– А пятна крови на одежде мужа?

– Я расскажу об этом подробнее, но, если кратко, их почти не было.

После небольшой паузы он продолжил:

– Я упомянул о следах, и они действительно были. Убийца подошел к дому сзади, со стороны сада. Но как он попал туда и каким путем ушел, остается полнейшей загадкой. Понимаете, не осталось следов, ведущих от дома. По крайней мере следов резиновых сапог. И вообще никаких. Разумеется, можно допустить, что он ушел дорожкой от парадной двери к дороге, где мы сами много натоптали той ночью, но не думаю, что мы даже в таком случае упустили бы отпечатки его подошв.

Он снова посмотрел на Смайли и продолжил рассказ:

– В оранжерее он оставил только одну свою вещь – старый тряпичный пояс темно-синего цвета. На первый взгляд от дешевого плаща. Мы сейчас с ним работаем.

– Она была ограблена? И вообще что-нибудь ценное пропало?

– Нет никаких признаков, что дом обшарили. У нее на шее были бусы из зеленых камешков. Вот их забрали. Такое впечатление, что убийца пытался снять у нее с пальцев кольца, но они не поддавались.

Он снова сделал паузу.

– Едва ли стоит упоминать, что за прошедшее время нам пришли сообщения о подозрительных типах в синих плащах и резиновой обуви со всех концов страны. Но насколько я знаю, ни у кого из них нет крыльев за спиной или сапогов-скороходов, чтобы перенестись от оранжереи прямо на шоссе.

Им пришлось снова прерваться, потому что стажер из полицейского колледжа принес поднос с чаем. Он поставил его на край стола, искоса посмотрел на Смайли и решил предоставить возможность разлить напиток по чашкам инспектору. Он развернул поднос так, чтобы ручка чайника смотрела на Ригби, и удалился. Смайли с интересом разглядывал безукоризненно ровно расстеленную салфетку в тон чайнику с ситечком на подносе, принесенном таким неуклюжим с виду кадетом. Ригби налил чай, и какое-то время они молча пили его. Смайли отмечал про себя, что Ригби производил даже несколько подавляющее впечатление эффективного в своей работе полицейского.

Сама простота манер этого человека и обстановка его кабинета делали его неотъемлемой частью общества, которую он призван был защищать. Невзрачная мебель, деревянный ящик с картотекой, голые стены, архаичный телефон с наушником, отделенным от микрофона, коричневая полоса по периметру стен и такая же коричневая дверь, блеск отражавшего свет линолеума, легкий запах карболки, неровно горящий газовый камин и календарь страхового общества «Пруденшиал» – все свидетельствовало о сдержанности и скромности, но в этой спартанской обстановке странным образом ощущались комфорт и вера в свои силы.

– Роуд вернулся к Филдингу за экзаменационными работами. Филдинг, само собой, подтвердил это. Пришел Роуд примерно в двадцать три тридцать пять – точнее Филдинг сказать не может. Причем Роуд у Филдинга не задержался ни одной лишней минуты. Просто забрал с порога те бумаги в портфеле, в котором обычно носит учебники и всякие школьные бумаги. Встречал ли он кого-то по дороге, Роуд не помнит. Ему показалось, что его обогнал велосипедист, но он в этом не уверен. Если верить Роуду на слово, то он направился прямо домой. Когда добрался, позвонил в дверь. На нем был смокинг, и ключа он с собой не взял. Он предполагал, что жена откроет ему, понимаете ли. И тут начинается чертовщина. Ночь выдалась лунная, землю покрывал снег, а значит, видимость была очень хорошей. Он окликнул ее, но она не отзывалась. Тогда он заметил следы, которые вели вокруг дома. И не просто следы, кровавые полосы на снегу там, где тело волокли к двери оранжереи. Однако даже при свете луны он не понял, что это кровь. Видел лишь что-то темное. Позже Роуд сказал, что принял кровь за грязную воду из сточной канавы, проходящей вдоль дорожки к дому. Однако он пошел по следу и попал к оранжерее. Там было темно. Он попытался включить фонарь, но тот не работал.

– Он не пытался зажечь спичку?

