Принц Ольденбургский, владелец Гагр, много раз соблазнял их жалованьем, лакомыми блюдами со своего стола, богатой одеждой, но они не пошли к нему служить, украшать своими черными фигурами его покои.

Я видела на скачках этих негров, джигитующих, как истые абхазы.

Мы приехали в селение Адзюбиса. Негритянский дом с виду ничем не отличается от абхазского. Во дворе нас никто не встретил (по неведению, мы сделали бестактность, взяли проводником бывшего дворянина, предки которого купили негров).

Мы заглянули в летний, плетеный из веток шалаш, в котором увидели больную, раскидавшуюся в жару, негритянку; возле нее сидела маленькая девочка и пальмовой веткой отгоняла мух. На стене висела гитара, — негры хорошо играют на этом инструменте.

Постояв у больной, мы снова вышли во двор, удивляясь, что нас никто, вопреки абхазскому обычаю, не приветствует. Наконец, черный хозяин, немножко напоминающий Дядю Тома, все же вышел к нам, а на балкон высыпали женщины с детьми. Многие из детей светлее родителей — смешанная кровь.

Я попросила переводчика объяснить цель нашего посещения и задала несколько обычных вопросов: откуда они, как им живется.

Негр стоял молча, опустив глаза. За него стала что-то горячо, вызывающе говорить его мать, — черная, с красными вывороченными губами старая негритянка.

Переводчик был очень смущен и не сразу согласился перевести мне, что она сказала.

А сказала старая негритянка следующее:

— Ты, мой сын, не умеешь ответить этой женщине, как надо. Она спрашивает, как мы сюда попали, а ты спроси у нее, как попали сюда русские.

Я просила переводчика передать ей, что уважаю ее гнев и извиняюсь за любопытство. И поспешила к автомобилю.

Негритянка остановила меня, протянула руку и, желая, видимо, загладить резкость, сказала мне на прощанье несколько ласковых слов.

В кабинете зампредсовнаркома застаю в сборе всех наркомов Абхазии: тов. Бахтадзе (зампредсовнаркома и предчека), Чанбу (предабцика), Бения (наркомзем) и др.

Совещание весьма серьезное — о предстоящих народных скачках в Сухуме. Не думайте, что это шутка или ирония. Скачки в Абхазии имеют большое историческое, национальное и политическое (смычка города с деревней) значение.

В Абхазии скачками интересуется все население: и крестьяне, и горожане. К скачкам задолго готовятся (выдерживают скакунов в холодной воде, на специальном корме, не дают им соли и т. д.). В дни скачек крестьяне забрасывают даже полевые работы, а в советских учреждениях приостанавливаются все дела. Накануне скачек и до окончания их никто ни о чем ином не говорит, не думает. Абхазы соперничают из-за пальмы первенства, и великое счастье и гордость для целого района, если приз возьмет свой односельчанин.

Послушали бы вы, с какой горячностью, с каким живым интересом обсуждали наркомы подробности скачек, количество заездов, расстояние, вес наездников и т. д. На них лежит вся административная ответственность.

Наркомы обсуждали все подробности, касающиеся скачек, как партийцы, политики и как истые абхазцы.

Скачки я видела в тот же день, после совещания, в Гумистинском уезде, близ селения Дранды, а через два дня — в Сухуме.

Мы мчались в сел. Дранды на автомобиле, обгоняя всадников, направлявшихся на скачки. Мы встретили много абхазок верхом, под зонтиками, к сожалению, чаще не в национальном, а в европейском платье и легких цветных шарфах.

В сел. Дранды мы обедали у крестьянина-абхазца. Перед обедом жена его, по обычаю, вынесла медный таз и кувшин с водой, чтобы мы вымыли руки; на стол было подано все, что нашлось в доме. Пили из рога, произносили тосты за присутствующих гостей и хозяев, стариков, советскую власть. Хозяева не садились и прислуживали нам.

Обедали и отдыхали во дворе, под сенью старого каштана, а мимо, по дороге, все время ехали всадники и проводили превосходных скакунов. Абхазские лошади в старину ценились наравне с арабскими.

Мы подъехали к месту скачек. Скачки еще не начинались. Ждали, когда станет прохладнее, а пока устроили танцы. Всадники образовали первый круг, за ними пешие зрители, женщины и дети, в центре круга — танцоры.

