Услышав, что жрецы еле слышно перешептываются между собой, я снисходительно улыбнулась и сказала:

— Я прибыла со звезды Сириус. Это ваш Господин и Повелитель.

Я произнесла эти слова достаточно громко, стараясь, чтобы меня услышали хотя бы охранники, которые стояли рядом со мной. Они еле заметно зашевелились. Я понимала, что теперь жрецам придется что-то предпринять.

Четверо в черных одеждах вновь приблизились ко мне и стали подталкивать меня к жрецам, пока те не взяли меня в кольцо. Со всех сторон ко мне были обращены мясистые бронзово-красные злые лица с пустыми черными глазами. Жрецы стали подталкивать меня к низкому входу в храм. Оттуда тянуло запахом несвежей крови. Кровь на этой планете представляет собой густую, легко разлагающуюся субстанцию с характерным запахом. В храме было темно, лишь в вышине, под самой крышей, горели тусклые огни. Подталкиваемая сзади, я шла по узким коридорам, за которыми открывались еще более длинные и темные коридоры, холодные и пахнущие плесенью. По-видимому, я оказалась в подвале одного из огромных зданий, а возможно, несколько раз успела перейти из одного в другое под землей. Мы проходили мимо рабов, несчастных, мертвенно-бледных созданий, которые испуганно жались к стенам при виде моих спутников. Коридоры были слабо освещены тусклыми светильниками на стенах. Я оказалась в преисподней, где обитали рабы. В конце концов меня втолкнули в холодное, темное помещение и задвинули засов на тяжелой двери.

Я осталась одна. Вокруг — сплошной холодный серо-голубой камень. Помещение было не таким уж маленьким, но низкий потолок и почти полное отсутствие света делали атмосферу гнетущей. Здесь уместно напомнить, что, хотя Сириус уже тогда знал, что пропорции зданий влияют на психологическое состояние их обитателей, наши познания в этой сфере не могли сравниться с познаниями Канопуса. Моя темница была создана для того, чтобы приводить в уныние, угнетать, порабощать. Надо сказать, что в Гракконкранпатле такие пропорции использовались повсеместно, даже в домах для правящего класса. Узнав об этом, я пришла к выводу, что данная культура сформировалась под влиянием Канопуса, а затем деградировала под воздействием Шаммат.

Стены были сложены из больших тесаных камней. Пол и потолок тоже были облицованы камнем. Дверь, вытесанная из монолитной каменной плиты, перемещалась в специальном пазу. Окон не было. Две небольшие масляные лампы стояли на камне кубической формы, который служил столом. Вдоль стены тянулся выступ, который можно было использовать как скамью. Серо-голубой камень не отражал свет. Духоты не было. Откуда-то поступал воздух.

В этом каменном склепе не было ничего, что могло бы успокоить или ободрить. По-видимому, те, кто захватил меня в плен, поместили меня сюда, чтобы сломить мою волю, намереваясь запугать меня, а возможно, и подвергнуть пыткам.

Я села на скамью и устроилась поудобнее, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию.

Самым важным был тот факт, что здесь знали, когда я появлюсь, и были готовы к этому. Это означало, что местным жителям известно о нашей деятельности на этом континенте куда больше, чем мы думали. Разумеется, мы всегда учитывали возможность шпионажа или определенного интереса со стороны местных жителей, но то, как меня встретили, показывало, что дело зашло куда дальше. Мысленно перебирая своих друзей, местный персонал, сотрудников внутренних и межпланетных воздушных сил, я не находила среди них никого, кто мог бы совершить предательство. При этом мне не давала покоя одна мысль. Кто всегда знал обо всех наших перемещениях и планах? Канопус! Неужели Канопус снабжал это отвратительное государство сведениями про нас? Нет, это не укладывалось у меня в голове. И все же существовала определенная вероятность, которую нельзя было сбрасывать со счетов… Я решила, что вернусь к этой мысли потом, и снова стала анализировать сложившуюся ситуацию.

Если они собирались просто убить меня, они могли бы сделать это, как только я приземлилась или некоторое время спустя, не позволяя рабам узнать о моем существовании. Тот факт, что жрецы — правители государства — встречали меря в полном составе в сопровождении охраны, говорил о том, что скорей всего меня собираются принести в жертву публично и, по всей вероятности, я стану главным участником омерзительной церемонии.

Я начала замерзать. Мне давно не было так холодно. Я заметила, что, по мере того как застывают члены, погружается в оцепенение и разум. В моем каменном склепе стояла абсолютная тишина.

