© Наталия Доманчук, 2015

© Наталия Доманчук, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Все началось с торта. С обычного бисквитного торта со сметанным кремом и кусочками ананасов, носившего гордое «птичье» название «Сокол». Я задержалась на работе допоздна. Спешить было некуда, да и незачем – дома меня никто не ждал. Я не спеша брела по улице, рассматривала прохожих, и так было грустно на душе, что я решила поправить ситуацию сладеньким. Я всегда так делаю – пытаюсь поднять настроение тортом или коробкой шоколадных конфет, съедаю сладости, после которых настроение никогда не поднимается, а, наоборот, еще больше катится вниз, но, когда опять наступает момент «поднятия» настроения, я повторяюсь еще и еще раз.

Родители назвали меня Клавдией. Очень романтично, не правда ли? Какое-то коровье имя или кошачье, на худой конец. Мне казалось, что так могут звать большую, неповоротливую тетю, как в магазине, а никак не девочку моего возраста. Но к годам пятнадцати я с именем смирилась. Наверное, потому, что очень стала похожа на неповоротливую тетю в соседнем магазине. Надо сказать, что имя не помешало мне закончить с отличием школу. Я получила высшее образование по специальности программист и даже устроилась на престижную работу в процветающую компанию. Не шокировало мое имя и холостого на тот момент директора компании Романа Горюка, за которого вскоре я благополучно вышла замуж, а через три года также благополучно с ним развелась. Потом поменяла работу раз, потом еще два раза. Вскоре закрутила роман уже с другим директором другой компании, надо сказать, не менее процветающей, которого по иронии судьбы тоже звали Роман, но теперь уже Войцеховский. Фамилия мне его понравилась, как, впрочем, и его кошелек, и я поспешила выйти за него замуж. Проведя три «блаженных» года супружеской жизни в полной «идиллии» и «взаимопонимании», решила, что с меня хватит. И даже его красивая фамилия наряду с красивой физиономией и фигурой Аполлона меня не остановили, как и неминуемая вслед за разводом смена места работы.

В качестве компенсации за порушенную семейную жизнь от первого Ромы мне достался старенький «форд» и двухкомнатная квартира, похожая как две капли воды на тысячи подобных квартир, от красивого, но бесчестного второго Ромы, не сумевшего обеспечить такую же красивую семейную жизнь.

На душе было гадко. И не только от двух «благополучно» почивших браков, моей непутевости и сознания того, что я слабовольная, старая неудачница. Мне было плохо от того, что я знала: мужчина, в которого я без памяти была влюблена, меня не любит и никогда не полюбит. Такие мысли надо было срочно разбавить тортиком. Что я и сделала. Я зашла в магазин и встала в очередь за двоими мужчинами, которые покупали «джентльменские наборы»: шоколад, кофе, сухое вино и сыр. Мой «Сокол» красовался в центре витрины – свежий, аппетитный, соблазнительный…

Я уже подмигивала ему и готовилась к предстоящей встрече, как в магазин вошла, нет, ворвалась длинноногая красавица, в тот самый момент, когда подошла моя очередь. Она явно спешила, потому что припарковала свою красную спортивную машину прямо у входа, и, подняв руку вверх, словно пыталась поймать такси, улыбнулась продавщице и пропела:

– Простите, ради бога, ужасно спешу. Мне один «Сокол» без сдачи, – и протянула пятисотку, хотя сам торт не стоит и четырехсот рублей.

Полная продавщица, явно восхищаясь длинноногой красавицей, забыв о весе, с легкостью кинулась к ее рублям, потом к «моему» «Соколу» и проворковала:

– Девушка, вы везучая. Это последний.

Я так была ошарашена откровенной наглостью конкурентки, что смогла пролепетать только: «Простите, но…»

Красотуля, тряхнув шикарной копной волос, которыми наградила ее природа, широко раскрыла голубые глазки с кукольными ресницами, сложила губки бантиком и, концертно разведя миниатюрными ручками с длиннющими ногтями (как только она колготки натягивает?), пропела: «Се ля ви!» – и направилась к выходу.