– Спичек у него не было. Он не курит. Его жена – враг табака. Он вошел внутрь. Стены оранжереи почти целиком стеклянные, за исключением нижних трех футов, а крыша покрыта черепицей. Луна в ту ночь стояла высоко, и внутрь почти не попадало света. Проникало лишь немного в окошко двери, которая разделяла гостиную и оранжерею. Но в том-то и дело, что в гостиной миссис Роуд включила лишь тусклую настольную лампу. И он почти ощупью продвигался вперед, окликая жену по имени. А потом, сделав еще шаг, обо что-то споткнулся и чуть не упал. Наклонился и ощупал руками ее тело снизу доверху. Потом понял, что руки у него в крови. После этого он мало что помнит. В ста ярдах дальше по дороге живет с сестрой старший преподаватель по фамилии Д’Арси. Он услышал, как кто-то громко кричит на улице. Д’Арси вышел и увидел Роуда с окровавленными руками и лицом. Тот был явно не в себе. Д’Арси вызвал полицию, и я приехал туда около часа ночи. Я много страшных сцен повидал на своем веку, но это оказалось куда страшнее. Кровища была повсюду. Тот, кто убил Стеллу Роуд, сам должен был пропитаться кровью насквозь. Там неподалеку есть кран, который торчит из стены оранжереи. Из него текла вода. Видимо, убийца открыл его, чтобы отмыть руки. Сыщики обнаружили прямо под ним следы крови. Как я понял, Роуд сам незадолго до того чинил этот кран…

– А отпечатки пальцев? – спросил Смайли. – Что удалось обнаружить?

– Отпечатки самого Роуда повсюду. Но были и другие, смазанные и испачканные кровью, оставленные, по всей видимости, рукой в перчатке.

– Их оставил убийца?

– Они точно были оставлены до того, как к телу прикоснулся Роуд. Местами отпечатки Роуда частично перекрыли следы пальцев в перчатке.

Смайли ненадолго задумался и замолчал.

– Те экзаменационные работы, из-за которых он вернулся. Они действительно были ему так нужны?

– Да. По крайней мере, как понял я. Хотя, вероятно, все относительно. Он должен был их проверить и поставить оценки, чтобы передать мистеру Д’Арси к середине дня в пятницу.

– Хорошо, но зачем он вообще взял их с собой к Филдингу?

– А он и не брал. Всю вторую половину дня он проводил письменный экзамен и закончил только около шести часов. Поскольку сразу к себе домой он не собирался, то сложил работы в портфель и попросил одного из учеников – старосту корпуса по фамилии Перкинс – доставить его к Филдингу на дом. Перед ужином Роуду еще нужно было закончить кое-какие дела в храме, в котором ему выпало дежурить всю неделю.

– Тогда где же он переоделся?

– В учительской гардеробной, рядом с общей комнатой корпуса. Ею пользуются, по большей части тренеры спортивных команд – многие живут довольно далеко от Карна.

– Парнишка, который доставил портфель домой Филдингу. Что можно сказать о нем?

– А мне почти нечего добавить к уже сказанному. Фамилия – Перкинс. Он староста корпуса, который курирует Филдинг. Тот сам с ним поговорил. История, рассказанная Роудом, полностью подтвердилась… Кураторы корпусов… Они здесь очень ревностно относятся к своим подопечным, знаете ли… И уж, конечно, не любят, когда им начинают задавать вопросы грубияны – полицейские вроде меня.

Ригби произнес это с неприкрытой досадой.

– Ясно, – отозвался Смайли, понимая, что ничем не в силах помочь, а потом спросил: – Как вы объясните содержание письма?

– Боюсь, что не только письмо требует объяснений.

Смайли быстро вскинул на него взгляд.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – ответил Ригби очень медленно, – что миссис Роуд за последние несколько недель совершила несколько весьма странных поступков.

– Миссис Роуд не принадлежала к англиканской церкви, как вы, вероятно, уже поняли. У нас в Карне вообще мощная нонконформистская община. Сказать вам правду, – добавил Ригби с легкой усмешкой, – к ней принадлежит и моя жена.

Пару недель назад наш преподобный зашел ко мне поговорить. Это было уже вечером. Примерно в половине седьмого. Я собирался домой, сказать по правде. Вот он и пришел прямо сюда, сел в то кресло, где сейчас сидите вы. Он у нас мужчина видный и рослый, наш священник. Хороший человек. Приехал сюда с севера, откуда родом миссис Роуд. Его фамилия Кардью.