— Пройдет совсем немного времени, и ты сама себя не узнаешь, Рэчел. Ты ведь только что явилась из английской провинции. Подожди, пока твое имя начнет регулярно появляться в заголовках газет. Тогда весь мир покажется тебе иным. Я уже вижу первые признаки этого. Если женщина собирается покинуть жениха и уехать в другой город на два года, по-моему, она сама должна сказать ему об этом. А что сделала ты? Поручила своему агенту. Пройдет еще немного времени, Рэчел, и все важные решения будут принимать за тебя агенты и адвокаты. Ты же будешь только выходить на сцену и появляться перед кинокамерами. И, знаешь, ничего другого тебе и не захочется делать.

Она вынула платок и высморкалась. Вытерла слезы.

— Как же я буду жить без тебя?

Он улыбнулся:

— Ты-то справишься, а вот я… Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Ты можешь утешиться работой, а я? Что остается мне? Дэн Кейзер со своей политикой? Погоня за очередной сделкой? Организация очередных съемок? А в промежутках убивать время на голливудских приемах? Когда-то все это казалось очень увлекательным. Но мне уже под сорок, я хочу большего.

Рэчел поставила бокал, почти не притронувшись к вину.

— Но мы будем видеться?

— Конечно. Столкнемся на каком-нибудь деловом обеде. Когда «Покинутые» выйдут на экран, я наверняка увижу тебя в «Поло-лонж» или в «Ма мэзон» под руку с каким-нибудь придурком со студии, которому будет поручено тебя сопровождать. Если мне случится быть в Нью-Йорке, кто знает, может, и я забегу посмотреть, как ты играешь.

— Ты хочешь сказать, что даже не зайдешь ко мне после спектакля?

— Нет. Мы и так причинили друг другу достаточно боли. Не стоит повторять все сначала.

Она коснулась его щеки.

— Боб, я хочу тебя попросить, в последний раз.

— О чем?

— Я хочу, чтобы ты любил меня. Так, как это было в первый раз, в Нью-Йорке. Впереди меня ждут одинокие ночи, Боб. Сделай так, чтобы мне было о чем вспоминать.

Дэн Кейзер сидел в своем офисе, просматривая предложения по месячному бюджету. Для него это была рутинная работа, не требовавшая особого напряжения. И слава Богу: сегодня он ни на чем не мог бы сосредоточиться. Голова болела невыносимо.

С раздражением он нажал кнопку переговорного устройства, вызвал секретаршу-японку:

— Пришлите мне упаковку бафферина, да побыстрее.

Однако, отдавая это распоряжение, он прекрасно понимал, что никакой бафферин ему не поможет. Для того, что его мучит, лекарства еще не изобрели. У него есть жена и любовница. А теперь жена узнала о существовании любовницы.

Ему бы следовало сразу догадаться, как только он вошел в дом вчера вечером. Обычно по вечерам у них собирались друзья или родственники или же они с Карлой шли куда-нибудь обедать. Он прошел в свою гардеробную, ожидая увидеть там приготовленный для вечера костюм. Ничего похожего. Тогда он подошел к двери, соединявшей комнату со спальней. Дверь не открывалась. Он толкнул сильнее, потом постучал.

— Карла, — позвал он, — эту проклятую дверь заело. Помоги мне открыть ее.

— Дверь не заело, Дэн, — услышал он отчетливый голос. — Я ее заперла.

— Ну, так отопри. Я хочу поговорить с тобой.

Теперь голос ее звучал холодно и враждебно:

— Если хочешь поговорить, иди в гостиную. В спальню я тебя не пущу.

Дэн не на шутку встревожился. Они с Карлой расстались после завтрака. Сейчас семь вечера. Что же произошло за то время, что они не виделись?

— Хорошо, пойдем в гостиную. — Он постарался произнести эти слова спокойным и даже небрежным тоном. — Жду тебя внизу через пять минут.

Он переоделся во фланелевые брюки и спортивную куртку. Спустился по лестнице полированного красного дерева в пышную гостиную, расположенную в передней части дома. Раз Карла предложила поговорить здесь, значит, что-то и в самом деле неладно. Обычно по вечерам перед обедом они с Карлой болтали за бокалом вина в оранжерее, у бассейна, в неофициальной, так сказать, обстановке. Иногда и дети присоединялись к ним. Гостиная же — это совсем другое дело. Обставленная старинной мебелью из темного дерева, увешанная картинами, она неизменно производила впечатление и на председателя совета директоров, и на руководителей других студий Голливуда. Для этого ее чаще всего и использовали. Она как бы служила дополнением к офису Дэна — местом для официальных переговоров.

