Из коридора до них доносился его приглушенный голос. Кара спросила тихо, почти шепотом:

– Пятнадцать лет? Целых пятнадцать? Ты уверен?

– Да. Абсолютно.

– Но этого не может быть. Ты же не сделался старше на пятнадцать лет?

– Плоть не сделалась…

– Плоть?

– Извини.

– Плоть, – повторила она. – Звучит… непривычно.

– Как я уже сказал, там мне около сорока. Если честно, я и здесь чувствую себя на сорок.

Удивительно.

– Значит, эти твои раны – свидетельство изменения законов, связывающих две реальности, – она показала на руку Томаса. – Знания и навыки и прежде передавались туда и обратно. Но, пока разноцветный лес не почернел, раны, полученные в том мире, здесь у тебя не появлялись; только здешние переходили туда. А теперь переходят и те и другие?

– Похоже, что так. Но переходит еще и кровь, не только раны. А кровь связана с жизнью. Мальчик говорил, что кровь на самом деле оскверняет озера. Это один из основных наших законов там. Как бы там ни было, переход теперь осуществляется в обе стороны.

– Но когда ты в первый раз ударился головой… когда все началось… кровь тоже шла у тебя в обоих мирах.

– Возможно, рану я тогда получил в обоих мирах одновременно. Может, именно это и открыло ворота между ними. – Он вздохнул. – Не знаю… бред какой-то. Допустим, передаются знания, навыки и кровь. Больше ничего.

– И ты являешься всего лишь воротами. Мы говорим о твоих знаниях, навыках и крови.

– Верно.

– Это может объяснять, почему здесь ты не старишься, – сказала Кара. – Ранен там – ранен и здесь, но при этом ты не старишься, не толстеешь и не потеешь… В обеих реальностях проявляются только особые случаи, связанные с кровотечением. – Она сделала паузу. – И там ты – генерал?

– Командир Лесной Стражи, генерал Томас Хантер, – ответил он, не моргнув глазом.

– И как ты им стал? – спросила она. – Пойми, я не то чтобы не верю, будто ты не способен стать хоть самим Александром Великим. Просто переварить сложновато. Мне бы какие-нибудь подробности…

– Бред, да и только? – На его губах заиграла усмешка. В это мгновение он снова стал тем Томасом, которого она знала.

Он стиснул кожаный подлокотник.

– Все это так… странно. И так реально.

– Потому что это и впрямь реально. И не пытайся еще раз спрыгнуть с балкона.

Он отпустил подлокотник.

– Ладно. Судя по всему, реальны оба мира. Мы, во всяком случае, по-прежнему так считаем, верно? Ты пойми только, что после пятнадцати лет в том мире этот кажется больше похожим на сон. И прости, если порою я буду вести себя странновато.

Она улыбнулась и покачала головой. Он и впрямь был в чем-то «странноват», но в чем-то он оставался прежним, привычным Томасом.

– Смешно? – Он поднял бровь.

– Нет, но… Сам себя послушай – «прости, если порою я буду вести себя странновато». Не обижайся, братик, но звучит это несколько непривычно. Ладно. Расскажи еще что-нибудь.

– Когда шатайки отравили своей заразой разноцветный лес, людей поразила жуткая болезнь. От нее шелушится кожа и растрескивается плоть. Это очень больно. Глаза делаются серыми, тело пахнет тухлыми яйцами. Но Элион дал нам возможность спасаться от этой болезни. Сохранилось семь лесов – обычных, не разноцветных, и в каждом есть озеро. Если омываться в них каждый день, болезнь отступает. Живя в лесу, мы обязаны исполнять единственное условие – регулярно мыться и оберегать озера от осквернения кровью.

Она слушала его внимательно.

– Увы, в этот самый момент у меня с Ордой идет сражение, которое может положить конец всему.

– А что там с пророчеством?

– О том, что Элион сокрушит Орду одним ударом? Возможно, динамит и есть то самое средство Элиона. – Он поднялся, горя желанием поскорее осуществить свой план. – Поэтому, прежде чем вернуться, я должен узнать, как делают динамит.

– Я так понимаю, вы по-прежнему видите сны, – раздался у них за спиной голос Гейнса.

Кара вскочила на ноги. Уверенный голос и блеск в глазах заместителя госсекретаря на мгновение вселили в нее несбыточную надежду на то, что истинная драма разворачивается в иной реальности, там, в пустыне Томаса, где идет война, а штамм Рейзон – всего лишь выдумка.

