— Какого рода моменты?

— Ну, был один случай, сэр, когда генерала пригласили произнести торжественную речь в Гарвардском университете. Возможно, вы помните? Хотя в Гарварде предпочли бы забыть об этом. И он очень беспокоился, как все пройдет. Страшно нервничал, приходя на примерки.

— Ну уж, во всяком случае, там, где он сейчас находится, костюмы не нужны. Я прав?

— Совершенно правы, мистер Оснард. Ну и еще один случай. Когда Франция наградила его высшим орденом и зачислила в почетные легионеры.

— Это за какие такие заслуги, черт побери? Верхний свет в коридоре был тусклым, и глаза Оснарда походили на дыры от пуль.

— На ум приходит несколько объяснений, сэр. Наиболее вероятным выгладит следующее: генерал позволил военно-воздушным силам Франции базироваться в Панаме, когда они производили серию ядерных взрывов в южной части Тихого океана.

— Кто это вам сказал?

— Ну, о генерале ходило много разных слухов. И далеко не все его приспешники отличались той же скрытностью, что и он.

— Вы и приспешников тоже обшивали?

— И сейчас занимаюсь этим, сэр, до сих пор. — К Пенделю вновь вернулось радужное расположение духа. — Приток их несколько упал сразу после американского вторжения. Многие чиновники, занимавшие при генерале высокие посты, решили улететь из страны, но вскоре вернулись. В Панаме никто не теряет репутации, а если это и случается, то ненадолго. А панамским джентльменам как-то не свойственно сорить деньгами за границей. Здесь существует тенденция повторного использования политиков, вместо того чтоб окончательно обесчестить их. А потому надолго из обоймы они не выпадают.

— Но разве предателей не заклеймили позором?

— Если честно, так их можно пересчитать по пальцам, мистер Оснард. Да, это правда, я одевал генерала несколько раз. Но кое-кто из моих клиентов зашел в этом смысле гораздо дальше, вам не кажется?

— Ну а разные там забастовки протеста? Вы принимали в них участие?

Еще один нервный взгляд в сторону кухни, где Марта, по всей очевидности, вернулась к занятиям.

— Я вам так скажу, мистер Оснард. Главный вход в ателье мы запираем. А задняя дверь всегда остается открытой.

— Мудро.

Пендель ухватился за ручку ближайшей к нему двери и распахнул ее. Два портных-итальянца, специалисты по пошиву брюк, в белых фартуках и очках в золотой оправе, подняли головы от работы. Оснард приветствовал их величественным взмахом руки и шагнул обратно, в коридор. Пендель последовал за ним.

— А нового парня тоже одеваете? — небрежным тоном осведомился Оснард.

— Да, сэр. Горд сообщить вам, что президент республики Панама принадлежит к числу моих клиентов. Более приятного во всех смыслах джентльмена встретить трудно.

— А где вы этим занимаетесь?

— Простите, сэр?…

— Он приезжает сюда или вы едете к нему? Пендель напустил на себя важности.

— Встречи всегда назначаются во дворце, мистер Оснард. Люди идут к президенту, а не он к ним.

— И вы там, как я понимаю, хорошо освоились?

— Это мой третий президент, сэр. Так что кое-какие связи завязаться успели.

— С его лакеями?

— Да, в том числе и с ними.

— Ну а с ним самим? С прессой?

Пендель снова выдержал паузу, как делал всегда, когда ему казалось, что он вступает в противоречие с правилами конфиденциальности.

— Сей государственный муж, сэр, постоянно пребывает под давлением обстоятельств. Он очень одинокий человек, лишенный того, что мы называем простыми человеческими радостями, ради которых стоит жить. Побыть несколько минут наедине со своим портным — для него приятное разнообразие.

— Так вы с ним болтаете, да?

— Я бы предпочел термин «утешительный антракт». Он спрашивает, что говорят о нем мои клиенты. Я отвечаю, не называя никаких имен, разумеется. Иногда, если у него особенно тяжело на сердце, он оказывает мне большую честь и делится сокровенным. У меня репутация человека, умеющего хранить чужие тайны. О чем, несомненно, бдительные советники его информировали. А теперь, сэр, прошу сюда, пожалуйста!

— А как он вас называет?