Французский не мой конек. Впрочем, как и любой другой язык. Впрочем, как и конька у меня вообще нет, никогда не было и, наверное, уже не будет. Сносно, как говорится, без словаря, я владею разве что только русским, да и то не всегда литературным.

Я смотрела, как она подходит к своему автомобилю, как из машины выходит мужчина, открывает перед красавицей двери, усаживает ее, мило улыбнувшись, потом садится за руль и увозит ее в известном мне направлении. Чтоб уехать в этом направлении с этим мужчиной, я готова была отдать все, что у меня есть. За этим мужчиной я была готова идти на край света. С этим мужчиной я мечтала иметь дюжину детей и внуков. Именно по этому мужчине я страдала последние три года и вот теперь наконец-то увидела всю картину: он, она и красный автомобиль.

– Женщина, что вам угодно? – прервала мои мысли продавщица.

Ненавижу, когда меня называют женщиной. Мне всего-то тридцать… За. Ну, в смысле, всего тридцать пять…

– Какая я вам женщина? – ринулась я в наступление.

Продавщица скривилась:

– Ах, прости. Девочка, зачем тебя мама послала в магазин?

– За тортом! За «Соколом», – вскипев от негодования и явного цинизма, крикнула я. Слезы предательски подступили к горлу, и я решила ретироваться, чтобы не доставить окончательного удовольствия этой толстухе.

– Какая досада. Но, к сожалению, всех «птичек» разобрали. Так и передай своей мамочке, – услышала я вслед.

Из магазина я вышла с твердым намерением никогда, ни за что больше не переступать его порога. И еще я уже точно знала, что тот мужчина, который уехал в известном мне направлении и которого, между прочим, звали Ленечка, никогда не будет моим.

Расстроенная, я не заметила, как добралась до подъезда, как поднялась на пятый этаж, как открыла дверь. Опомнилась я уже на полу: вся в слезах. Я сидела в прихожей, кричала в трубку:

– Светкааааа, поооомооооогииии мнееее! – вытирала рукавом слезы и проклинала себя, свою жизнь и ту красавицу, которую мой Ленечка увез в известном мне направлении.

Светка появилась на пороге моей квартиры минут через десять. Она принялась тормошить меня, заглядывать в глаза и каким-то истерическим голосом поинтересовалась:

– Пристрелили? Отравили? Изнасиловали? Напали? Ограбили? Что украли? Ты ранена?

Я смотрела на нее туманными глазами и, кивая, соглашалась со всеми ее версиями.

Рассмотрев меня со всех сторон, Светка убедилась, что я цела и невредима, и отправилась в комнату искать улики ограбления и насилия.

Не найдя ничего похожего, она присела возле меня на корточки и строго спросила:

– Что случилось?

Я развела руки в сторону и призналась:

– Вот такая. По-моему, это была «феррари».

Моя подруга – блондинка и соображает худо, поэтому она только ахнула:

– Сбили, уроды?

Я замотала головой, что нет, потом кивнула, что да, и, опять разрыдавшись, уточнила:

– Или «порше».

Минут пять спустя я сидела на кухне на табуретке, а Светка, как лектор, ходила вокруг меня и поучала:

– Ты – дур-ра! Как можно убиваться из-за какого-то мужика?

– Он не какой-то. Он японский язык знает! – защищала я Ленечку.

Светка не на шутку задумалась, но потом скривилась и продолжила:

– Сколько бы языков он ни знал, он все равно остается мужиком, у которого член между двумя волосатыми ногами.

– Я люблю его! – жалостливо пропищала я.

– На здоровье. А вот убиваться не надо.

Я встала с табурета и призналась:

– Жизнь для меня потеряла всякий смысл. Прости, но мне придется тебя покинуть, – и, потянувшись к окну, попыталась его открыть.

Светка не на шутку испугалась, посадила меня на табурет и взялась за телефон: