Пейшнс возмущенно вскрикнула внизу. Я тут же выбежала на лестницу и стала вглядываться в нижний холл.

— Что случилось?

— Ты это видеть? — сердитая Пейшнс размахивала куском бумаги через перила. — Ну, видеть?

Я, не глядя, догадалась, что это очередная записка.

— Я нашла первую записку, — устало сказала я.

— Они точно хотят, чтобы он это видеть, — ответила она, вся трясясь от гнева. — Ты думать, что в офисе тоже есть такая записка?

— Думаю, что да, — осторожно ответила я. — Лучше всего не обращать на них внимания. Я думаю, что миссис Лонквет не слишком нравились кое-какие вещи!

— Это не миссис Лонквет! — сказала Пейшнс.

— Но это похоже на женский почерк! — воскликнула я.

— Это не есть миссис Лонквет!

Я выпрямилась, чувствуя боль в спине.

— Не говори мне больше ни слова! — взмолилась я.

—

Я не хочу ничего знать!

Пейшнс бросила на меня мрачный взгляд:

— Если ты так говорить. Но…

Я опрометью бросилась назад в комнату. Я не хотела знать, каким образом она поняла, что записки были написаны не миссис Лонквет. Я ничего не хотела знать об этом!

Когда зазвонил телефон, Пейшнс была все еще надута и не стала отвечать. Я с облегчением обнаружила, что наверху тоже есть аппарат, и взяла трубку.

— Алло?

Последовало длинное молчание.

— Кто это? Где миссис Лонквет?

— Она уехала, — отважно ответила я. — Это Камилла Айронсайд.

— Айронсайд? — удивление сменилось смехом. — Вы уже переехали? Как жаль, что мы не знали! Миссис Лонквет оставила распоряжения по поводу вечеринки в честь вашего прибытия…

— О, ради бога, не беспокойтесь! — прервала я.

— Никакого беспокойства. Кроме того, — протянул мой собеседник, — я весьма исполнительный человек. Я следую данным мне инструкциям, видите ли. Мне хорошо заплатили.

Я поперхнулась. Почудилась ли мне угроза за его словами? Но этого не могло быть!

— Что ж, это очень мило с вашей стороны, мистер, э… мистер…

— Неважно, — бросил он небрежно. — Скажите своему дяде о моем звонке. Обязательно скажите.

В трубке послышались гудки, и я положила ее на аппарат. У меня внезапно похолодели руки. Лонкветы, уныло вспомнила я, были весьма популярны среди соседей, а Айронсайды — никогда! Но разумеется, никто всерьез не желает нам никакого вреда!

Телефон звякнул снова почти мгновенно и я подпрыгнула, и почти уронила трубку, когда взяла ее во второй раз. Я довольно робко пробормотала «алло», в полной уверенности, что это ошибка и что я просто плохо положила трубку после предыдущего разговора. Я с ужасом ждала, что тот же самый голос вновь раздастся в трубке. Но это был Даниэль, спокойный и уверенный.

— Мне сказали, что вы приехали! Я не ожидал вас еще по крайней мере один или два дня! Все в порядке?

— Да-да, думаю, что да.

Я почти увидела, как он улыбается.

— Это звучит не очень убедительно!

— Потому что это так! — взвилась я. — Даниэль, ты знаешь что-нибудь о приветственной вечеринке в нашу честь?

Последовало короткое, напряженное молчание.

— Нет, — осторожно ответил он. — Что еще за вечеринка?

— Я не знаю. Миссис Лонквет оставила какие-то указания… но, Даниэль, это еще не все! Здесь повсюду рассованы записки. Они… они адресованы дяде Филиппу…

— Кто их написал?

— Я не знаю! — Я почти всхлипывала. — Я думала… Пейшнс сказала, что это не миссис Лонквет, но почерк похож на женский.

— Понятно. Ты их уже выбросила?

