Губерт помахал рукой у меня перед глазами.

— Эй, возвращайся назад! — скомандовал он, испугавшись моего задумчивого выражения. — Давай сбегаем домой за купальными принадлежностями, о'кей?

— О'кей, — лениво согласилась я.

Он с легкостью обогнал меня, так как я едва могла бежать, так было жарко и влажно. Но тем не менее у меня не ушло много времени на то, чтобы надеть купальник, найти полотенце и снова натянуть на себя платье, чтобы выглядеть прилично для автобусной экскурсии на пляж.

Губерт ждал меня в холле. Он был меньше и светлее, чем его брат, но в остальном они были очень похожи друг на друга, а помимо этого еще очень похожи на своего отца. У них были одинаковые глаза, в которых так легко вспыхивала улыбка, даже когда им было не очень весело. Сейчас Губерт улыбался. Я спустилась с лестницы и подошла к нему.

— Ты быстро собралась! — непринужденно прокомментировал он.

— Не могу дождаться, когда залезу в воду! — объяснила я.

Он слегка прищурился.

— Я покажу тебе кое-что стоящее, если хочешь, — предложил он небрежно. — Я отвезу тебя в Голубую бухту. Только придется немного пройтись, ты не возражаешь?

— Разумеется, нет.

Мы поехали на старой колымаге, как Губерт называл древнюю семейную машину, которая, наверное, была моей ровесницей. Мотор ревел даже на ровной дороге, и я была убеждена, что автомобиль развалится на куски при малейшей неровности.

— А что такое Голубая бухта? — наконец спросила я, внутренне уже смирившись с мыслью, что назад нам придется идти пешком. — Это очень далеко?

Губерт ухмыльнулся.

— Нервничаешь? — спросил он. — Это всего двадцать миль… в оба конца!

Значит, нам не придется идти больше, чем десять миль, подумала я, если, конечно, он не соврал насчет расстояния, в чем я не была уверена. Я взглянула на свои простые туфли без каблука и подумала, что в моем росте есть свои преимущества, мне хотя бы не приходится носить туфли на высоком каблуке: любое расстояние на высоких каблуках представляется устрашающим, не говоря уже о десяти милях.

Но вскоре моя озабоченность состоянием машины немного поубавилась, и я стала наслаждаться видами из окна. Голубая бухта располагалась в конце долины Диего Мартин, и, чтобы добраться туда, мы должны были проехать через Ривер-Истейт, которая принадлежала университету, проводящему там эксперименты с какао, так что мне было на что посмотреть, особенно на шестнадцатимильную ограду из гибискуса, которая окаймляла дорогу. Я заметила коралловые деревья, которые иногда называют бессмертником, и не без оснований, так как они продолжают цвести, даже если их срубить и распилить на дрова! Франгипани, лианы оранжевых граммофончиков, бугенвиллеи, пламбаго и мирты — все эти растения переплелись друг с другом, чтобы радовать взгляд путешественника. Губерт не обращал абсолютно никакого внимания на навязчивые ароматы и пышную красоту, и всю дорогу до Голубой бухты я пыталась уверить себя, что он действительно принимает это как должное. Мне это казалось невероятным, так как я никогда не видела такой пышной растительности. Если бы я была одна, то непременно бы остановилась, чтобы восхититься сотнями различных кустарников, деревьев и трав, но Губерт решительно проезжал мимо.

— Подожди, вот мы приедем туда… — время от времени говорил он. — Если бы я подумал об этом заранее, то мы отправились бы туда на целый день и устроили бы пикник, но не важно, при вечернем свете все выглядит еще привлекательнее.

Мы неожиданно остановились, и он припарковал машину, одобрительно похлопал ее по колесам, словно поздравляя норовистого коня, что тот справился с поставленной перед ним задачей.

— Мы сделали это! — весело объявил он. — Отсюда мы пойдем пешком.

Мы все еще находились на безбрежной плантации какао, огражденной деревьями — бессмертниками. Дороги были ровными и проходили между арками из правильно посаженных деревьев, позволяя прохладному горному бризу свободно витать вдоль деревьев. Крепко пахло землей и молодыми растениями, которые только что полили; иногда с ветвей вспархивали крошечные птички, вероятно колибри, словно яркие драгоценные камешки, запускаемые в небо.

