Я наблюдала за тем, что он делает. Клорати взял несколько камней разного цвета и формы и принялся раскладывать их в определенном порядке. Я очень внимательно следила за его действиями и видела, что он не внес изменений в ритуал, который соблюдала я.

— Так, значит, все остается как было? — спросила я, чувствуя, что мой тон враждебен и груб. — Неужели недавние события, отдаление Роанды от солнца и все остальные перемены не требуют изменить ритуал?

— Нет, — сказал он. — Пока нет. Может быть, позднее, когда мы более точно определим характер изменений. В частности, изменений климата. И, разумеется, силы магнитных полей…

— Ах вот как, — насмешливо протянула я.

Клорати продолжал бережно и осторожно перекладывать предметы, приводя их в порядок. Я смотрела на его красиво вылепленное, бронзовое лицо. Он же не отрывал глаз от собственных рук.

Я сидела рядом с натянутой улыбкой, обхватив руками колени, а он продолжал молча перекладывать камни.

Я не понимала Клорати. Мне казалось, что он хочет отделаться от меня, давая понять, что не собирается отвечать на мои вопросы.

Когда эта мысль пришла мне в голову, он сказал:

— Нет, это не так. Если ты хочешь понять, о чем я, побудь здесь еще некоторое время.

— Как долго? — И сама ответила: — Полагаю, столько, сколько необходимо!

— Да, именно так.

— И чего тебе удалось добиться? Теперь аборигены и «малыши» стали друзьями? И готовы вместе противостоять Шаммат?

— Раса «малышей», по-видимому, погибла в своих подземельях во время обвалов, и мы их больше не увидим.

Тон, которым Клорати это сказал, поднял у меня в душе целую бурю. Значит, с потомками ломби и специалистов из Колонии 22 покончено.

Он продолжил:

— Нам придется смириться с этим.

— Тогда почему ты торчишь тут? Причин больше нет — их устранили «События».

— Аборигены по-прежнему живут здесь!

— Но ты же не собираешься сидеть здесь только из-за того, что когда-то они враждовали с карликами?

— Мне часто приходится жить среди самых разных людей… рас… видов… на определенных этапах их развития.

Я поняла, что Клорати заговорил о самом главном, и если я буду понастойчивее, то узнаю нечто новое.

— Ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила я с вызовом. Мой голос был злым и обиженным.

— Да, полагаю, тебе следует остаться.

Он не сказал: «Да, я хочу, чтобы ты осталась».

Я встала и пошла к себе. Я заявила Амбиену Первому, что хочу немедленно улететь. Утром, попрощавшись с Клорати, мы забрались в свой серебристый пузырек и поднялись в воздух. Бегло осмотрев разрушения на южных континентах, мы полетели домой, на родной Сириус.

Некоторое время я почти не занималась Роандой. Наши эксперты решили, что пока находиться там слишком рискованно, и мне поручили работу в другом месте. Для Сириуса это было время тяжелейшего кризиса; происходящее подорвало нашу веру в свои силы, и поэтому наши исследования в тот период — социологические и биологические — имели весьма ограниченные масштабы.

Численность населения в колониях поддерживалась на минимально допустимом уровне.

Что до меня, я много думала о былых успехах Канопуса в ускорении эволюции, и, слыша, как сотрудники Колониальной Службы и представители правящих слоев публично вопрошают: «Ради чего?» — я размышляла, как бы они, интересно, отреагировали, если бы увидели то, что видела я, — как существа, по уровню развития близкие к обезьянам, стремительно превращались в цивилизованных и ответственных граждан. Мы с Амбиеном Первым снова работали вместе, и я поделилась с ним своими мыслями. Впрочем, в то время наша империя была куда менее толерантна, чем сейчас, и мой оптимизм воспринимался в определенных кругах как «безответственность» и «социологический эгоизм». Надо сказать, что я давно усвоила: если кто-то вынашивает непопулярные идеи, ему лучше держать язык за зубами, дожидаясь, пока невидимые колеса повернутся и эти идеи станут последним словом передовой мысли.

