– Проснитесь! Просыпайтесь же! – подскочил Карл и запрыгал от радости. – Быстро! Смотрите, смотрите – рыба!

И впрямь, на камне лежала большая пучеглазая треска, еще влажная и блестящая. Вил прищурил сонные глаза и пожал плечами, сдаваясь перед тайной. Он достал растопки и вскоре посреди недоуменной компании запылал тусклый костер. Чуть погодя рыбину насадили на прочную свежую палку, и нетерпеливо поддерживали в несколько рук над пламенем. Прежде чем солнце выглянуло из-за горизонта едва наполовину, прожорливые рты оставили от рыбины только кости.

Пополудни они легко спустились в тесную лесистую долину, где дорога с обеих сторон обрамлялась густой порослью. После дневного солнцепека темные тени вдоль тропы были встречены с благодарностью, но жуткий коридор, теснивший обзор впереди, навевал страхи. Вил бросил короткий взгляд на усталых, плетущихся позади него спутников, дабы ободриться. Но напрасно. «Как я дошел до того, что управляю теперь целым выводком заморышей и отребьев».

Без единой жалобы непреклонная компания шла за своим предводителем в самые тени, мужественно встречая неизведанности. Из лесного мрака в строй просочилось еще несколько детей в домотканых, крестных отрепьях. Каждое поступление отягчало Вилу сердце, ибо теперь колонна насчитывала более двадцати, а каждый новый пилигрим – это еще один голодный рот и жаждущая душа. «Если бы мне можно было заботиться только о себе…» Сердцу его было не легче, чем натруженным ногам, и он вообразил, как бы он улизнул от своей ноши в ночную мглу. Мысли унесли его назад, ко времени мирных дней внутри монастырских стен: испить бы пригоршню студеной воды из глубокого монастырского колодца, поплескаться с послушниками в ледяном ключе, который плещется в подвальном хранилище. Три здоровых отвратительных мужика, выскочивших из-за темных деревьев не далее чем в трех шагах от них, застали его врасплох.

– Стоять, эй вы, отродья! – заорал один бородач. Он приблизил темные глаза к широко раскрытым глазам Вила.

– Ну и ну! Такой взгляд, да на таком милом личике.

– П-прочь… с дороги, – запинаясь, ответил Вил. Юноша быстро обвел глазами облик мужчины. Грубиян носил жесткую рубаху с глубокими разрезами по бокам, какую обычно одевают полевые сервы. Вил принял бы его за обычного бандита, если бы не высокие черные сапоги дворянина поверх гамаш и широкий кожаный ремень, который поддерживал большую саблю в ножнах. Такие вещи принадлежали разбойникам с большой дороги, и Вил об этом знал.

Человек снова засмеялся и толкнул локтем ближайшего компаньона. Тот склонил свою широкополую кожаную шляпу.

– Вот так-так Мы нашли себе стайку молодняка, – съехидничал он и запихал толстые большие пальцы за ярко-красный кушак, стягивающий его объемистый живот. Он немедленно взял на себя командование. – Связать всех вместе, – гаркнул он.

Двое других принялись за дело и окружили испуганных детей. Острыми концами мечей они согнали дрожащих крестоносцев в плотную кучу посереди тропы. Вил, было, возмутился, но тотчас получил от бородатого бандита оплеуху.

– Прикуси свой язык, отважный друг, иначе мы приправим им свою вечерю.

– А теперь, мои маленькие браконьеры, – захихикал толстяк, – поделитесь-ка с нами имуществом, которое вы отхватили за ваш поход, найсвятейший из всех крестовых.

Он выдернул из пояса затертый кинжал и поскреб себе подбородок, ожидая ответа.

Карл сперва посмотрел на Вила, затем дрожащим голосом ответил:

– Но мои господа, мы ничего не крали. Мы паломники Божьи.

– А ты бы прикрыл свой рот, малец, – приказал третий негодяй. – Всем снять туники и выложить все из котомок. Немедля, я сказал. А не то мы разденем вас догола прямо на дороге.

Вил с Томасом глянули на уродливого коротышку, стоящего перед ними с широко расставленными ногами, и оба дерзко скрестили руки на груди. Взбешенный человек сорвал с головы шерстяную плюмажную шляпу и яростно швырнул ее в Томаса. Он выхватил из ножен короткий меч и направил Томасу на шею.