Когда плантации закончились, мы очутились в цитрусовой роще и маисовых полях, с четко очерченными границами из золотистого вара. Повсюду на Тринидаде вы можете встретить темно-пурпурные или красные разновидности этого растения, известного здесь под именем драконова кровь, он разделяет дворы, плантации, приходы. Здесь повсюду не было оград в привычном европейцу понимании, а только яркие цветущие изгороди, которые были так же красивы, как и утилитарны.

Я услышала шум падающей каскадами воды задолго до того, как увидела ее. Голубая бухта находилась в нескольких шагах по пологой, узкой тропинке от деревни Бозежур, которую мы миновали. Мы почти пропустили нужную тропинку, но Губерт, который, вероятно, раньше частенько здесь бывал, понял, что мы идем не туда, и решительно повернул назад. К тому времени, когда мы уже совершенно отчетливо слышали музыку поющей воды, я была насквозь мокрой от пота. Но вот мы преодолели последний поворот и оказались на месте.

Мы стояли и смотрели, как каскады воды падают вниз, в голубое озеро, которое было окружено скалами и растениями. Под верхним озером находилось несколько озер меньшего размера, которые наполнялись водой, рушившейся многочисленными маленькими водопадиками, из верхнего. А в вышине над этим огромным колодцем живой воды раскинулось жаркое голубое небо, которое заглядывало вниз через густые деревья. Вода была чрезвычайно холодной, и все место выглядело довольно пустынным, несмотря на почти невероятную красоту окружающей местности. Несколько молодых людей с крепкими, словно полированный орех, телами резвились в холодной воде. Двое из них были индусами, они носили священные знаки браминов, а их товарищи были смесью негров и европейцев. Они все были очень красивы, гибки и крепки, что было типично для тринидадской молодежи. Они были похожи на современных Панов, играющих в своем священном озере, и я чувствовала себя чужеродным элементом, когда следовала за Губертом к краю озера, где он растянул на песке полотенце и лег на спину, медленно и размеренно покуривая американскую сигарету.

— О, остров под солнцем, — внезапно начал напевать он, — который завещал мне мой отец! Здесь так красиво, не правда ли? Ты была где-нибудь, где так же красиво? И это место принадлежит мне, каждый его камешек! Оно мое и твое, и их! — добавил он, махнув рукой в сторону молодежи. — Хотя бы это место Даниэль Хендрикс не сможет отнять у нас!

Я присела рядом с ним.

— Я не думаю, что он этого хочет, — примирительно сказала я.

Губерт невесело рассмеялся:

— Неужели? Моя бедная, бедная, невинная кузина! — он решительно докурил сигарету и легко вскочил на ноги. — Кто первый добежит до озера? — весело закричал он. — Кто будет последним, тот не настоящий Айронсайд!

Я не возражала, но отстала с первой же секунды. Я хотела медленно насладиться предвкушением этой холодной голубой воды. Я хотела медленно зайти в нее, чтобы по телу пробежала приятная дрожь, а не нырять со всего размаху. Мне казалось, что это будет словно огромный бокал с ледяным напитком, который так приятен по сравнению с жалящим солнцем. Но в конце концов все оказалось вовсе не так. Я едва достигла края озера, когда приехала очередная пара, девушка пробежала мимо меня и красиво нырнула в глубину. Я только успела заметить, что она была хорошенькой и приятно округлой; но тут она вынырнула на поверхность и засмеялась кому-то за моей спиной. Когда он тоже нырнул, я с упавшим сердцем заметила, что это был Даниэль Хендрикс. Тринидад, в конце концов, оказался таким крошечным островом, и я никуда не могла от него спрятаться.

Я не очень хорошая пловчиха, но ныряю я с безупречным изяществом, которое не соответствует моим истинным способностям в воде. При виде Даниэля я тут же нырнула. Вода разошлась, чтобы принять меня, выбив воздух из моих легких, так как хотя я и ожидала, что вода будет холодной, но не настолько. Тем не менее я заставила себя проплыть всю бухту под водой и выплыла — одним элегантным, неторопливым движением уже на противоположной стороне. К своему неудовольствию, я обнаружила Даниэля прямо у себя под носом.