Иллюзия.

Но Гейнс вернул ее на землю.

– Это хорошо, – сказал он, подойдя к ним. – У меня такое предчувствие, будто ваши сны нам вскоре понадобятся. В жизни не представлял, что могу сказать однажды нечто в этом роде, но, с другой стороны, я не представлял и того, что нам придется столкнуться с таким кошмаром. Выпьете что-нибудь?

Они не ответили.

– То, что ваш номер не охранялся, – мой личный недосмотр. Неприятно в этом признаваться, но изначально мы вас, Томас, недооценили. Ручаюсь, теперь дело обстоит иначе.

Томас промолчал.

Гейнс внимательно вгляделся в него:

– Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Вполне.

– Это хорошо, – он взглянул на Кару и снова перевел взгляд на него. – Вы нам нужны целым и невредимым.

– Вряд ли я смогу помочь еще чем-нибудь. Все изменилось.

Гейнс шагнул к Томасу, взял его за руку и отвел к окну:

– По-моему, вы плохо представляете себе общую картину, Томас… А выглядит она неважно. «Рейзон Фармасетикаль» только что завершила проверку куртки, оставленной неким мужчиной в международном аэропорту Бангкока. Этот человек, как докладывают, всполошил нескольких летных служащих, прежде чем подойти к медпункту, оставить на скамейке куртку и уйти. Что, по вашему мнению, было в куртке?

– Вирус, – предположила Кара.

– Именно. Штамм Рейзон. Как и обещал Вальборг Свенсон. Как предсказал не кто иной, как вы, мистер Томас Хантер. Мы в свое время недооценили всю вашу значимость и всю важность ваших слов. Вирус распространяется по воздуху. И это означает, что, если даже мы с вами еще не заражены, то заразимся прежде, чем вылетим в Колумбию. А к концу недели будет заражена половина Таиланда.

– Вылетим в Колумбию? – спросил Томас. – Зачем?

– Президент собирает комиссию и предлагает вам рассказать ей все, что вы знаете.

– Не думаю, что могу добавить что-то к уже известному вам.

Гейнс нервно усмехнулся:

– Я знаю, для вас эта неделя была нелегкой, Томас, но, видимо, вы не все понимаете. Сложилась трудная ситуация, и мы даже в первом приближении не представляем себе, как с нею справиться. А вы эту ситуацию предсказали и знаете о ней в данный момент больше, кажется, чем кто бы то ни было другой. Поэтому и станете гостем президента Соединенных Штатов. Сейчас же! И с применением силы, если понадобится.

Томас сморгнул. Посмотрел на Кару.

– Думаю, в этом есть смысл, – кивнула она.

– О Монике что-нибудь слышно? – спросил Томас.

– Нет.

– Но вы же понимаете, что происходит, – сказал Томас. – Может, у Свенсона пока и нет антивируса, но с ее помощью будет. И когда это случится, нам конец.

Кара начала узнавать прежнего брата.

– Ну не знаю. Это уже не в моей компетенции…

– Вот видите! Как только я что-то говорю, у вас тут же появляются сомнения. Почему я должен думать, что в Вашингтоне будет по-другому?

– Я в вас не сомневаюсь! Просто сообщаю, что теперь за дело взялся президент. Меня вы уже убедили, остается лишь убедить его.

– Ладно. Летим. Но с условием, что вы тоже мне поможете, причем прямо сейчас. Прежде чем я снова усну, мне нужно выяснить, каким образом можно устроить взрыв, достаточно мощный, чтобы обрушить скалу.

Гейнс вздохнул.

Томас шагнул к нему, взял за руку – как брал его Гейнс – и медленно повел к тому же окну.

– По-моему, вы плохо представляете себе общую картину, Мертон, а выглядит она неважно, – передразнил он. – Позвольте вам помочь. Пока мы тут разговариваем, я командую тем, что осталось от моей Лесной Стражи, в битве с Ордой. Нас – меньше пяти тысяч. Врагов – сто тысяч. Если я не узнаю, как обрушить им на головы скалу, они разгромят нас и убьют наших женщин и детей. Для вас это пустой звук, ясное дело. Но есть еще одна проблема: если я умру там, я умру и здесь. А если я умру здесь, я больше ничем не смогу вам помочь.