Но посомневаемся в этом выводе. Может быть, Лев Диакон был беспристрастным человеком. Ведь посчитал же он справедливой смерть своего соотечественника, начальника отряда метательных машин Иоанна Куркуаса, который занимался мародёрством. Ко всему Куркуас – родственник Цимисхия, а придворному писателю надлежит относиться к императорской родне подобающим образом.
И всё же беспристрастным летописца назвать нельзя. Судя по его словам, Святослав был весь изранен, истёк кровью. Но, по его же словам, на другой день Святослав наравне со всеми гребёт веслом в ладье, пересекая широкий Дунай. Это «поражённый в самую ключевую кость»! Противоречие очевидное, из него следует, что рана Святослава не была опасной, даже боли ему не причиняла. Мы вряд ли ошибёмся, если итоги сражения у Доростола выразим таким соотношением: тяжёлые ранения Святослава относятся к его способности грести веслом так же, как 350 к 15 тысячам.
Древнерусский город-крепость.
Есть любопытная деталь в записях Льва Диакона: «Итак, поговорив немного с императором о мире, сидя в ладье на лавке, он переправился назад». «Сидя в ладье на лавке» можно отнести к разговору с императором, а не к переправе через реку. Вряд ли стал бы летописец отмечать такую ничего не прибавляющую к переезду деталь, как «сидя на лавке». Скорее «сидя на лавке» было замечено потому, что разговор с императором требует особого этикета. А Святослав беседовал с Цимисхием, сидевшим на коне, тоже сидя – в ладье на лавке. Не стоя, а сидя Святослав мог говорить с императором в том случае, если победа противника не была решающей и окончательной. Но это уже наш довод, который можно оспаривать, имея в виду нашу пристрастность.
БОГАТЫРСКИЙ БОЙ
В старину в ратном деле были свои условности и обычаи. К ним относится обычай начинать сражение схваткой богатырей. Исход такого поединка много давал стороне, выставившей победителя.
В 992 году печенеги подошли к реке Трубеж около Переяслава. Навстречу им вышел с войском Владимир. Три дня стояли противники, не решаясь начать битву. Печенежский князь подъехал к реке, позвал русского князя и предложил ему биться богатырями.
Летописец рассказывает, что Владимир обратился к ратникам с просьбой назвать достойного воина. К князю подошёл старик и сказал: «…Есть у меня один сын – меньшой дома; с четырьмя вышел я сюда, а тот дома остался. С детства никому ещё не удавалось его побороть. Однажды я его журил, а он мял кожу: так в сердцах он разорвал её руками».
Послали за силачом. «Я не знаю, – сказал он, – смогу ли сладить с печенегом; пусть меня испытают: нет ли где быка большого и сильного?»
Привели быка, разъярили его калёным железом и пустили бежать. Когда бык поравнялся с силачом, тот схватил его за бок и вырвал кусок кожи с мясом. Владимир подивился такой силе. «Можешь бороться с печенегом», – сказал князь.
Печенежский богатырь, огромного роста, стал смеяться над русским, который был меньше его. Но вот бойцы схватились на виду у двух войск. Долго они жали друг друга. Наконец русский сдавил врага руками до смерти и ударил им о землю.
Русское войско с криками ликования бросилось на печенегов. Те, не приняв боя, обратились в бегство.
Поединок богатырей. С картины В. Васнецова.
Отмечая эту победу, Владимир приказал обнести Переяслав крепостной стеной. А народ с памятью о богатырской победе, где русский отнял – перенял славу у печенега, стал связывать само происхождение названия города.
После другой битвы с печенегами, которая была в 996 году, Владимир учредил особый праздник – своеобразный день победы. Ежегодно после окончания полевых работ князь, «сзывая бесчисленное множество народа», устраивал пир.
Позже в Переяславе жил другой богатырь. Его имя сохранилось до наших дней. Это Демьян Куденевич. Ему пришлось сражаться уже с половцами, вытеснившими из степей печенегов.
Со своим слугой Тарасом и с пятью товарищами богатырь бесстрашно выезжал на целое войско и обращал его в бегство. Однажды он, одетый по-домашнему, без панциря, без шлема, один схватился с половецкой ратью. Демьян побил множество врагов, но сам весь был изранен и чуть живой вернулся в город.
Навестить богатыря поспешил князь Мстислав, он принёс ему богатые дары, обещал дать деревни. «О суета человеческая, – ответил Демьян. – Кто, будучи мёртв, желает даров тленных?» С этими словами богатырь умер.
Весь город был в печали. Переяславцы с почестями похоронили своего защитника.
ДОНСКОЙ ПОХОД МОНОМАХА
В XI столетии в причерноморские степи нахлынула новая волна кочевников – на смену печенегам пришли половцы. Чуть ли не каждый год, а в некоторые годы по нескольку раз делали они разорительные набеги на русские сёла и города.
Для защиты степной границы была построена цепь городов-острожков, соединённых непрерывным земляным валом. Ни днём ни ночью не смыкала там глаз стража, кони стояли под сёдлами.
Русские князья заключали дружественные договоры с половцами, женили своих сыновей на ханских дочерях. Но договоры оказывались простой бумагой, и ничего не стоило тестю разграбить владения своего зятя.
В это время признание как защитник народа получил князь Владимир Мономах, его прозвали на Руси грозою поганых (иноверцев).
В 1096 году дружинники князя в сражении у Зарубинского брода на Днепре убили половецкого хана Тугоркана, неоднократно опустошавшего русские земли. Он был настолько жесток и свиреп, что послужил прототипом былинного великана Тугарина Змеевича. Кстати, Идолище Поганое – это ханский приближённый Итларь, убитый годом раньше.
Борьба с половцами обычно сводилась к схваткам на границе и погоне за врагом, чтобы отбить пленных и имущество. Мономах же перенёс военные действия в глубь территории врага. К пешим войскам он добавил отряды лёгкой конницы, которые действовали так же быстро, как половцы, и не менее искусно владели луком, саблей и лёгким копьём. В то время Русь уже была поделена между многими князьями, Мономаху пришлось немало потрудиться, чтобы они действовали согласованно против общего врага.
Весной 1103 года Владимир предложил великому князю Святополку начать совместный поход в половецкие степи. Однако дружина Святополка возражала, считая, что нельзя отрывать от пахоты и сева ратников. Обе дружины с князьями собрались на берегу Днепра недалеко от Киева, чтобы продолжить разговор. Долго все сидели молча. «Брат! – обратился Владимир к Святополку. – Ты старший, начни же говорить, как бы нам промыслить о Русской земле?» – «Лучше ты, братец, говори первый», – ответил Святополк. «Как мне говорить? – рассердился Владимир. – Против меня будет и твоя и моя дружина. Скажут: хочет погубить поселян и пашни. Но дивлюсь я одному, как вы поселян жалеете и лошадей их, а того не подумаете, что станет поселянин весной пахать на лошади, и приедет половчанин; ударит его самого стрелой, возьмёт и лошадь, и жену, и детей, да и гумно зажжёт, – об этом вы не подумаете!»
Трудно было не согласиться с таким доводом. К походу двух князей присоединились ещё пятеро. Великий князь Святополк уступил общее командование, как более опытному, Владимиру.
Полки собрались и двинулись вниз по Днепру: в лодках плыла пехота, конница ехала по берегу. За порогами лодки были оставлены. Войско стало углубляться в степь и шло степью четыре дня.
Половцы собрали против русских большие силы. Один из ханов, Урусоба, предлагал своим решить дело миром: «Дошлём просить мира у Руси; они станут биться с нами крепко, потому что мы много зла наделали их земле». Но верх взяли молодые ханы: «Если ты боишься Руси, то мы не боимся. Избивши этих, пойдём в их землю, возьмём их города, и кто тогда защитит их от нас?»