— С глазу на глаз или в присутствии других?

— Тогда, наверное, Гарри?

— Правильно.

— А вы?

— Я никогда не позволяю себе лишнего, мистер Оснард. Судьба подарила мне шанс, меня пригласили. Но для меня он господин президент — и всегда останется им.

— Ну а Фидель?

Пендель весело рассмеялся. Казалось, он с нетерпением ждал этой возможности — посмеяться от души.

— Видите ли, сэр, в последнее время Команданте действительно полюбил хорошие костюмы, что с его стороны вполне естественно ввиду наступившей полноты. И нет в регионе портного, который бы не отдал все на свете за право пошить ему костюм, что бы там ни думали о нем эти янки. Но он остается верен своему кубинскому портному, что вы, надеюсь, успели с неудовольствием отметить, глядя на него в телевизоре. О господи!… Ладно, ни слова больше. Наше дело сторона. И если от него позвонят, в «П и Б» всегда с удовольствием ответят.

— Я смотрю, вы тут управляете целой секретной службой.

— Это жестокий мир, мистер Оснард. Самая жесткая конкуренция. И я был бы полным идиотом, если бы не держал ухо востро.

— Само собой. Что ж, вернемся к тропинке, проложенной великим Брейтвейтом.

Пендель вскарабкался на стремянку. И, с трудом удерживая равновесие, доставал с самой верхней полки рулон самой лучшей серой альпаки, с тем чтоб представить ее на суд мистера Оснарда. Как и почему оказался здесь этот человек, каковы были его истинные мотивы, оставалось для него тайной. И у него было не больше желания копаться в ней, чем у кошки, загнанной на вершину дерева. Туда, где она искала спасения.

— Очень важно, сэр, это я всегда говорю, поместить эти материалы здесь, пока они еще, что называется, тепленькие, и не забывать переворачивать, — громко говорил он, едва не упираясь носом в полку с отрезами темно-синей камвольной шерсти. — Ну вот, думаю, вы одобрите мой выбор, мистер Оснард. Отличный выбор, доложу я вам, и этот ваш серый костюм произведет в Панаме настоящий фурор. Сейчас спущусь и покажу. Хочу, чтоб вы хорошенько рассмотрели и пощупали этот материал. Марта! Пожалуйста, подойди, дорогая!

— А на кой черт нужен второй, что-то никак в толк не возьму! — откликнулся снизу Оснард. Заложив руки в карманы, он рассматривал галстуки.

— Ни один на свете костюм нельзя носить два дня подряд, это я всегда всем говорю. Жир и пот так и норовят впитаться в ткань, это происходит, когда вы напряженно работаете. Ну и сразу же мчитесь в химчистку, а это, доложу я вам, начало конца. Костюм без смены — это половинка костюма, так я всегда говорю. Марта! Куда, черт побери, запропастилась эта девчонка?

Оснард приподнялся на цыпочки.

— Мистер Брейтвейт пошел в этом смысле даже дальше. Рекомендовал своим клиентам вообще воздерживаться от химчистки! — еще громче прокричал сверху Пендель. — Чистить можно только щеточкой, в крайнем случае — губкой. И раз в год приносить в ателье, чтобы их костюмы постирали в реке Ди.

Оснард перестал разглядывать галстуки и уставился на него.

— Вода этой реки обладает необыкновенно ценными чистящими свойствами, — объяснил Пендель. — Река Ди для нашего костюма все равно что Иордан для пилигрима.

— А я думал, это изобретение Хантсмана, — заметил Оснард, не сводя глаз с Пенделя.

Тот колебался. И это было заметно. И Оснард заметил.

— Мистер Хантсман замечательный портной. Один из величайших лондонских портных. Но в данном случае он пошел по следам Артура Брейтвейта.

Очевидно, Пендель хотел сказать «по стопам», но смутился под пристальным взглядом Оснарда. И перед его глазами встал образ великого Хантсмана, который, подобно пажу короля Венцеля [2], послушно шлепал по следам Брейтвейта, оставленным в глубокой и черной шотландской грязи. Не в силах выносить многозначительного молчания собеседника, Пендель схватил рулон ткани и, прижимая его к груди, как ребенка, одной рукой и цепляясь другой за перильца, начал спускаться вниз.