Снежные вершины, ближе — зеленые горы, и на этом фоне — сгрудившиеся всадники в ярких и строгих черных черкесках, распущенные и завязанные красивым узлом башлыки, легкие, как розовое облако, шарфы женщин, зонтики, дула винтовок, нетерпеливые кони, возбужденные лица.

В толпе преобладают мингрельцы и абхазцы, но есть и другие национальности, даже арабы из соседних деревень.

Необычно живописное, оригинальное, яркое зрелище. Звучит зурна — национальный инструмент. Абхазец в черкеске, с пьяными не от вина, а от веселья и солнца глазами, вызывает:

— Береулова Ксения.

Девушка лет 16, в голубом платьице, с черными ниспадающими косами. В танце она едва касается легкими ногами пыльной травы и неровностей круга.

Насильно втолкнули в круг и заставили протанцевать лезгинку по-абхазски предабцика тов. Чанбу и наркомзема тов. Бениа. Наркомы оказались превосходными танцорами и плясали с большим увлечением.

В день скачек в Сухуме в местной газете «Голос Трудовой Абхазии» передовица была посвящена скачкам. На скачки съехались со всей Абхазии.

Но в Сухуме скачки не носили того непосредственного характера, как в селе Дранды. Тут были и трибуна, и буфеты, и оркестр. Много милиции; место пробега отгорожено канатом. На трибунах — туземные, национальные костюмы перемешались с городскими дамскими туалетами. Солнце палило беспощадно. Зрелище было необычайное и яркое.

М. Лакоба и Бениа, превосходные наездники, гарцевали и джигитовали перед трибуной. Тов. Бахтадзе, председатель жюри, отдавая распоряжения, имел вид полководца на поле генерального сражения.

Гудаутцы, кодорцы, гумистинцы взволнованы. В прошлом году взяли приз гудаутцы, и другим во что бы то ни стало хочется отыграться. Первые два заезда — на выносливость. Первый заезд 20 верст. Ни одна из наших лошадей не выдержала бы, а абхазские приходят даже свежими.

На лошадей сажают малышей 8—10 лет в ярких получеркесках и туго завязывают им белым платком голову, чтобы не было головокружения.

Они скачут, подбадривая лошадей дикими, резкими криками.

Наездникам на шестах подают мокрые платки, которыми они на ходу обтирают лошадям ноздри и глаза.

Любопытно в это время следить за толпой, за выражением лиц хозяев скакунов. Возгласами, жестами они издали подбодряют своих лошадей и наездника. Не выдержав, один из них вырывается за канат и, вцепившись в уздечку опережающей лошади противника, старается ее задержать. С разных концов к нему во весь дух скачут милиционеры, не менее взволнованные скачками, чем жюри и публика.

Говорят, что умные абхазские лошади сами иногда хватают зубами обгоняющего всадника и сбрасывают его на землю.

Достаточно услышать знакомый, подбадривающий голос, как усталая лошадь снова рвется вперед. Я следила за одним пожилым крестьянином, когда его лошадь стала уставать: из его глаз потекли слезы.

На этот раз снова взяли верх гудаутцы; кодорцам и гумистинцам достались вторые и третьи призы.

На скорость первый приз взяла лошадь тов. М. Лакобы (замнаркомвнудела) и второй — тов. Бахтадзе.

В селениях с нетерпением ждут результатов скачек. Первому, кто принесет радостную весть, дарят ценный подарок — седло, корову.

Взявший приз устраивает пир, который стоит ему, конечно, значительно дороже, чем полученные в награду деньги.

Но дело не в деньгах, а в чести.

В горной Абхазии, в районе реки Бзыби, сохранился нетронутый быт. Не верится, что вы всего в нескольких верстах от шоссе и побережья с его «культурой».

На Кавказе я знаю два таких удивительных, самобытных уголка: В. Сванетию и Бзыбскую Абхазию. Но насколько В. Сванетия дика, сурова, настолько радостна, благодушна Бзыбская Абхазия, «медом и млеком текущая»… Изумрудные берега Бзыби плодородием, изобилием, светом, красками напоминают нечто библейское, идиллическое.