Если они были так хорошо информированы о моих планах, зачем им меня допрашивать? Мои мысли начали путаться, и я решила пока не напрягать зря разум. Неожиданно огромная каменная плита отъехала в сторону, и в комнату вошла женщина. Это была рабыня. Ее лицо, смуглое от природы, побледнело из-за долгого пребывания под землей. Она была ниже ростом и более хрупкая, чем могучие охранники и представители правящей элиты. Но ее лицо было таким же жестоким, и по ее пустым злым глазам я увидела, что, если этой женщине прикажут, она убьет меня без колебаний. Она принесла миски и кувшины с едой и питьем. Я сказала рабыне, что очень замерзла. Она держалась так, словно не слышала моих слов. Приблизившись, она быстро оглядела меня с головы до ног, избегая смотреть мне в лицо. Затем принялась ощупывать меня, по-видимому намереваясь отобрать у меня ожерелье и браслеты. Я видела, что этой женщине страшно прикасаться ко мне, но у нее не было выбора. То и дело поглядывая в сторону открытой двери, она осмотрела мои волосы, толстыми пальцами скользнула по моим предплечьям, а затем нагнулась и заглянула мне в глаза. Цвет моих глаз поразил ее, и некоторое время рабыня разглядывала меня с неподдельным изумлением. Я подумала, что с таким же любопытством она бы, наверное, рассматривала мой труп.

Внезапно она поднялась, повернулась и вышла. Я повторила, что замерзла, но она опять оставила мои слова без внимания.

Возможно, она была глухой. Или немой.

Кушанья оказались вполне съедобными. Сознавая, что в еду могли подмешать наркотики, я тем не менее принялась уплетать ее за обе щеки. С одной стороны, это объяснялось тем, что от холода я стала плохо соображать, с другой — я по-прежнему верила, что неуязвима и мне не грозит смерть.

Я понимала, что меня могут убить. Это был факт, который я принимала во внимание, но не могла осознать в полной мере.

Я, Амбиен Вторая, одно из высших должностных лиц Синуса, принадлежала к расе, которая не умирает, за исключением несчастных случаев, например попадания метеорита в межпланетный корабль. Поэтому мой разум отказывался усвоить простую истину: «Я могу погибнуть в любой момент». Мне казалось, что со мной не может произойти ничего подобного. Я не понимала, каково жить этим несчастным — а ведь их жизнь не превышает четырехсот-восьмисот лет. Не успеешь родиться, уже готовься умирать. Ощущают ли они это? Понимают ли, как они недолговечны? Или те, кто живет на этой планете, попросту не в состоянии осознать этот факт?

Пока я ела, надеясь, что пища поможет мне согреться, мысли плыли у меня в голове точно облака, которые сначала растут, обретая форму, а потом постепенно тают.

Вскоре в мою камеру явилась другая женщина. Ее звали Родия.

Мне сложно вспомнить, какое впечатление она произвела на меня при первой встрече. Но я сразу сказала себе, что она не похожа на рабыню, которая принесла пищу. На ней была точно такая же одежда — длинные свободные брюки из синей ткани и блуза, подпоясанная кожаным ремнем, на котором висели ключи. Родия была тюремной надзирательницей. Она была плотнее своей товарки, но ее смуглая кожа имела тот же бледный оттенок от недостатка солнца. В ее присутствии я сразу почувствовала такое облегчение, что невольно насторожилась, — будь бдительна, сказала я себе, возможно, это ловушка. Родия явно принадлежала к другой расе. Она была похожа на первую женщину — тот же цвет кожи, те же длинные черные волосы, — однако в ее движениях чувствовалась какая-то особая живость. Она подошла поближе и внимательно посмотрела на меня своими большими черными глазами. Казалось, Родия ожидает ответной реакции. Я улыбнулась ей, напомнив себе, что эта уловка — добрый и милосердный тюремщик — стара как мир. В руках у женщины был сверток из темно-синей шерстяной ткани. Она развернула его и протянула мне теплый плащ, в который я с благодарностью закуталась. Затем Родия взяла меня за руку и помогла встать, понимая, что от холода я стала неуклюжей. Ее руки были твердыми и уверенными, тогда как прикосновения другой надзирательницы казались пугливыми и вороватыми, словно змея ощупывала меня своим языком. Родия бережно подвела меня к двери и помогла выйти. Я окончательно растерялась. Я твердила себе, что, если доверюсь ей, я горько пожалею. Стоило мне подумать об этом, женщина убрала руку с моего локтя, и я продолжала свой путь без ее помощи, спотыкаясь на каждом шагу. Мы шли по темным коридорам, освещенным тусклым желтым светом. Где-то наверху яркое солнце освещало заснеженные вершины гор. Но поверить в реальность этого факта было так же сложно, как и в то, что эта женщина может вонзить в меня нож.