Рокти отмахнулась. Сразу перешла к делу:

– Она была здесь? Давно?

– Нагоните к ночи, сейчас она на пути в Торжок.

– Сейчас? – Рокти, проявляя сноровку следопыта, не упускала ни малейшего нюанса, нагнулась в седле, вглядываясь пытливо. – Что она делала раньше?

– О! – Молодой человек улыбнулся лукаво. – Нашла себе провожатого и вернулась в обоз. За ним, – добавил он, кивнув на меня.

Теперь и я, рискуя потерять равновесие и свалиться с коня, нагнулся вперед.

– Не беспокойся, – молодой человек ответил на невысказанный вопрос, – она хочет быть найденной и будет ждать тебя в Торжке.

Рокти недовольно нахмурилась, попыталась перехватить нить беседы.

– Ее ждали здесь?

– Да. – Ответ был немногословен, но Рокти торжествующе обернулась. Я не обратил на это внимания: уж очень был рад, узнав, что девочка жива.

– Верхом?

– Да, верхом. Но это не повод торопиться. Говорю же, она будет ждать. – Он вдруг шагнул ко мне, положил ладонь на круп лошади, его глаза оказались совсем близко, напротив. – Тот брат… волк, что встретился тебе у ручья… когда увидишь его снова, передай: твои братья помнят и ждут тебя в твоем логове. Сделаешь?

– Сделаю… если встречу, конечно. – Растерявшись, я замолчал, но молодой человек улыбнулся ободряюще и вновь обернулся к Рокти. – Иола вызвалась проводить вас, ей по пути. – Он опустил ладонь на голову волка. Иола подняла зеленовато-желтые глаза. Где‑то далеко за спиной шумно, как кузничный горн, выдохнул Ясень.

Молодой человек отступил, дав понять, что беседа окончена. Волк, не оглядываясь, потрусил дальше, туда, где под зелеными сводами вновь продолжалась тропа. Рокти кивнула, благодаря, тронула кобылку следом. Я не нашелся что сказать и молча, оглядываясь через плечо, направил коня вперед. Ясень по широкой дуге обогнул незнакомца. Тот скрестил руки на груди и смеялся беззвучно, запрокидывая лицо к взошедшему над лесом солнцу.

После того как к нашей тройке присоединился волк, Ясень заметно поотстал, теперь я не чувствовал спиной его хмурого взгляда, да и шаги Серого были почти неразличимы. Волчица бежала по лесу то с одной стороны, то с другой, она выныривала из леса то тут, то там и, судя по редкому ворчанию Ясеня, позволяла себе подгонять отстающих. Рокти пришла в доброе расположение духа, она по‑прежнему потешалась надо мной, но уже не зло, и я начал было вновь узнавать в ней лесную охотницу. Лес, с утра немолчно трещавший голосами птиц, притих под полуденным солнцем, и потому я услышал мерный перестук копыт да легкий, едва различимый перезвон почти одновременно с охотницей.

Она чуть натянула повод. Лошадь послушно встала посреди тропы. Сумрак сделал еще пару шагов, прежде чем я догадался последовать примеру Рокти. Мы стояли на тропе рядом. Рокти держалась спокойно, непринужденно и расслабленно. Ее правая рука легла на бедро, я скосил взгляд на ее пояс с метательными ножами.

Лишь только путники оказались в поле зрения, вся настороженность Рокти пропала. Она широко улыбнулась и глянула на меня с бесовским озорством.

Навстречу нам двигалась старенькая серая лошадка, ведомая под уздцы мальчиком-подростком. На лошадке восседал старец, облаченный в серое рубище из грубой, но добротной ткани. По бокам лошади болтались полные седельные сумки. Дождавшись, пока странная компания поравняется с нами, Рокти, положив руку на сердце и склонив голову, произнесла:

– Долгих лет жизни, отче.

Я поспешил повторить жест. Старец ответил ласковой беззубой улыбкой. Мальчишка отвесил глубокий поклон. Подняв голову, я внимательно оглядел эту парочку. Странное сходство отличало их. Снежно-белая от природы макушка мальчишки и седые волосы старца. Одинаковые, удивительной чистоты и ясности, бирюзовые глаза. Голосом, еще не утратившим силы и бодрости, старец спросил:

– Моим детям нужна помощь или добрый совет?

Рокти отвечала, сверкая улыбкой:

– Расскажи нам, отец, кто ждет нас в Торжке?

Старик тихо засмеялся:

– Откуда ж мне знать? В Торжке я не был, иду из Мглистого леса, от твоих сородичей. – Рокти чуть сникла, сразу потеряв интерес. – Хочешь, расскажу, что ждет тебя, милая?

