– Подожди, не так быстро, – прервала ее Таня. – Нужно читать медленнее и громче.

– Ладно. Сейчас, где я?.. «И если бы какой человек родил сто детей и прожил многие годы, и еще умножились дни жизни его, но душа его не наслаждалась бы добром, и не было бы ему и погребения, то я сказал бы: выкидыш счастливее его…»

Ее прервал взрыв – негромкий, но мощный хлопок за спиной. Таня вскрикнула, а Мириам просто обернулась.

Один из рейдерских каров горел, возле него стояла Би. Почувствовав их взгляд, она обернулась и помахала рукой.

– Пора, – сказала Мириам и захлопнула книгу. – А то мы так до вечера не успеем в Атланту.

– А зачем она?..

– Не знаю, наверное, чтобы никто больше не смог ездить на этой машине.

– А вы едете в Атланту?

– Да. – Мириам отдала Тане Библию и протянула ей ладонь, а та в свою очередь взяла за руку старшего мальчика. – Пойдемте в машину.

– А мы ехали в Хокс. Отец Кларк сказал, что в Атланту никого не пускают.

– Би считает, что нас пустят.

– А она солдат?

– Я не знаю.

– А почему не знаешь? Ты разве не ее друг?

– Залезайте в машину. – Мириам подсадила мальчика постарше, помогая ему залезть на сиденье рядом с водительским, а Таня подняла маленького Тони. – Поместитесь?

– Да, – ответила Таня. – Мне кажется, что она солдат.

– Наверное. – Мириам обошла грузовик спереди и взобралась на место водителя.

Рядом с ней сидела Таня с Тони на коленях, Рок высунулся из окна и положил голову на локоть.

– Я слышала раньше, как отец Кларк читал то же самое. – За шумом прогревающегося двигателя Мириам еле услышала слова Тани. – Я думаю, ты правильно прочитала. Только вот я не смогла понять…

– Что? – так же тихо спросила Мириам, наблюдая, как кар Би разворачивается и выезжает на хайвей. – Давай я тебе объясню. Хотя, если честно, я тоже не очень поняла, что это все значило.

– Правда? Ну, может быть, ты знаешь. А то я спрашивала отца Кларка, а он злился. – Таня мотнула головой, стряхивая слезы.

– О чем?

– Что такое выкидыш?

– Это ребенок, который умер, не успев родиться. Я не знаю, почему злился ваш отец, но такое бывает.

– Не успев родиться?

– Он как бы рождается, но мертвым.

– Ага. – Таня задумалась.

Машина тронулась с места, и Мириам была счастлива, что больше ничего объяснять не нужно.

Дорога на Атланту оказалась значительно лучше, чем те, по которым они ехали до сих пор. Песок на старом бетоне был утрамбован множеством машин, трещины почти не попадались. Дети молчали. Рок вообще не произнес ни слова с момента его появления из грузовика, а Тони, по словам Тани, вообще не говорил.

– Не то чтобы он не умеет, просто, видимо, не хочет. Рок тоже неразговорчивый, но это потому, что тебя стесняется.

– Я вижу.

Мириам максимально затемнила ветровое стекло, но в кабине все равно было невыносимо жарко, несмотря на открытые окна. Если бы не дети в кабине, она давно бы сняла майку. Для нее было загадкой, как переносит жару Таня в своей курточке из легкого, но плотного полотна и таких же брюках и не жалуется. Всю дорогу девочка только одергивала Рока, когда он слишком сильно высовывался в окно, иногда говорила что-то Тони на ухо и совершенно бесшумно плакала, роняя редкие слезы ему за воротник.

До этого Мириам видела множество детей, от совсем маленьких, завернутых в тряпки и спящих на руках у родителей, до почти взрослых, вроде Тани, бегавших с криками по ее постоялому двору и постоянно норовящих что-нибудь стянуть, уронить или съесть. Ей приходилось заботиться о них, иногда кормить, искать, прикрикивать и отводить к родителям. У нее были даже игрушки, которые она хранила для таких случаев: мягкая кукла с глазами из пуговиц, кубики с буквами и еще много всяких мелочей, коробка с которыми осталась далеко позади, среди развалин постоялого двора.

Но эти трое были другими. Наверное потому, рассудила Мириам, что, как и она, они росли сиротами, среди чужих, пусть и добрых, людей.