– Делай, что тебе велят, или, клянусь, ты умрешь на месте.

Злоба в его голосе еще больше перепугала детей. Взмокший и быстро терявший остатки храбрости, Вил открыл рот:

– Добрые господа…

Но прежде чем он смог продолжить, с дороги донесся голос:

– Tutena? Atque cuius exercitus? Tutena? Atque cuius exercitus?

Удивленные разбойники метнули глаза в направлении странного голоса. Прямо на них мимо озадаченных детей мчался тяжело сгорбленный человек на ковыляющих ногах. Глаза его ярко горели из-под тени черного капюшона. Костлявая рука вгоняла посох глубоко в дорожную пыль, сильнее и сильнее сжимая пальцы с каждым шагом. И снова прогремел его голос:

– Tutena? Atque cuius exercitus?

Карл недоуменно взглянул на Вила. Они вместе учили латынь в монастыре и хорошо поняли слова незнакомца. Трое мужчин, разозлившись и готовые к наступлению, вальяжно направились к пришельцу.

Карл рассматривал незнакомца, и внезапно его глаза просияли. Он близко наклонился к Вилу и прошептал:

– Смотри! Это же Петер, священник из Майнца.

– Ага, – быстро ответил Вил. – Прислушайся, кажется, он сказал: «Ты и чья-то армия?»

Карл поддакнул и осторожно кивнул в сторону происходящей встречи.

– Закрой рот, старик, – резко сказал крепыш. – Мне было гораздо лучше без твоего отвратительного вида перед глазами. И тебе лучше говорить на языке, который мне понятен, а то, Богом клянусь, вырежу у тебя изо рта и тот, что имеется.

Теперь Петер стоял прямо перед разбойниками. Сделав вид, будто ослышался, он стал смахивать пыль с рясы. Начал с плеч, следуя хрупкому очертанию тела, и окончил сотрясанием голеней. Затем вынул из складок одеяния деревянный крест и поцеловал его, прежде чем, наконец, встретиться с глазами остолбеневшей троицы. Хитрый старик отхаркнулся, выпрямился, насколько позволяла ему одряхлевшая спина, и принялся такать своим крестом каждому в лицо. Обратившись к толстопузому бандиту, он спросил:

– Nonne aliquantulum pinguescis?

И не успел озадаченный человек произнести что-то в ответ, Петер повернулся к тому, кто был в плюмажной шляпе:

– Ubi possun potiri petasi similis isti?

Смущенные разбойники попятились назад и переглянулись. Томас медленно подошел к Вилу.

– Что все это значит?

Вил изумленно таращил глаза на старого Петера и ответил озорно ухмыляясь:

– Первому он сказал, что тот – ужасно толстый, а у второго спросил, где ему довелось найти такую шляпу.

Томас чуть не засмеялся во весь голос. Петер подступил к бородачу и, вытянувшись тем же манером, грозно приставил кончик носа к его подбородку. Это вконец запугало мужчину, и он поспешно показал Петеру зубы – вроде как улыбнулся. Жалкая получилась улыбка. Петер воздел пламенеющие очи к небесам и протянул свой крест к последней жертве.

– Caput vacans, in dentibus anticis frustum magnum brassicae habes.

Это последнее воззвание было произнесено с такой властью в голосе, что негодяй тотчас отвесил поклон и отступил на два шага назад.

В стороне корчились Карл и Вил, едва сдерживая непреодолимый приступ дикого смеха. Томас, обиженный на свое невежество, нетерпеливо дернул Вила за край рубахи и потребовал перевода. Вил почти дотронулся губами до его уха и прошептал:

– Он сказал: твоя голова надута воздухом, а в зубах застрял огромный лист капусты.

Мужчины совсем сбились с толку и вдруг сами стали похожими на детей, потрясенных и онемевших от неожиданности. Прекрасно осознавая свое выигрышное положение, Петер подошел к ним и сурово потряс своим посохом у каждого перед носом.

– Я священник на службе у Господа и я требую немедленного отчета о ваших намерениях относительно этих невинных детей.

Взволнованные бандиты суетливо теребили края туник и мямлили нечто Невразумительное из слов и ворчаний.

– Говорю вам, грязные души, – возвысил голос Петер, – на колени – исповедоваться в своих прегрешениях, иначе мне придется призвать суд на ваши проклятые души.