Рокти недовольно сморщила нос. Ответ на этот вопрос ее явно не интересовал.

Мне стало неловко перед стариком, и я постарался загладить смущение вопросом:

– А ты предсказываешь будущее, дедушка?

– Дедушка? – В светло-синих глазах плясали задоринки, сухая старческая ладонь опустилась на светленькую макушку мальчишки. – Ну, пусть будет дедушка. Я вижу судьбу. Судьба – это шелковая нить в челноке ткача. Надо быть ткачом, чтоб увидеть рисунок на ткани. А я – всего лишь нить осевая.

Я молчал, предчувствуя продолжение. Сзади послышались шаги Серого и невнятное бормотание Ясеня. Старик тихо гладил белые волосы мальчика. Рокти откровенно скучала.

– Смотри вокруг. Осознай себя частью рисунка и тоже сможешь увидеть.

Ясень нагнал нас, наконец. Перестук копыт смолк, но сзади все равно слышалась неясная возня. Я слишком внимательно слушал старика, поэтому не обернулся. – Чем больше нитей, тем хитрей узор.

Старик замолк, и я понял, что он сказал все, что хотел. Ясень тоже сообразил это и попросил:

– Мне, отче! Предскажи судьбу мне!

Просьба вывела старика из задумчивости. Он поднял поникшую было голову, вновь улыбаясь.

– Ну, молодец, твоя судьба светла, как день.

Я оглянулся на Ясеня. Тот смотрел с надеждой, нет-нет да бросал косые взгляды на Рокти.

– Станешь ты лучшим охотником да следопытом, жена у тебя будет красивая да любящая, и детишек – полные лавки. Век на родной земле проживешь, тем и будешь счастлив.

Рокти нахмурилась и, не прощаясь, тронула коня дальше. Рысью. Ясень же смог, наконец, подъехать к старику поближе.

– Женюсь? Когда женюсь, отче?

Я отвлекся, когда почувствовал, как кто‑то тронул меня за ногу. У стремени стоял мальчик. Он смотрел в глаза светло и ясно:

– Что дано, то найдешь, – даже речью он был похож на старца, – возьми колечко, – он протянул тусклый перстенек с ярким голубым камешком, – здесь у тебя один друг и одна судьба, а темноты не бойся.

Я машинально принял кольцо. Смешался, не зная что сказать. Мальчик тихо стоял у стремени и смотрел, щуря яркие, как камешек на колечке, глаза. Солнце взошло высоко, и тени колышущихся листьев играли на его загорелом лице.

– Идем. – Я вздрогнул, когда Ясень окликнул меня, и увидел, что старец уже скрылся почти в густом частоколе стволов, а мальчик бежит за ним по тропинке – сверкают голые пятки, а на поясе звенят крохотные бубенчики.

– Кто это был?

Ясень, нимало не заботясь обо мне, послал коня рысью, Сумрак тронулся следом, и я почувствовал, что кожа, горящая там, где ее натерли джинсы, это всего лишь цветочки. Но мне не пришлось повторять свой вопрос, Ясень ответил.

– Странник. С учеником. Хорошие врачеватели. Это я точно знаю. Когда Шелест болел, я ездил на тракт и сам привез к нему странника. Наши старейшины, конечно, тоже толк в травах знают. Да только много ли соберешь травы разной на одном месте сидючи? А странники, те бродят по дорогам, под каждым деревом своему богу молятся.

– А судьбу? – Вопрос дался мне с трудом. Я пытался было привставать на стременах, но едва не потерял равновесие и не скоро сообразил, как же мне надо двигаться, чтоб не свалиться наземь и не отбить седалище.

– Ну… судьбу, – Ясень усмехнулся, – амулеты они, конечно, лучше мастерят, чем судьбу предсказывают. Но бывает, что, как мне вот, укажут ясно: так‑то, мол, и так, жить будешь долго и счастливо либо опасайся падучей болезни… да, болезни они хорошо видят.

Разохотившись вдруг, Ясень вновь пустился в воспоминания и даже относиться ко мне стал иначе, хотя и не по‑товарищески, но как к щенку, оставленному отбывшими в отпуск хозяевами, – и хлопотно, и отвязаться нельзя.

Рокти мы нагнали не скоро. Да и не нагнали бы, наверное, если бы она не поджидала нас на лесной опушке. Густой кустарник подлеска резко обрывался в степь, косо освещенную перевалившим зенит солнцем. Редко разбросанные рощицы в пару десятков берез да густые заросли терна виднелись поблизости. Дальше, почти у самого горизонта, угадывались возделанные поля. Я понял, что к вечеру мы действительно приедем в Торжок.