Теперь у них тоже не было ничего, и незнакомая, дочерна загорелая девчонка везла их на своем старом грузовике в неизвестность. Подумав об этом, Мириам вдруг четко увидела себя глазами Тани, сквозь ее слезы. Худые загорелые руки, лежащие на штурвале, узкое лицо, большие черные глаза и давно не мытые волосы, завязанные в высокий хвостик. Видение было таким ясным, что она чуть не выпустила штурвал. Грузовик ощутимо тряхнуло, и Таня действительно посмотрела на нее.

Тогда Мириам перестала молчать.

Она с трудом подбирала слова, говорила о том, о чем ей некому было рассказать с тех пор, как вторая семья покинула ее. Девушка излагала все несвязно, смешивала времена и впечатления из разных воспоминаний, но дети слушали. Она поведала им о том, какими красивыми были рассветы и виноградные сады в Олайхоме, городе ее детства, о дорогах, которые ей приходилось видеть, о том, чем различаются бетон и древний асфальт и на что похожи старые города, в которых давным-давно боятся селиться люди. Мириам вспоминала свой постоялый двор, то, как разрисовывала дома для гостей красками из баллончиков, оставленными как-то ей в уплату. Какой холодной бывает вода из колодца по утрам. Как однажды ей подарили маленькое радио, которое она слушала целых две недели, пока оно не сломалось. Из крепости Даллас до нее доносилась музыка и какие-то новости, которых девчонка не понимала, но готова была наслаждаться ими из-за красоты голосов, их произносивших. Она вспоминала мотивы древних песен, которые играли на ярмарке в Хоксе. Ничего прекраснее Мириам не слышала никогда, несмотря на то что часть слов в них была непонятна, а те, что оставались, не всегда складывались вместе. Она рассказывала, как здорово загорать весной, лежа на жестяной крыше ранним утром, пока воздух не успел нагреться, и как расцветает пустыня ближе к зиме, когда каждый порыв ветра несет легкий пух и тысячи семян, а среди дюн островками распускаются маленькие желтые цветы, чтобы через считанные дни опасть и быть унесенными ветром.

Они приближались к Атланте, и местность вокруг менялась. Вдоль дороги тянулись возделанные поля, виднелись каналы и фермы. Мириам начала рассказывать о них. Она жила на такой ферме несколько месяцев, там выращивали пшеницу, овес и чеснок, проводили каналы и перегоняли коров с места на место ранней весной.

– Их покинули. – Голос Би раздался из переговорника неожиданно, и Мириам вдруг поняла, что та тоже слушала ее все это время и не перебивала.

– Фермы?

– Да. Я не вижу ни одного дымка, никого живого. Все фермеры, обитающие вокруг Атланты, оставили эти места и бежали.

– Значит, они спаслись?

– Наверняка. Ехать осталось недолго, впереди кордон.

– Кордон?..

– Да, сторожевой пост. Отсюда уже видно Атланту, смотрите.

Они как раз спускались с пологого холма, и Мириам не сразу поняла, о чем говорит Би. Потом до нее дошло, что нечто огромное, светлое и призрачное, закрывающее треть горизонта, – это и есть Атланта. Она вглядывалась в нее до рези в глазах, но с такого расстояния мало что удавалось рассмотреть. Большие здания прятались в дымке, стена казалась мутной полосой, а высоко в небе мерцала струна орбитального лифта, видимая даже при свете дня.

– Притормозим, не нужно заставлять их нервничать, – сказала Би, и Мириам послушно снизила скорость, продолжая рассматривать город на горизонте, пока восклицание Рока не оторвало ее от этого занятия.

Би остановила свой кар посреди дороги. Мириам не понимала, почему так вышло, пока то, что она приняла за каменные глыбы на обочинах хайвея, не пришло в движение и не направилось ей навстречу. Би вылезла из машины и медленно пошла вперед. Мириам затормозила в десяти шагах за ее каром и тоже вышла из кабины, жестом велев Тане сидеть на месте.

Би стояла, подняв руки, перед двумя очень большими карами песочного цвета. Пластины брони, похожей на самый настоящий камень, прикрывали их колеса, а из щелей между ними смотрели страшные многоствольные орудия. Мириам не сразу разглядела, что за ними есть еще машины непонятных очертаний, словно спящие и не принявшие еще свою боевую форму, как эти две.