Между тем я продолжала заниматься своей работой. Случилось так, что я оказалась неподалеку от Колонии 25, куда переселили ломби. До сих пор я не вспоминала о них, но сейчас решила заглянуть к ним из любопытства. Теперь было понятно, что эксперимент с ломби потерпел неудачу. За исключением редких визитов персонала Колонии 22 им не позволяли контактировать с другими, более развитыми видами, чтобы проверить, можно ли притормозить социальное развитие и сохранить первобытную наивность племени, которую так удобно использовать при «открытии» новых планет. Но с недавних пор мы прекратили заниматься тотальной — или, позволю себе сказать, неуемной — колонизацией новых планет. Мы расширяли свои владения только после длительной и всесторонней оценки. Мы не вполне утратили интерес к ломби и хотели понаблюдать за тем, как у них начнет проявляться потребность в «высших ценностях». С космического корабля я связалась с Сириусом и попросила разрешения провести небольшой эксперимент — надо сказать, что мне вряд ли дали бы такое разрешение, если бы ломби не списали со счетов, как бесполезный материал.

Мы не посылали сюда своих специалистов более тысячи Р-лет. Продолжительность жизни ломби по-прежнему составляла примерно двести Р-лет. Это означало, что тех, кто помнил о визитах «пришельцев с небес», уже не было в живых.

Я хотела осмотреть Планету 25 с обеих сторон (с той, что освещалась солнцем, и с той, где царила ночь), облетев ее на максимальной скорости, чтобы нас не заметили ее обитатели. Мы летели так быстро, что в ночном небе нас можно было принять за метеорит. С солнечной стороны мы были невидимы вовсе. Затем, выбрав густонаселенную зону, мы парили на виду у всех в течение нескольких часов, пока внизу не собралась толпа.

Как и было задумано, я постаралась обставить свой выход из корабля как можно торжественнее. К сожалению, у меня не было с собой нарядной одежды, поскольку поездка носила рабочий характер, но я смастерила себе длинный плащ из белого изоляционного материала и взъерошила свои светлые волосы. Хотя у меня не слишком густые волосы, не могу сказать, что я завидую обладателям более пышной шевелюры. К тому же светлые волосы встречаются значительно реже темных, и поэтому блондины нередко вызывают благоговейный трепет. Я величественно спустилась на землю и увидела, что бедные твари упали передо мной ниц. Должна признаться, это тронуло меня до глубины души, хотя я привыкла к тому, что вызываю у дикарей подобную реакцию.

Я подготовила невразумительные ответы на возможные вопросы, но мне было достаточно сказать, что я «спустилась с небес» и что я их друг, — благоговейный трепет мешает задавать умные вопросы.

Они помнили — или знали из легенд и песен — про «сияющих» и про страх, который им пришлось испытать на других планетах. Я торжественно поклялась, что не собираюсь забирать их с собой.

Но почему они так боялись, что я увезу их в другое место? Ответ на этот вопрос был смешным… и в то же время грустным… Он объяснял больше, чем история ломби… За время долгой работы в Колониальной Службе я неоднократно сталкивалась с подобными ситуациями…

Но сначала несколько общих замечаний об их привычках и нравах.

Нельзя сказать, что ломби сильно продвинулись в развитии и обогнали своих предков на Планете 24.

Запреты прикрывать свое тело и есть приготовленную на огне пищу не исчезли, но претерпели изменения. Теперь во время церемоний им предписывалось быть обнаженными и есть сырое мясо, коренья и плоды. Как и прежде, ломби жили в простых хижинах или пещерах. Они охотились, носили шкуры и использовали огонь. Основной ячейкой общества была семья, а не племя, и это сдерживало их развитие. Путешествуя по этой планете, где растений и животных было достаточно, хотя и меньше, чем на Роанде, я сравнивала ломби с дикарями, которых обучал Клорати, и их различия были столь разительными, что я задумалась — не вызвано ли превосходство аборигенов Роанды какими-то внутренними достоинствами, которые сириане не умели использовать? Может быть, обнаружить такие достоинства было под силу лишь людям уровня Клорати? Судя по всему, ломби попросту не обладали потенциалом для развития или нам казалось, что такого потенциала нет.