Когда Карла сообщила ему, в чем дело, Дэн сразу понял, почему она выбрала для этого именно гостиную.

О Жизель она услышала от жены одного из высших чинов студии. Разговоры об их отношениях начались на студии с тех самых пор, как он стал добиваться для Жизели роли в «Покинутых». Но и после его неудачи, толки и пересуды не прекратились. Они с Жизель вели себя очень осторожно, однако Голливуд слишком тесен даже для таких предусмотрительных людей. Однажды их увидели в отдаленном ресторанчике в Санта-Монике, в тот вечер, когда Кейзер, как предполагалось, должен был быть в Нью-Йорке. Заметил их один из студийных сценаристов, и с тех пор их секрет перестал быть секретом. А вскоре об их тайне узнала и Карла — это был лишь вопрос времени.

Глядя на жену, сидевшую напротив на огромном диване, Дэн Кейзер понял, что настал час расплаты. Зажав в зубах сигару, крепко сжимая в руке стакан, он заговорил, стараясь, чтобы его слова звучали как можно убедительнее:

— Знаешь, как это обычно бывает. Жизель просто подвернулась под руку, можно сказать, сама предложила себя. А я сдуру поддался. Готов поклясться всей моей жизнью, что это больше не повторится.

Карла, худощавая, с тонкими, плотно сжатыми губами, смотрела на мужа недоверчиво. Она знала, что некрасива. С ее состоянием в этом и не было необходимости. Тем не менее, она очень следила за своей внешностью. Модно подстриженные белокурые волосы, в точности того оттенка, какой нужен, всегда выглядели ухоженными; фигура с помощью диеты доведена до размера номер шесть, а о лице и прочем позаботился специалист по пластической хирургии — на свои сорок пять она никак не выглядела. В общем, Карла Кейзер олицетворяла собой респектабельность и богатство — именно тот тип женщины, чей муж должен быть руководителем студии, не меньше. Ее отец это понимал, поэтому и вложил деньги в Дэна Кейзера. И теперь Карла не собиралась стоять в стороне и смотреть, как какая-то французская шлюха отнимает у нее человека, которого она, Карла, сама создала.

— Ты говоришь так, как будто это произошло всего один раз. Не пытайся меня провести, Дэн. Я знаю, что вы с ней встречаетесь уже месяцев шесть. И можешь не уверять меня, что готов немедленно прекратить все отношения. Я достаточно хорошо знаю мужчин. Так не бывает.

— Чего же ты хочешь, в таком случае? Я пообещал это прекратить — ты мне не веришь. Что еще я должен сделать?

Карла задумалась. Какие у нее есть варианты? Сейчас она готова убить его на месте, это ничтожество, которое она вывела в люди. Но есть возможности и получше.

— Ты только что поклялся своей жизнью. Но я думаю не о тебе, а о Жизель Паскаль. До тех пор пока эта шлюшка живет в нашем городе, ты от нее не избавишься. Даже если ты, в самом деле, намерен прекратить всякие отношения с ней, она от тебя не отстанет. Будет звонить, приходить в офис, появляться на приемах и вечерах. Я не собираюсь это терпеть. Она должна покинуть Лос-Анджелес, и чем скорее, тем лучше.

Теперь Дэн Кейзер встревожился не на шутку. Он-то надеялся, что сумеет как-нибудь успокоить Карлу и сохранить для себя Жизель. По-видимому, так не получится. Карла, как видно, всерьез решила добиться того, чтобы Жизель исчезла из города. При мысли об этом он почувствовал почти физическую боль. Он в жизни не знал ничего лучше, чем любовные игры с Жизель. Он пристрастился к этому, как пьяница к алкоголю, как наркоман к кокаину. Он не может позволить жене перекрыть для него этот источник наслаждения.

— И как, по-твоему, я могу это сделать? — спросил он. — Я ведь не мафия и не могу запугать ее пытками или убийством. Эта женщина — независимый агент. Она может работать, как найдет нужным и где найдет нужным.