— Нет… — мой голос угрожающе задрожал. — Я также не показала их дяде Филиппу. Я подумала, что записка только одна, но Пейшнс нашла еще одну; сейчас Губерт и дядя Филипп ушли в офис, и я боюсь, что там их тоже может ждать записка. Ведь кто-то хотел, чтобы мы увидели записки! Все это так ужасно!

Последовала еще одна короткая пауза. Мне так хотелось узнать, о чем он думает. Может, я просто поднимаю шум из-за пустяков? Может, он это подумал?

— Но конечно, тут не о чем особенно беспокоиться! — быстро проговорила я, пожалуй слишком быстро, так что он догадался, что я нервничаю. — Это даже забавно, если посмотреть на это с другой стороны.

— Мне это вовсе не кажется забавным, — сухо заверил он меня. — Послушай, Камилла, я сейчас приеду. Я в любом случае собирался ехать, но раз так, то я выезжаю прямо сейчас. Скажи Пейшнс, что я поужинаю вместе с вами и что я умираю от голода. Ты это сделаешь?

— Д-да. Да, конечно, скажу.

— Я буду через десять минут. — Он положил трубку до того, как я успела возразить ему, но через минуту-другую после того, как я тоже положила трубку, мои опасения внезапно улетучились; я осознала, что через несколько минут он будет здесь со мной и возьмет на себя ответственность за все, что может случиться.

Я спустилась вниз к Пейшнс, чтобы сказать ей, что он едет. Она одобрительно кивнула и передала мне несколько записок, которые она нашла в разных местах. Они все были написаны одинаковым небрежным женским почерком.

— Скажи мне, почему этот почерк не может принадлежать миссис Лонквет? — спросила я ее.

— Я видеть ее почерк, — тут же ответила негритянка. — Милая, у нее маленькие закорючки.

— Какой-то мужчина позвонил по телефону и сказал, что она оставила указания организовать для нас какую-то вечеринку, — сообщила я. — Но его голос звучал вовсе не так дружелюбно, как хотелось бы.

Пейшнс побледнела, что придало странный серый оттенок ее коже — так всегда происходит с неграми, когда они больны или напуганы.

— О боже, мисс Милла, какую это еще вечеринку он имел в виду?

— Я не знаю, — медленно ответила я. — Ведь у моего дяди здесь уже когда-то были неприятности, не так ли?

Пейшнс слегка кивнула головой, ее глаза стали огромными и какими-то дикими.

— Я слышала говорить… — начала она и замолчала. — Когда мистер Даниэль приезжать сюда? — внезапно спросила она, так и не закончив свою мысль.

— В любой момент, — ответила я.

Наше общее облегчение стало почти осязаемым.

— Он сказал, что приедет через десять минут, — добавила я.

Полная беспокойства я прошла к входной двери и стала на крыльце, вглядываясь в волнистые поля сахарного тростника, которые окружали дом. На ближайшем к саду поле жгли мусор, и я видела, как дядя, стоя на кромке чернеющего тростника, уже заправляет всеми действиями, активно размахивая руками. Он явно волновался. Через час уже стемнеет, подумала я, и они с Губертом вернутся домой, делая вид, что они проделывали эту работу каждый день в течение последнего года. Вполне возможно, что он не нашел записок, а то бы он тут же вернулся в дом, чтобы найти утешение в семье.

Огонь все разрастался, но я знала, что за ним присматривают. Завтра, я полагала, они начнут убирать тростник и повезут его на перерабатывающую фабрику Даниэля. Я всмотрелась более внимательно, пытаясь убедить себя, что этот урожай мой, что он принадлежит мне, но все было слишком непривычно по сравнению с тем, чем я владела до этого. Это было нечто гораздо более масштабное и в то же время не вполне постижимое. Это меня даже пугало, так как нам была необходима помощь соседей, а если они не примут нас, то что тогда мы будем делать?

Машина Даниэля показалась на аллее несколько минут спустя. Он остановил ее рядом с воротами и выскочил наружу; потом он огляделся вокруг и понюхал воздух. Я увидела, как он побежал к ограде, которая отделяла горящее поле от сада, и услышала, как он закричал моему дяде: